Ощущение детской игрушки в руке.
Кахан остался лежать между двумя кустами. Он смотрел. Венн выбрался из кустарника и обошел поляну с другой стороны.
– Галдерин! – закричал он, выйдя из кустов.
Оба Рэя и хеттоны пошли им навстречу. Молочные глаза хеттонов смотрели на триона. Затем они зашипели.
Один из Рэев что-то сказал, и хеттоны опустили головы.
– Венн, – сказал более высокий Рэй, – нас послала твоя мать, она встревожена. Один из мужчин в клетках…
– Он их убил, – сказал Венн.
– Как? – спросил другой Рэй.
Венн пожал плечами.
– Я потерял сознание, когда он вырвался, – сказал он. – Когда пришел в себя, оказалось, что он захватил меня в плен. Он сильно пострадал и умирал. Мне было нетрудно от него сбежать.
– Где он?
– Я думаю, что он мертв, – сказал Венн, потом покачнулся и шагнул к маранту. – Там. – Он показал направление, откуда пришел.
В противоположную от Кахана сторону.
– Мы рады, что ты вернулся, – сказал Рэй с рогами. – Тебе следует остаться с хеттонами. Они тебя защитят.
– Они меня пугают, – сказал трион.
Кахан не услышал ответа, лишь увидел, как Рэй кивнул.
– Следует ли нам тебя связать? – спросил более высокий. – Я бы не хотел доставить тебя к матери в веревках. Ей будет стыдно.
– Вам нет нужды меня связывать, – сказал Венн.
Пожалуй, Кахан никогда не слышал, чтобы голос звучал настолько безнадежно. И не чувствовал себя таким маленьким. Он подумал, что ни за что не поступил бы, как этот ребенок. Рогатый Рэй повернулся к своему напарнику – Галдерину? – и свистнул. Хеттоны и первый Рэй взобрались на маранта, за ними последовал Венн. Кахан продолжал прятаться в кустарнике, как последний трус. Те, что сидели на маранте, приготовились к полету, и он услышал, как тихо плакал Венн. Его рот наполнился тем же отвратительным привкусом, как в тот момент, когда хеттоны проходили мимо них в лесу, а потом понял, что они возвращаются. Кахан насчитал только семерых. Должно быть, с одним разобрался лес. Лес не любил противоестественных существ.
Казалось, хеттоны не обратили внимания на то, что один из них пропал. Они взобрались на маранта, и Рэй с рогами надавил на заостренный прут, прикрепленный к передним ногам маранта.
С криком боли марант загудел сильнее и поднялся в воздух, оставив Кахана наедине с чувством вины.
Он ждал.
Смотрел вслед маранту, пока тот не превратился в точку на небе, – и только после этого почувствовал, что опасность отступила и он мог снова двигаться.
Но он не был в безопасности. Вовсе нет.
– Здесь, – шипящий голос.
Ощущение мерзости. Он повернулся. Последний хеттон. Меч опускался. У него даже не было сил, чтобы закричать.
Темнота.
В глубине леса
Они вынесли его. Садовник. Твой друг. Тот, кто рассказывал тебе нежные истории о богине потерянных по имени Ранья. Ты не знаешь, что делать. Что сказать. Почему он здесь?
– Давай проверим его веру! – кричит Сарадис; она имеет в виду садовника, но смотрит на тебя, и в этот момент ты все понимаешь.
Они знают.
Его заставляют идти по пламени. Он идет, и ты смотришь, надеясь, что бог его пощадит. Но знаешь, что этого не будет, потому что садовник не верит в Зорира.
Ему не нравится Зорир, он рассказывает тебе истории, которые противоречат всему, что говорит Зорир.
Садовник не из тех, у кого есть огонь.
Однако он идет.
Ты смотришь, как он идет.
Смотришь, как испытывает боль.
Где-то в задней части твоего разума тебя охватывает подозрение, что хождение-по-огню продолжается слишком долго. Почему? Почему так должно быть? Когда садовник идет, он смотрит на тебя, всего лишь одно мгновение, но успевает произнести два слова:
– Помни Ранью.
Мы можем ему помочь.
Но ты напуган, очень сильно напуган.
Лицо садовника искажает судорога. Его пронзает боль.
Длинные одежды ловят свет, и он превращается в колонну пламени. Однако продолжает идти. Дальше и дальше, больше не издавая звуков. Пока молча не падает.
Но кто-то кричит.
Кто-то кричит.
20
Он проснулся в темноте. Но она ему странным образом знакома. Он чувствует, что знает темноту. Ее запах, звук.
Ему больно.
Кахан попытался пошевелиться, решил, что его связали, но это не так. Движение усилило боль.
– Он тебя ранил, Кахан Дю-Нахири. – Голос.
Он знал его и одновременно не знал. Кахан открыл глаза. Крыша, с балок которой свисает множество безделушек.
Дом?
Он дома?
– Как? – Он попытался пошевелиться.
Обжигающая боль в плече.
– Не шевелись. Он тебя ударил. Но ты быстро поправляешься.
– Как? – Он заставил себя открыть глаза.
Над ним стояла возрожденная. Высокая. Должно быть, он лежал на полу.
– Хеттон.
– Ты меня спасла? – Она кивнула. – Я тебя не звал…
– Верно, – сказала она. – Не звал. – Она опустилась на корточки, приблизилась к нему и посмотрела в лицо. – Тебе бы следовало.
Он думал об этом и уже собрался ответить, что хотел ее позвать, когда трион нашел выход. Трусливый путь к спасению, а трус ни у кого не может просить помощи.
– Я не то, что ты думаешь, – сказал он.
Она посмотрела на него сверху вниз.
– Мы убили хеттона. И принесли тебя сюда. Исцеляйся, Кахан Дю-Нахири. Смерть приближается. – Она снова встала. – Ты не можешь ее избежать. – Она повернулась и подошла к двери его дома на ферме.
Когда она ее открыла, свет больно ударил ему в глаза.
– Я вас не звал! – кричит он. – Я не заключал с вами сделки!
Она остановилась и повернулась к нему.
– Моя сестра, – говорит она, – у нее не осталось надежды. Она бы бросила тебя умирать в лесу, но я ей не позволила, поэтому ты живешь. Если ты не позовешь в следующий раз… – Она пожимает плечами: – Твою судьбу решит моя сестра.
Пауза.
– Я не то, что ты думаешь, – повторил он.
– Верно, Кахан Дю-Нахири, ты не тот. – Она вышла в свет, и дверь за ней закрылась.
Он остался в темноте.
Он исцелился. Сначала медленно, но когда он смог встать и поесть, его тело и капюшон, что находился у него внутри, начали быстрее набирать силы.
Он снова начал обрабатывать землю на ферме. Он знал, что Рэи могли за ним прийти. Они заметят пропажу хеттона.
Но Кахану было все равно.
Временами, в те моменты, когда он закрывал глаза, он слышал жуткую тишину, наступившую у него на ферме после того, как на ней побывали солдаты, после того как совершили убийства. Или он видел, как трион Венн выходит из кустов в попытке его спасти.
Один ребенок мертв.
Другой в плену, или нечто еще хуже.
И в этом виноват он.
Он двигался в тумане.
Жизнь Кахана на ферме подчинялась определенному ритму, и неважно, что он не получал от него удовольствия. Он вернул короноголовых, которые забрели слишком далеко, – розовая краска, которой он их пометил, чтобы показать принадлежность к его ферме, почти стерлась. Сегур помог ему их пригнать и отправить в загон, где Кахан заново поставил метки. Он был виновен в том же, что и мужчина, занявший его ферму и позволивший короноголовым разбрестись.
Он потерял вторую половину своего стада, и у него осталось только три короноголовых. Кахан подозревал, что где-то неподалеку есть фермер, чье стадо выросло на три особи, когда торговцы вернулись, а Кахан нет.
Проходили дни и недели. Он ел, но не чувствовал вкуса. Работал, но практически не жил.
Кахан вернул часть поля, которое начал забирать Вудэдж, его тело продолжало исцеляться и набирать силу. Он нашел место, где синие вены атаковали его урожай, и ему пришлось немало потрудиться, чтобы от них избавиться, не обращая внимания на кровь и мозоли на руках.
Он пытался забыть жертву Венна. Он пытался забыть ощущение силы, появившееся у него, когда он использовал капюшон. Он пытался забыть солдат, которые пришли его искать и убили невинную семью.
Каждый день он ожидал услышать гудение маранта, топот солдат, которых командир отправил его схватить. Почувствовать отвратительную вонь хеттонов. Оцепенение от объятия глушаков.
Кахан ходил в рощу в лесу, где похоронил игрушку ребенка, он часто там бывал. Сидел в святилище Раньи и жалел, что ему не пришло в голову принести ей жертву. Он хотел верить, но никогда не видел, чтобы боги приходили на помощь, когда люди в ней нуждались. Это Круа. Боги брали и наблюдали, как самые сильные шагали по слабым, зная, что это им выгодно.
Он каждый день ждал неприятностей. И испытывал легкое разочарование, когда ничего не происходило. Кахан не мог заставить себя признать, что он сдался. Что просто существует и ждет, когда с ним что-то случится. Это казалось ему неизбежным.
И когда наконец оказалось, что он ждал не зря, то незваные гости явились не с небес, и это были не Рэи. К нему пришла Фарин, Леорик Харна.
Она появилась у кромки леса, когда он очищал землю от вредных растений, складывая их в гниющую кучу, не проверяя на наличие синих вен. Он слишком устал для дополнительных усилий.
– Да благословит тебя Ифтал, лесничий! – крикнула она.
Он замер с поднятой в воздух мотыгой.
– И вас, Леорик, – ответил он, опустив мотыгу и опираясь на нее. – Вы пришли, чтобы сказать мне, что заберете у меня землю? – Ему вдруг показалось, что он произнес эти слова автоматически, а не потому, что испытал беспокойство.
Она покачала головой:
– Я пришла, чтобы попросить тебя о помощи.
Он рассмеялся, не в силах сдержаться.
Какая отличная шутка. Он никому не мог помочь.
– Помощь вам стоила мне трех короноголовых. А перед этим вы прислали мужчину, который забрал мою ферму. У меня нет желания вам помогать, Леорик, мне это слишком дорого обходится.
Она завернулась в синий шерстяной плащ. Ее выкрашенные в черный цвет волосы были тщательно заплетены в косы, белый грим покрывал лицо, глаза она подвела темно-синим.