В некотором смысле со временем их странность стала чем-то обычным, и ее переставали замечать, как, например, неудобный дверной проем, или коридоры, пропорции которых казались неправильными – слишком широкие с учетом их высоты. Даже стены выглядели необычно, их построили из того же черного материала, что и шпили, они вызывали желание к ним прикоснуться, складывалось впечатление, что они блестели от влаги, но когда ты проводил по ним рукой, стена оказывалась сухой и жесткой, точно пропеченная скала. И там всегда был свет, шедший от неизвестного источника. Кирвен слышала, как люди говорили, что стены вырастили, а не построили, и была готова в это поверить.
И еще: если забыть о цвете, материал чем-то походил на дерево, контуры и выступы многие принимали за украшения, но они вполне могли быть мощными венами, которые доставляли сок от далекой земли.
Ей это не нравилось.
И еще здесь ничего не стоило умереть: коридоры были обманчивыми, ты мог свернуть не туда – и оказаться перед открытым пространством. Миг невнимательности – и ты летишь вниз.
Конечно, они заблокировали эти пустоты, но даже после того, как здесь прожило несколько поколений, удалось отыскать далеко не все, и для Кирвен здесь таилось нечто злое. Как если бы они мечтали привести ее к гибели.
Тем не менее в верхней части центрального шпиля царила тишина, во всяком случае, когда там не причаливали небесные плоты. Кирвен решительно шагала наверх, следуя за маленькими синими фигурками Тарл-ан-Гига, которые указывали путь.
Сердце стучало у нее в груди, когда она подходила к знакомой двери в самом верху центрального шпиля. Перед ней сидел трион Фалнист, один из трех полов Круа. Ифтал поместила трионов между мужчиной и женщиной для понимания. Именно так монахи из юности Кирвен их описывали. Странно, что эти воспоминания возвращались к ней, когда она нервничала. Фалнист встал, сейчас он больше не носил белые одежды, которые, строго говоря, предназначались только для монахов.
Высокий и худой, его голова была чисто выбрита. Лицо выкрашено в белый цвет, поверх легли синие цвета семьи. Кроме того, над одним глазом, вдоль брови, Фалнист носил синюю линию триона, довольно смешную, если не знать, насколько безжалостным он бывал. Кирвен не представляла, как Фалнист мог оказывать успокаивающее воздействие на кого бы то ни было, но посчитала это полезным уроком. Не следовало судить людей по тому, чем они должны быть. Суди их по тому, что они есть.
– Высокая Леорик, – сказал Фалнист и едва заметно кивнул.
– Как вы сегодня? – спросила она.
– Как всегда, Высокая Леорик. – Скрывалась ли насмешка в том, как он произнес ее титул? Может быть. Она решила не обращать на нее внимания. – Могу я кое-что предложить, Высокая Леорик, ведь прошло уже больше года. Может быть, пришло время для более жестких мер? – Кирвен задержалась, положив ладонь на ручку двери.
– Вы говорите о моем ребенке, Фалнист?
– Ребенке с высоким предназначением, как вам хорошо известно, Высокая Леорик, – сказал трион. – Скиа-Рэи, даровавшие нам наши места в мире, не станут ждать бесконечно. Капюшон-Рэи хотят увидеть результат. – Трион помолчал, его странная бровь слегка переместилась. – Я позволил себе начать подготовку…
Она взглядом заставила его смолкнуть, отпустила ручку и повернулась к триону.
– Здесь правлю я, Фалнист, а не вы. Харн мой, и вам не следует делать «подготовку», – прошипела она, – не проконсультировавшись сначала со мной. В особенности когда речь идет о моем ребенке.
Фалнист не попытался отступить назад. От него пахло каким-то цитрусовым, лесным ароматом.
– Вам не следует забывать, Кирвен Бан-Ран, – сказал трион, и его голос прозвучал небрежно, фальшиво доброжелательно, – что я также напрямую отвечаю перед Скиа-Рэями из Тилта, которые говорят от лица Тарл-ан-Гига и Капюшон-Рэев. Они ждут результатов.
– И они поставили меня выше вас, – сказала она, – так что кто является живым воплощением бога в этом месте? – Фалнист встретил ее взгляд. – Будьте осторожны, трион, – продолжала она, – эти коридоры являются лабиринтом, их не интересует власть, каждый может упасть. – Фалнист улыбнулся и поклонился.
– Как это верно, Высокая Леорик. – И хотя в его словах содержалось не меньше угрозы, чем в ее, она пропустила их мимо ушей.
Обычно она старалась избегать конфликтов с Фалнистом. Он был из тех, кого она не могла просто убить, – Фалниста будут искать. Но хуже всего было то, что трион во многом был прав. Время заканчивалось, и она повторяла то, что ей предстояло сказать, уверенная в том, что ей наконец удалось найти нужные слова.
Она распахнула дверь и вошла.
Маленькая комната с минимальными удобствами.
Внутри пахло животными. В одном углу стояла клетка с открытым верхом, там находились две хисти. Внутри у Кирвен все перевернулось, когда она увидела, что они еще живы. Из окна на дальней стене открывался вид на красивый округ Харн, мимо зелени самого северного шпиля. На Суровый сезон указывал туман, дрейфовавший над землями, оставляя легкую дымку над лугами и скрывая темные мрачные линии леса далеко на севере. Она увидела лес, и настроение у нее ухудшилось. Будь ее воля, она бы его сожгла. Но ей придется удовлетвориться уничтожением его богов.
На вздувшихся стенах комнаты висело несколько старых гобеленов, на которых изображалось превращение Ифтал в огненную звезду над огромным деревом в утраченном городе Анджиин. Именно в этот момент боги принесли в жертву свою связь с миром, чтобы отсечь Осере.
Ифтал освободила народ от рабства, но сейчас рай Звездной Тропы можно найти только в смерти, где тебя ожидало руководство богов, а теперь – бога.
Ифтал спасла народ, но сделала землю жесткой, потому что боги больше не могли за ней ухаживать. Они лишь передавали силу избранным, Капюшон-Рэям и Рэям, и ждали дня, когда Ифтал возродится, и тогда Звездная Тропа снова откроется для живых.
Гобелены были старыми и потертыми и показывали не то, как Тарл-ан-Гиг поднялся над Ифтал, – на них изображались сотни безымянных богов, спускавшихся с деревьев и выходивших из леса, принимая бесчисленные формы. На стенах висели предметы из прошлого, но в комнате находилось и будущее.
Ее будущее, что ставило ее над Рэями и Фалнистом, сейчас лежало на кровати, повернувшись к ней спиной, сделав вид, что ее не существует. Что ее здесь не было.
– Венн, – позвала она.
Никакого ответа.
– Венн.
Никакого ответа.
– Венн, я не уйду. Мы должны поговорить.
И по-прежнему никакого ответа. Она закрыла за собой дверь, шагнула вперед и оказалась между кроватью и клеткой с хисти. Животные были коричневыми, с густым мехом и большими зелеными глазами. Они с любопытством смотрели на Кирвен.
– Это не может продолжаться, Венн.
– Тогда отпусти меня.
Хотя бы небольшое улучшение по сравнению с двумя предыдущими визитами.
– Я не могу, ты слишком важен. И ты это знаешь.
– Тогда нам не о чем разговаривать. Во всяком случае, до тех пор, пока я здесь в плену.
Фигура на кровати еще плотнее завернулась в одеяла, и на миг Кирвен наполнило отчаяние.
Затем она сделала глубокий вдох и села на кровать. Хисти продолжали смотреть на нее из клетки.
– Помнишь, Венн, – тихо проговорила она, положив руку на спину триона, и ей захотелось умереть, когда она почувствовала, как он вздрогнул, – праздники. – Никакого ответа. – Как ты смотрел на Рэев, которые жонглировали огнем или делали снег, а ты смеялся и жалел, что так не умеешь?
Трион пошевелился, совсем немного, но Кирвен почувствовала.
Она хотела, чтобы он заговорил. У нее на глазах в этой комнате прошли четыре сезона, ее встречали молчанием, потом возникали споры, и снова молчание.
Упрямый и абсолютный отказ поверить, что Кирвен сделала то, что сделала, для них обоих. Неспособность понять, что в Круа необходимо приносить жертвы.
– Попробуй понять, что я увидела возможность для тебя и воспользовалась ею?
Тело под ее рукой переместилось. Трион повернулся, сел и посмотрел на нее. Он выглядел больным, слишком худым. Кожа была землистого цвета из-за того, что они долго оставались без света.
На лице слишком сильно выделялись скулы.
– Они всего лишь хисти, Венн, – сказала она. – Ты с удовольствием их ешь, я прошу тебя использовать то, что у них внутри, и…
– Ты знала? – сказал он. Слова столь же мертвые слетели с его губ, как и после того, как они повисли в воздухе. – Ты знала, когда собрала нас и у меня впервые появились друзья. Когда я встретился с такими, как я сам. Ты знала, что произойдет?
Кирвен смотрела на него. Толстая синяя линия над глубоко посаженными карими глазами, потемневшими от недостатка сна или слез или того и другого.
– Ты не ответила.
– С тех пор прошло очень много времени, Венн, – сказала она. – Мы должны принимать мир таким, какой он сейчас, и двигаться дальше. – Она протянула к нему руку, но он отодвинулся подальше на кровати, чтобы Кирвен не могла достать. – Это больше, чем ты. И я.
Кирвен чувствовала, как растет ее разочарование и она теряет спокойствие, ведь она так напряженно работала, чтобы привести его с собой в эту комнату.
– Ты знала? – снова спросил он.
– Я знаю, что в Круа нет ничего безопасного, Венн. – Она попыталась придвинуться ближе. – Я знала, что это лучший шанс для тебя, для нас.
– Ты знала, что я мог умереть.
Кирвен почувствовала, что на нее нисходит спокойствие – то самое ощущение, когда она принимает решение. Когда у нее появляется возможность завладеть силой.
– Я считала, что стоило рискнуть.
Ее ребенок смотрел на нее, его дыхание стало прерывистым, на лице появилось выражение полнейшего недоумения.
– Тебе рассказать, на что это было похоже?
– Венн, я знаю, ты пережил неприятные моменты, ты не должен…
– Неприятные? – Слово превратилось в крик, он оказался рядом с Кирвен, прямо у ее лица. Зубы оскалены, слова шипят. – Позволь мне рассказать об этом, мать, – сказал он. – Я поведаю тебе все.