Она кивнула ему. Галдерин поднял руки, и между его ладонями вспыхнуло пламя. Толпа одобрительно взвыла. Приговоренный вор попытался отодвинуться, но не смог; его крепко привязали к камню. Рэй позволил огню вспыхнуть и погаснуть. Посмотрел на свои руки, словно испытал разочарование.
Кто-то из толпы закричал:
– Накорми своего капюшона!
Зрители подхватили его клич и начали скандировать, Галдерин ждал подходящего момента. Вор визжал, но Кирвен сомневалась, что его кто-нибудь слышал, – это не имело значения. Галдерин положил руки ему на плечи, и мгновение ничего не происходило.
Затем поднялся дым, глаза вора широко раскрылись, Галдерин вздохнул. Вор упал.
Ей нравилось в Галдерине его эффективность: он делал только то, что требовалось. Именно по этой причине она отдала ему вора. Многие люди в толпе находились всего в нескольких шагах от воровства. Им не следовало видеть страдания, которые их ожидали, если они окажутся на тафф-камне.
Однако убийцы – совсем другая история.
Вот почему она выбрала для убийцы Ванху.
Все Рэи любили жестокость, но Ванху ею наслаждался. Он был более коренастым, чем Галдерин, не такой красивый, белый грим наложен небрежно, краска клана смазана. Кирвен оставила дымящееся тело вора и подошла к женщине.
– Сколько? – крикнула она в толпу. – Сколько утрачено сыновей, дочерей и трионов, скольких убила эта женщина, обуреваемая жадностью? – Из толпы донеслись радостные крики. – Вор – мы все можем понять вора, однако их также следует наказывать.
Она бросила драматический взгляд на тело у себя за спиной, после чего повернулась к женщине. Та не выглядела напуганной, быть может, смирилась со смертью. Ну, Кирвен сомневалась, что женщина понимала, что ее ждало.
– Но убийцы, – закричала Кирвен, – должны страдать перед тем, как до них доберется Осере!
Толпа оглушительно взревела, и она насладилась их эмоциями.
И кивнула Ванху.
Он не стал устраивать фокусов, не жонглировал огнем. Ванху положил руки на обнаженные плечи женщины, с его лица не сходила улыбка. Женщина закрыла глаза, словно была готова и обрела мир в момент своей смерти.
Кирвен наблюдала.
Кирвен ждала.
Глаза женщины открылись. Она попыталась закричать, но кляп не позволил. Попыталась разорвать веревки. От кончиков ее пальцев пошел дым. Лицо Рэя Ванху ничего не выражало, когда он начал ее жечь. Кирвен уже видела такое раньше – тление, медленное горение. Оно начиналось в пальцах рук и ног, потом охватывало тело.
Она знала, что это впечатляющая демонстрация контроля, в том числе и для других Рэев, а не только толпы. Самые умелые могли начать процесс и уйти, оставив жертву гореть в течение нескольких дней. Женщину ожидала медленная смерть, но не настолько, чтобы толпа потеряла терпение.
Кирвен не испытывала желания оставаться и смотреть, ей предстояло еще многое сделать. Она кивнула Рэям, повернулась и поклонилась толпе. Потом выпрямилась, подняла вверх кулак и крикнула:
– Справедливость!
И ушла, пожалев на мгновение, что не она сожгла женщину. Возможно, она почувствовала бы себя лучше.
И ее гнев стал бы не таким сильным.
Но она не могла. Хотя у нее были возможности причинять боль и наказывать. С этой мыслью она вернулась в центральный шпиль и начала спускаться вниз, в темноту под шпилем.
Кирвен медленно шла по узким коридорам, освещенным тем же невидимым светом, что и остальная часть башни, пока не подошла к комнате, в которую могла входить только она. Два солдата охраняли дверь, они хранили верность только ей, выполняли только ее приказы. Этих стражей прислали Капюшон-Рэи из далекого Тилта. Двое воинов, лица скрыты за забралами, глаза блестят в щелях полированного дерева. Увидев ее, они расступились.
Они молчали – как и всегда.
Кирвен открыла дверь и вошла в комнату. Внутри находились клетки с пленниками и дверь в другую часть подземелья, перед которой стояли два стража, державших длинные копья.
Всего в комнате находилось семь клеток, но только по две с каждой стороны двери были заняты. За клетками стояли коконы глушаков.
Клетку напротив Кирвен занимал лишь небольшой тафф-камень, близнец тех, перед которыми стояли Рэи на площади.
Нет, не близнец, это не соответствовало истине. Он был другим, каким-то диковинным, но Кирвен не могла понять, чем он отличался от остальных. Иногда она думала, что он испускал свет, не являвшийся светом. Если она смотрела на него слишком долго, у нее начинала болеть голова, а внутри все сжималось. Даже появился он весьма необычно – его привезли из Тилта под покровом темноты, на плоту короноголовых, а не на небесном, на котором доставляли бóльшую часть товаров. Камень и ячейки охраняли десять солдат. Первым делом, когда его установили и построили клетки, они убили плотогона.
Кирвен не поняла, во всяком случае тогда.
Осознание пришло позднее. Когда прибыли списки старых монастырей вместе с мужчинами и женщинами, которые появлялись и исчезали под покровом темноты, оставляя услышанные в одиноких деревнях имена, слухи о брошенных местах.
Слева и справа от ячейки с камнем сидели два фальшивых Капюшон-Рэя. Мужчина и женщина.
– Дай мне копье, – сказала Кирвен ближайшему стражу.
Он передал ей оружие без недовольства и вопросов. Оно оказалось длиннее, чем обычные боевые копья, с изящно изогнутым и тщательно обработанным лезвием. Достаточно длинным, чтобы достать до задней части клетки. Сначала она подошла к женщине и оглядела ее с головы до ног. Ее внешность показалась ей обычной; впрочем, так чаще всего и бывало.
– Ты знаешь, кто я? – Женщина покачала головой. – Я Кирвен Бан-Ран, Высокая Леорик Харна. – Женщина упала на колени и принялась просить прощения, умолять о снисхождении. Кирвен не хотела ее слушать. – Молчать! – хрипло рявкнула она. – Тебе известно, почему ты здесь? – Женщина покачала головой, и Кирвен посмотрела на нее, пытаясь понять, лжет ли она, после чего продолжала более спокойно: – Ты здесь, потому что нам сказали, будто тебя вырастили монахи фальшивого бога в ложном представлении, что ты сможешь стать Капюшон-Рэем.
На лице женщины появилось удивление. То ли это действительно стало для нее полнейшей неожиданностью, то ли из-за того, что ее тайну открыли, Кирвен не знала. Но дала себе слово обязательно это выяснить. Кирвен продолжала говорить – она знала, если позволить им открыть рот, они не остановятся и будут лепетать, пытаясь рассказать о своих скучных жизнях, с мольбами о прощении, в надежде на жалость.
– Чтобы себя спасти, тебе достаточно доказать, что слухи не соответствуют действительности, – продолжала Кирвен, – дать клятву верности Капюшон-Рэям на тафф-камне. – Она показала на камень в соседней клетке.
– И все? – спросила женщина.
Кирвен кивнула.
– Ты это сделаешь?
– Да, – ответила женщина. Ни малейших колебаний или страха. – Понимаете, я сражалась за синих, я и сейчас верна Капюшон-Рэям.
– Хорошо. – Кирвен нажала на рычаг, который открывал дверь между клетками. – Положи руку на камень и скажи: «Я клянусь в верности Капюшон-Рэям Тарл-ан-Гига».
Женщина заморгала, поднялась с колен и вышла из клетки.
Посмотрела на камень. Потом снова на Кирвен.
– Твоя рука.
Женщина кивнула Высокой Леорик и положила руку на ка-мень.
– Я клянусь в верности Капюшон-Рэям Тарл-ан-Гига, – сказала она. Воздух застыл, но Кирвен не знала, действительно ли так произошло или таковы были ее ожидания. – Это все? – после паузы спросила женщина.
– Да. – Высокая Леорик улыбнулась ей. – А теперь, будь добра, вернись в клетку.
Женщина сделала, как ей сказали, и Кирвен нажала на рычаг, закрывавший дверь, после чего подошла к другой клетке.
Мужчина встал.
– Вы хотите, чтобы я сделал то же самое? – Кирвен кивнула, оглядывая мужчину. В нем присутствовала уверенность, которой не обладала женщина. – Тогда откройте дверь, – сказал он, и это прозвучало почти как приказ, – и я дам клятву. – Она нажала на рычаг. – Такими же словами? – спросил он.
– Да, – ответила Кирвен, он кивнул ей и улыбнулся, вышел из клетки и остановился перед камнем. – Положи руку на камень. – Он снова кивнул и протянул руку, продолжая на нее смотреть, и его взгляд ни разу не дрогнул.
– Я клянусь в верности Капюшон-Рэям… – Он замолчал.
Уверенность исчезла.
Его глаза широко раскрылись.
Он издал звук, настолько полный чистой боли, что Кирвен поморщилась. Мужчина закинул назад голову, открывая шею, и начал задыхаться – мышцы шеи не давали ему сделать вдох. Его тело стало вибрировать, послышались не слова, а звуки агонии, вылетавшие из его пережатой гортани. На миг ей показалось, что камень засиял ярче, бледно-синим светом. Мужчина рухнул на пол. Она хотела, чтобы он оказался подальше от нее; Кирвен знала: когда он откроет глаза, они станут белыми и странными – и в них будет неприятно смотреть. Она повернулась к солдатам:
– Пусть он присоединится к хеттонам. – Один из солдат кивнул. – Я надеялась, что он последует другим путем. На юге нужны глушаки.
Солдат ничего не ответил, у него не нашлось слов.
Как и всегда.
– Что с ним случилось? – спросила женщина.
Она смотрела на мужчину, отодвинувшись от него максимально далеко в своей маленькой клетке. Кирвен подошла к ней с копьем в руке.
– Он оказался фальшивым Капюшон-Рэем, в отличие от тебя.
– Не знала, что бывают фальшивые Капюшон-Рэи, – сказала женщина.
– Большинство – нет, но это опасная тайна, которую лучше не знать.
Она выпустила весь свой гнев, который в ней тлел с того момента, как она увидела своего ребенка, и ударила копьем между прутьями решетки. Она знала, что это следовало сделать. Надеялась, что сделает, думала, что это поможет успокоить бурю, с которой она сама не справлялась. Женщина выглядела удивленной, когда копье вошло в ее тело.
Но Кирвен не стало легче.
А она так этого хотела.
9
Для Кахана Круа был страной тропинок, пересекавших лес и равнину. Существа, которые ходили, а не парили или летали, протаптывали обходные пути, по которым добывали себе пропитание, – паутину дорожек и связей, картин и запахов. Жители Круа находили и использовали эти тропы, а те, что вели в нужных им направлениях, расширяли и уплотняли под падавшим сверху светом. Ну, а те, что становились ненужными, быстро возвращались обратно в землю. На равнинах и полях Круа эти дороги существовали многие поколения.