– Если нас попытаются ограбить, я хочу иметь в руках оружие, чтобы им помешать…
– Леорик говорила, что у них есть луки, – сказал Кахан, – ты не успеешь поднять копье, как тебя прикончат, если это правда.
– Трусы, – прорычал он. – Трусы с оружием.
– Тем не менее они тебя убьют. – Кахан пошел вперед, предоставив торговцам тащить плот; сам он прислушивался к лесу, который на языке, известном лишь немногим, рассказывал о людях, спрятавшихся в его мягких зеленых складках.
Форестолы напали, когда свет начал тускнеть, а торговцы собирались разбить лагерь. Ловушка не была особо впечатляющей, на них не обрушился град стрел, они не услышали боевых криков, предложений сдаться или умереть. Перед ними на тропе возникла фигура. Одежда из шерсти зеленого и коричневого цвета, чтобы лучше прятаться на фоне деревьев, растительности, тонких веток и листьев папоротника, лицо скрывал капюшон. В одной руке форестол сжимал лук, почти такой же высокий, как он сам.
– Добрый вечер, торговцы Харна, – заявил форестол. – Пусть Лесные Аристократы не смотрят в вашу сторону.
Плот остановился. Торговцы застыли на месте. Стражи начали поднимать копья, но Кахан встал между ними и мягко опустил копья вниз.
– И пусть Ифтал благословит тебя, незнакомец, – сказал Кахан, шагнул вперед и остановился, опираясь на посох. – Вы пришли из Большого Харна?
– Я просто отсюда, – ответил он.
– А у вас есть имя?
Форестол рассмеялся.
Кахан приблизился еще на шаг.
– Не слишком разумно называть свое имя незнакомцам, которых ты встречаешь в лесу, – сказал форестол. Теперь, когда незнакомец находился ближе, Кахан понял, что перед ним женщина. – Достаточно близко, друг, – сказала она и вытащила стрелу из висевшего на бедре колчана. Однако не стала накладывать ее на тетиву, а продолжала сжимать ее в свободной руке. – Должно быть, вы не видели прежде ничего подобного.
Она подняла лук. Кахан ничего не ответил, не желая давать врагу информацию сверх той, которая у него уже была. Этому его научили в монастыре Зорира.
– Это лесной лук. Стрела пройдет сквозь тебя и большого мужчину за тобой и полетит дальше, словно вас и не существовало. – Кахан повернулся. Онт стоял за ним между стражами. Гарт и Сенгуи застыли по другую сторону плота. За их спинами мелькнуло что-то серое и исчезло в лесу. – И стрела поразит следующего человека, если бы он находился за ним, – добавила форестол.
– Впечатляет, – сказал Кахан.
Она кивнула, склонив голову набок. Затем наложила стрелу на тетиву и слегка ее натянула.
– Конечно, кровопролитие и насилие всегда неприятны, – сказала она. – И никто не знает, кого привлекут трупы, даже в Вудэдже. – Она улыбнулась под капюшоном. – Так что для нас всех будет лучше, если вы отдадите мне свои товары, а сами вернетесь обратно.
– Нас пятеро! – прокричал Онт. – А ты одна.
И вновь она склонила голову набок.
– Да, это выглядит не совсем честно, – сказала она и негромко свистнула.
Из кустов вокруг них появились другие форестолы с луками наготове. Кахан насчитал восемь разбойников. Он увидел потрясение на лице Онта, – возможно, мясник подумал, что они выскочили из кустов при помощи волшебства.
– Теперь, – продолжала женщина, и он услышал улыбку в ее голосе, – все стало немного честнее. Я предлагаю вам отдать упряжь, при помощи которой вы тащите плот, и передать ее нам.
Кахану хотелось выругать Онта за вмешательство. Женщина начала с разговоров, а теперь намеревалась их ограбить.
– Подожди, – сказал Кахан, делая шаг вперед.
И сразу остановился, когда она навела на него лук. Он поднял обе руки.
Он держал посох небрежно, чтобы она не приняла его за оружие.
– Насколько хорошо ты владеешь луком? – спросил Кахан.
Наступило молчание, которое прерывалось только щебетом существ на деревьях; они были такими крошечными, что глаз не мог за ними уследить, а те, что побольше, двигались слишком быстро, и Кахан успевал их заметить лишь мельком.
– Я лучше большинства, – сказала она.
– Хочешь спор?
Крик, вой, шум крыльев.
– Я стреляла по такому количеству целей, что подобные состязания мне наскучили, незнакомец. Теперь я стреляю только по живым мишеням.
– Как ты думаешь, ты сможешь в меня попасть? – спросил он.
Шум крыльев. Щебет. Вой. Смех. Смеялась женщина, сбросившая капюшон.
Кахан увидел вьющиеся волосы, темные, почти черные.
– С закрытыми глазами.
– Я готов поспорить, что ты не сможешь, – сказал он ей. – Я поставлю свою жизнь и все наши товары. – Онт начал протестовать, но остальные заставили его замолчать. – Если ты меня убьешь, мы не станем вам мешать все забрать. Если нет, мы отдадим вам десять процентов наших товаров, а вы позволите нам свободно пройти в Большой Харн и вернуться обратно в Харн.
Она внимательно смотрела на него, вероятно пыталась понять, не страдает ли он от помрачнения рассудка.
– А те, кто с тобой, согласятся? На твою смерть?
Кахан кивнул.
– Ты слышала большого мужчину: «Нас пятеро», – сказал он, – но нетрудно заметить, что нас шестеро. – Он оглянулся на стражей и торговцев. – Они не считают меня своим, у меня на лице нет отметки клана. Меня наняли, чтобы доставить товары в Большой Харн. Если у меня не получится, я в любом случае мертв.
– Тебе следует присоединиться к нам, – ответила она, ее губы изогнулись, и Кахан подумал, что это могла быть настоящая улыбка. – Для нас не имеет значения, кем ты родился, мы ценим только то, кто ты есть.
Он услышал, как кто-то у него за спиной охнул, и на секунду у него появилось искушение принять свободу леса. Но тогда ему пришлось бы довериться форестолам, а он верил им ничуть не больше, чем людям Харна.
– Я никогда ни к кому не присоединялся, – ответил он, – к тому же я дал слово.
Она заморгала, затем кивнула, без малейшей паузы натянула тетиву и выстрелила.
Это был превосходный выстрел.
У Кахана умелые лучники вызывали восхищение. Жители Круа рассказывали легенды о лучниках, коварных, как преступники, и столь же трусливых – ведь они использовали оружие слабых и лишенных чести. Но Кахан знал, что это не так. Лук требовал годы постоянных тренировок. Чтобы стать мастером, нужно было уметь не только прицеливаться, но и развивать силу верхней части тела, чтобы правильно натягивать тетиву.
Женщина потратила на овладение искусством годы.
Она максимально натянула тетиву. Затем на мгновение замерла. Деревянные концы натянутого лука дрожали, когда она прицеливалась, даже на таком небольшом расстоянии. Она не собиралась совершить промах из-за самонадеянности. Затем она спустила тетиву. Так быстро, что глаз не мог уследить за ее движением.
Такую стрелу можно только почувствовать.
Толчок, более сильный, чем любой удар, дерево пронзает плоть, рассекает ее, посылая волны сквозь тело, вызывая разрушения, во много раз превышавшие размеры тонкого, закаленного на огне наконечника.
Все кончено в одно мгновение.
Стрела полетела. Кахан переместил посох. Послышался звук удара дерева о дерево. Стрела с глухим стуком вошла в дерево.
Он не стал проверять, куда угодило древко. Вполне достаточно, что он сумел отразить стрелу. Она посмотрела на него. Ее глаза широко раскрылись от удивления. Затем она прищурились, достала другую стрелу, готовясь сделать новый выстрел.
– Анайя! – раздался крик из подлеска, и лучница опустила лук. – Ты приняла условия спора. Мы держим наше слово.
– Я бы в него попала, – сказала Анайя, которая перестала натягивать тетиву, когда говоривший подошел к ней. Его плащ был смесью зеленого и серого. – Он смошенничал.
– Ставкой была его смерть, а он жив. Ослабь тетиву, сестра. – Новый форестол откинул назад капюшон, показав худощавое лицо и длинные черные волосы. – Мы возьмем сушеного мяса, две шкуры короноголовых, одну вместо летучей пасти. – Он указал на сеть. – Нам они не нужны.
– Но так нечестно по отношению ко мне, – сказал Гарт.
– Решайте между собой, – сказал мужчина, когда форестолы подошли забрать то, что им причиталось, – это не наша забота. – Он оглядел Кахана. С усмешкой посмотрел на посох. – Хороший фокус, никогда не видел ничего подобного. – Он выглядел дружелюбно, но потом его лицо стало серьезным. – Второй раз у тебя не получится. Мы позволим вам свободно пройти до Большого Харна и обратно, но только один раз. – Кахан почувствовал тепло его дыхания, когда мужчина прошептал ему на ухо: – Передай Леорик мои слова. Скажи, что она знает, чего хочет Высокий Сера. И даст это нам, если не желает, чтобы ее деревне пришел конец.
Кахану стало интересно, чего он хочет и стоило ли говорить, что он не собирался возвращаться в Харн, чтобы передать его слова, но подумал, что больше не следовало испытывать удачу.
Когда форестолы ушли и груз распределили так, чтобы снова уравновесить плот, они двинулись дальше.
– Хороший же ты страж, – сказал Онт, потянувший за собой плот, пока Кахан оглядывал лес, пытаясь отыскать следы серых фигур, которые шли за ними.
– Мы сохранили наши жизни, Онт, – сказала Сенгуи, – и бóльшую часть товаров.
– Форестолы тоже уцелели, – сказал Онт, – чтобы доставить нам неприятности в следующий раз. Настоящий страж уничтожил бы угрозу.
Кахан ничего не ответил, полагая, что мясник понял, какую сказал глупость, как только закрыл рот.
В Круа осталось совсем немного живых людей, способных вступить в схватку с форестолами и одержать победу.
Кахан не стал говорить, что являлся одним из этих немногих людей Круа.
В глубине леса
Ты видишь Скиа-Рэй, высокую жрицу Сарадис при всех ее регалиях, в бородатой маске и ослепительно сияющем плаще. Она сидит на троне, и вблизи видны выгравированные на нем сотни пламенеющих, кричащих лиц. И не имеет значения, насколько холодно снаружи, в тронном зале всегда слишком жарко. Огромное количество костров Зорира горят постоянно, и Скиа-Рэй едва прикрывает свою плоть – но тебя учили, что такое возможно лишь внутри своей семьи. Многое из того, что они требуют от тебя, кажется неверным. Но Скиа-Рэи избраны Зориром, поэтому разве может быть неправильным то, что она делает? Тебя все еще смущает она и это место. Она мерцает, ее голос перекрывает другой, шипящий