– Все сделано? – спросил он.
– Да, сделано.
Она прошла мимо.
– Небесный плот отплывет до наступления сумерек, – сказал Галдерин, поворачиваясь, чтобы идти рядом с ней; солдаты побежали вперед, расчищая путь. – Если мы поторопимся, то успеем.
Она не хотела покидать город. Она хотела остаться и дождаться возвращения Венна вместе с Ванху. Однако это покажет Рэям ее слабость. Она знала, что Галдерин уехал бы без малейших колебаний, если бы речь шла о его ребенке. Чтобы править Рэями, она должна быть такой же, как они, только сильнее, жестче, агрессивнее.
– Насколько я поняла, мы готовы к отплытию. – Вонь города казалась ей особенно отвратительной после свежести леса и равнины вокруг него. Она подняла руку, чтобы прикрыть нос. – Будет хорошо оказаться подальше от этого места.
Галдерин посмотрел на нее и улыбнулся.
– Да, у меня часто возникают похожие чувства, – сказал он. – Вы получаете удовольствие от леса? – Он некоторое время смотрел на нее, и она почувствовала неловкость.
Она никак этого не показала, хотя по ее спине пробежал холодок. И она снова испытала тревогу, думая о том, что приготовил для Венна Ванху. Что он будет делать. Интересно, подумала она, знает ли Галдерин, почему она ненавидит деревья.
– Освободи для меня лифт, – потребовала она. – Я не хочу заполучить вшей от этих людей.
Галдерин кивнул и послал солдат вперед.
Потребовались часы, чтобы огонь как следует разгорелся, а сети наполнились летучими пастями. Кирвен стояла с Галдерином на палубе, наблюдая, как плотогоны готовили плот к отплытию. Она чувствовала жар, слушала завывания ветра, потрескивание веревок. И не показывала тревогу или боль. Не думала о Венне.
Они уже прибыли на место? Сделали то, что требовалось? Проснулся ли капюшон у него внутри? Это было глупо, но ей хотелось знать. Она не сомневалась, что должна почувствовать, когда в нем произойдет изменение. Ведь она мать. Узы крови прочнее всех остальных.
Она искоса посмотрела на Галдерина. Его лицо оставалось жестоким даже в покое, на губах постоянно присутствовала улыбка. Иногда она даже сомневалась, люди ли Рэи.
Что она наделала?
Кирвен сделала глубокий вдох.
Сила. Она дала своему ребенку силу. Дает ему силу. Без силы ты никто.
Новые Капюшон-Рэи это доказали, связав все вместе под единым богом. Сила. Могущество. Изменение. Венн будет их частью, станет настоящим лидером. Если он будет продолжать считать, что мир несправедлив, после того как его капюшон проснется, он сможет использовать свою близость к Капюшон-Рэям, могуществу, принесенному великим наклоном. Она снова искоса посмотрела на Галдерина. Он улыбался своим мыслям, пока группа обнаженных рабочих – их наняли владельцы небесного плота, – напрягаясь из последних сил, перетаскивала огромные охапки дерева.
«Если Венн все еще захочет изменений, когда получит капюшон», – думала Кирвен. Мимо прошла рулевая плота, коренастая женщина в разноцветной шерстяной накидке, с позвякивавшими фарфоровыми украшениями, диковинными символами богов ветра. Тарл-ан-Гиг не имел власти над теми, что жили среди облаков.
Пока не имел.
– Шары почти готовы, – сказала женщина, указывая вверх, на огромные овалы из разноцветной материи. – Вы можете отдать приказ об отплытии, если желаете, Высокая Леорик.
– Благодарю, – ответила Кирвен; она знала, что это считалось честью, хотя предпочла бы оставаться в своей каюте, делая вид, что находится на земле. – Что мне следует сказать?
– Просто крикните, – она указала на группу плотогонов, стоявших на краю плота, – «мы отчаливаем, раздувайте мехи».
Кирвен кивнула и улыбнулась женщине.
– Отчаливаем! – закричала она. – Раздувайте мехи.
– Вы слышали! – крикнула рулевая, и ее голос оказался гораздо громче, чем у Кирвен. – Мы отчаливаем, раздувайте мехи.
Приказ прозвучал снова. Большая группа на краю плота подняла якорь, который удерживал их возле шаткой башни Большого Харна. Затем Кирвен услышала щелчок хлыста, посмотрела в сторону звука и увидела людей, прежде таскавших дерево, или каких-то других, она не могла определить, все они были голыми и грязными, – теперь они тянули огромные рукояти. Послышалось гудение воздуха, взревел огонь, пламя рванулось вверх. И Кирвен испугалась, что шары загорятся. Затем последовал толчок, внутри у нее все сжалось, и небесный плот сдвинулся с места. Она наблюдала за происходящим некоторое время, чтобы соблюсти приличия, а потом повернулась к Галдерину:
– Я буду в своей каюте, мои обязанности никто не отменял, пока я путешествую.
Он кивнул.
В каюте она не могла работать. Не могла думать.
В конце концов она улеглась в постель, но спала урывками, ей снились огонь и боль. Когда она проснулась на следующее утро, Кирвен решила, что такие сны – хорошее предзнаменование. Что такое Рэи, как не огонь и боль? Конечно, это говорила ее кровь, связь с ребенком. Венн наконец готов выполнять свои обязанности.
Сон ее немного успокоил. Теперь она могла заняться бумагами из своего сундучка. Она сложила их туда без всякого порядка. Тогда она не сумела сосредоточиться. И не сомневалась, что нужные документы находились на самом дне. Она отодвинула в сторону бумаги с отчетами об урожае и о том, что у фермеров округа Харн из-за синих вен возникли серьезные проблемы. Внизу лежали портреты фальшивых Капюшон-Рэев, которых приказали поймать ее охотникам. На нее смотрело лицо: Кахан Дю-Нахири, убитый Сорхой на ферме.
Он показался ей знакомым.
Она застыла. Ее охватил ужас; Кирвен схватила рисунок, изо всех сил стараясь взять себя в руки.
Этого не могло быть.
Лицо смотрело на нее с листа бумаги.
– Нет, – сказала она тихо.
Кирвен не могла поверить.
Огонь и боль.
Она выбежала из каюты.
– Галдерин! – закричала она. – Галдерин!
17
Звук. Сначала он услышал звук. Трели и зов, рев и гудение лесных жителей. Шипение существа, тяжело двигающегося по листве.
Затем появилось ощущение.
Казалось, все части его тела либо износились, либо стерты. Он испытывал отчаянную жажду и сильный голод.
Суставы скрипят, словно в них полно песка. В голове пульсирует боль, которая приносит ощущение, будто он двигается. Но он даже не шевелится. Он лежит. Острое копье пробивает пульсации в голове, свет ударяет по векам. Потом он исчезает. И возвращается. И снова исчезает.
Он не понимал. Во всяком случае сначала. Двигаться и оставаться в неподвижности. Как такое могло быть? Однако его разум постепенно начинает складывать кусочки головоломки. Ритмичный шорох листьев, движение-и-одновременно-неподвижность. Определенный ритм: яркая вспышка света, потом темнота и новая вспышка.
Он заставил себя открыть глаза, подавил стон и обнаружил, что смотрит на зеленый полог леса. Свет над головой перекрывали ветви деревьев, и он прорывался сквозь них, когда Кахан слегка перемещался вперед. Он услышал ворчание и почувствовал, что наклоняется в сторону. Снова шум, без слов, но полный боли, разочарования и усталости.
Судя по наклону света, заканчивалась вторая восьмерка. Он находился без сознания по меньшей мере целый день, и его тащил через лес кто-то невидимый. Кахан не понимал зачем. Он попытался пошевелиться, но не смог. Он был надежно привязан к волокуше.
Вот и ответ. Несомненно, его нашли в окружении богато одетых трупов и кто-то решил, что за него Рэи дадут хороший приз и счастливчик разбогатеет. Кахан не мог этого допустить, но понимал, что бессилен что-либо сделать. Во всяком случае в данный момент. Он был слабым, как новорожденный короноголовый. На самом деле даже слабее – уже через несколько мгновений после рождения короноголовый мог встать и бежать. Кахан сомневался, что он на такое способен.
Чтобы спасти себя, капюшон взял от него столько, сколько смог, не убивая. Под одеждой его тело стало похоже на скелет, обтянутый кожей, мышцы были подобны сорнякам, растущим на костях на кладбище, лицо изможденным и бледным.
Сила и жизнь к нему вернутся, но для этого необходимо время. Они постепенно начнут просачиваться в него из земли, когда тело войдет с ней в соприкосновение. Пленивший его поступил мудро, завернув Кахана в одеяла и привязав к волокуше. Так он будет дольше оставаться слабым, поскольку ему придется высасывать жизнь из воздуха. Очевидно, тот, кто его захватил, знал, как правильно связать обладателя капюшона.
Он почувствовал холод внутри. Страх.
Теперь он не мог рассчитывать на милосердие.
Затем тот, кто его тащил, снова упал, и на этот раз он услышал ругательство.
– Осере под нами, – прошипел он, – я ненавижу это место.
Он продолжал что-то бормотать, поднимаясь на ноги. Затем снова поскользнулся, на этот раз веревки больно впились в его тело и Кахан не сдержал стон. Тот, кто его пленил, остановился, и Кахан почувствовал, как волокушу опустили на землю. Над ним появилось лицо, почти скрытое под шлемом, который был немного великоват.
– Ты жив? – сказал он.
Он попытался кивнуть, но не понял, удалось ли ему это сделать. Мир раскачивался вокруг него, и Кахан понимал, что очень скоро капюшон снова погрузит его в сон, чтобы существовать только в его сознании, пока он будет делать все, что в его силах, чтобы поддерживать его плоть. Рэй, Ванху, оказался более сильным, чем он подумал сначала, если победа над ним отобрала у него столько сил.
Ему следовало позволить капюшону немного взять из жизни Рэя.
Ты нуждаешься во мне.
Внезапно его охватил сильный стыд.
Он много лет отталкивал капюшона, говорил, что не станет его использовать ни при каких обстоятельствах. Но в конце концов, когда его прижало, убивал без милосердия и сомнений. Последнее, что он запомнил, – объятое ужасом лицо триона, когда он шел к нему. Невыносимый голод капюшона горел у него внутри, и боль тела пыталась его напитать.
Тому, кто его пленил, следовало воспользоваться преимуществом, которое у него имелось, пока Кахан оставался слабым, как новорожденный короноголовый, и убить его. Так было бы лучше для всех.