– Да, я присылала мужчину, – сказала она. – И не стану приносить за это извинения, тебе известны причины моего решения.
– За то, что вы его прислали, да, но вы так и не дали объяснений относительно солдат, которые сюда пришли.
В ее темных глазах сверкнул гнев.
– Я тебе уже говорила, что не посылала солдат. Я не лгу. – Она зашагала к нему. – Эта семья плохо понимала, что следовало делать, и я собиралась потребовать у них ферму назад, когда пришли солдаты. Они не имели ко мне никакого отношения.
Он отвернулся от нее. Проворчал что-то невнятное и снова принялся копать землю.
– Но я здесь не для того, чтобы переливать из пустого в порожнее, лесничий. – Только сейчас он заметил тревогу на ее лице и услышал, как дрогнул голос. – Мне нужна твоя помощь не для Харна, а для меня. Никто, кроме тебя, не может помочь.
Он снова вонзил мотыгу в землю и попал в корень.
– Я не знаю, что могу предложить вам из того, что не по силам другим. Если речь идет о том, чтобы снова провести торговцев, – форестолы ясно дали понять, что они их больше не пропустят. – Он поднял голову. – Они разрешили нам пройти только один раз. Я не стану рисковать попасть под стрелы ради ваших тайн. – На миг ему вдруг показалось, что ему следовало согласиться.
Стрела в голову – быстрая смерть.
– Я пришла не из-за торговли, – сказала она и сделала шаг вперед. – Мы не будем никого посылать в Большой Харн в течение ближайшей половины сезона. Возможно, даже больше, если учесть, как глубоко проникли синие вены. – Она положила руку ему на плечо, заставив прекратить работать мотыгой. – Пожалуйста, лесничий, если в тебе осталась жалость, выслушай меня. – Он посмотрел на Леорик и увидел, что ее карие глаза почти наполнились слезами. – Мой ребенок, Иссофур, – теперь она говорила медленно и неуверенно, – пропал в лесу. – Ее голос дрогнул, и она отвела взгляд. – Все отправились на войну и не вернулись. У меня остался только Иссофур.
– Ты просто хочешь, чтобы я ушел, – сказал он, опираясь о мотыгу и поворачиваясь к ней. – Вот и все.
Она покачала головой, и он понадеялся, что она уйдет. Он был сыт по горло детьми и тем, что не сумел их спасти. И чужой болью.
– Меня не интересует твоя ферма. – Она расправила плечи. – Ты знаешь лес, ты заходил в него дальше, чем любой другой человек.
Она облизнула выкрашенные в белый цвет губы. Он хотел сказать «нет», но видел, как играл ее ребенок, как он ему улыбался. Он сказал себе, что дети, которые забредают в лес, редко возвращаются. Ему следовало отказаться помогать Леорик. Может быть, если бы он не встретил Венна, если бы не увидел, как он отдал себя, чтобы его спасти, если бы не нашел игрушку, он бы так и сделал.
Единственная ошибка состоит в том, чтобы даже не попробовать, – произнес голос Назима. Слишком много призраков.
Она приняла его колебания за отказ.
– Я могу предложить тебе что-нибудь стоящее, – сказала Леорик.
– Что?
– Недавно ко мне приходили люди и спрашивали про человека, похожего на тебя. Большого, с длинными волосами и бородой, – сказала она. – За него дают награду, потому что он убил двух Рэев. Я постаралась это скрыть от деревни, но тайное всегда становится явным. Кто-нибудь сообщит солдатам из Большого Харна, что тот человек похож на тебя, скорее всего это будет Тассниг. Монах отчаянно хочет наладить отношения с Рэями. Он думает, что заслужил лучшее место, чем Харн.
– В таком случае, – сказал он, перехватывая мотыгу так, чтобы ее можно было использовать как оружие, если потребуется, и понизил голос, – очень глупо с вашей стороны угрожать человеку, убившему двух Рэев.
Она покачала головой и развела руки в стороны, словно умоляла его.
– Это совсем не то, что я делаю или предлагаю, лесничий. Приведи моего ребенка из леса, и если солдаты придут за тобой в Харн, я позабочусь о том, чтобы тебя предупредить.
– Но вы их не остановите.
Она отчаянно боролась со слезами и проигрывала.
Однако взяла в себя руки и сумела одержать победу.
– Ты видел Харн, лесничий. Рэи выпустили из нас всю кровь ради своих войн, мы не солдаты, у нас едва хватает сил на обработку земли. – В ее словах было отчаяние, но она не теряла достоинства. – Но я клянусь, что буду предупреждать тебя о любой опасности, клянусь на далеких могилах моей семьи. Если я солгу, они вернутся ко мне, как Осере, и убьют в постели.
Теперь слеза вытекла из ее глаза и побежала по щеке, смывая грим.
– Пожалуйста, лесничий. Я никого не пошлю на твою ферму. Никогда не попрошу у тебя лучинки в качестве жертвы или налога. Но приведи моего ребенка из леса. Я прошу тебя.
Он выдохнул и вонзил мотыгу в землю так, что она осталась стоять.
Закрыл глаза.
Молчание смерти вокруг его фермы.
Трион, приготовившийся отдать себя врагам.
Ощущение детской игрушки в руке.
– Как давно его нет? – спросил Кахан.
– Сегодня – так мне сказали – он ушел, словно его кто-то тянул за собой или он услышал зов.
Плохо. Если бы он просто забрел в лес, даже это было опасно, но намного хуже, если его позвали. В лесу жили существа, которые пели песни тем, кто мог их услышать, чтобы привести их к себе. Очень часто эти люди бывали потеряны навсегда, но даже если они возвращались, то были уже другими. Их избирали старые боги, темные и забытые, которым никто не поклоняется. Их боятся.
– День – большой срок в лесу, Леорик, – сказал он. – И вы это знаете.
Она кивнула.
– Даже если ты вернешь мне лишь труп, чтобы я могла его похоронить, – сказала она, не в силах на него посмотреть, – наша сделка сохранит силу.
Что-то в ней сломалось, и она всхлипнула. С трудом восстановила дыхание.
– Ему всего пять сезонов, лесничий, я прошу тебя, если…
Вина, внезапная и сильная, как могучий круговой ветер.
Самое сильное чувство с того момента, как он вернулся. Он сделал шаг и положил руку ей на плечо.
Замер.
Переступил ли он черту? Бесклановые не имели права прикасаться к тем, кто занимал более высокое положение, но она никак не отреагировала. Он возвышался над нею, но чувствовал себя маленьким и жалким, потому что не предложил ей помощь в тот момент, когда понял, что случилось. Он, знавший лес, мог помочь этой женщине, которая потеряла последнее, что любила в этом мире.
– Вы не должны просить, Леорик, – сказал он. – Я сделаю все, что в моих силах, чтобы найти вашего ребенка и вернуть его обратно. – Он и сам не понимал, почему дал такое обещание.
Даже если Леорик поверила и выполнит обещание, если он вернет труп, в результате все обернется против него.
Однако в ее горе и слезах он уловил некую общность между ними.
Возможно, он так поступил, чтобы облегчить собственную вину. Это не имело значения, он дал обещание и теперь должен был собираться в путешествие, которое, скорее всего, приведет его в Вирдвуд, полный опасностей, – место, куда заходят лишь немногие.
– Ты пойдешь сейчас? – спросила она. – Его нет почти целый день.
– Сначала мне нужно собрать кое-какие припасы, – ответил он. – Если мальчик пропал так давно, еще несколько часов ничего не изменят.
Она кивнула.
– Тогда я жду тебя в Харне, лесничий. – Он смотрел, как она уходит по покрытым инеем полям.
И почувствовал себя иначе, не таким окоченевшим.
Но не понимал, в чем причина.
21
Кирвен сидела и слушала Джаудина, старшего монаха Харншпиля.
Главная часовня короны-шпиля была заполнена статуями Тарл-ан-Гига. За ними возвышалась восьмиконечная звезда Ифтал. Будучи Высокой Леорик, она могла не присутствовать при ежедневных речах или мелких жертвах. Ее не ожидали, и обычно она не обращала на такие вещи внимания. Она чувствовала, что это давало Джаудину некоторую власть над ней, они являлись глашатаями Тарл-ан-Гига, хотя на самом деле были глашатаями Скиа-Рэй всего Круа в далеком Тилте.
Но иногда она сюда приходила, потому что звучавшие здесь слова были ей хорошо знакомы. Она знала наизусть все истории. Даже стены, украшенные изображениями Ифтал для многих жителей Круа, не умевших читать, напоминали ей о детстве. О комнате в маленьком белом здании, гудящем голосе, хотя она не особенно его слушала, и близком, успокаивающем присутствии матерей и отцов. Ей требовалось нечто привычное, чтобы в него погрузиться. В противном случае она думала только о Венне. Ее ребенок в лесу с человеком, который должен был умереть, фальшивым Капюшон-Рэем.
Конечно, он мог оказаться ничем, слабым, притворщиком, злым ответом соседей, охваченных завистью.
Или мог убить их силой мысли.
Ее рука сжала дерево скамьи перед ней. Фарфоровая фигурка Тарл-ан-Гига на полоске кожи, продетой сквозь ее пальцы, раскачивалась взад и вперед, знакомый запах горящих растений наполнял ноздри.
«Венн», – произнесла она мысленно.
Закрыла глаза. Попыталась еще раз утонуть в гудящем голосе монаха.
Со времен ее юности истории изменились. Когда она была молодой, монах рассказывал про лесного бога по имени Каралан-о-Многих-Рогах, хотя тогда их не называли лесными богами. Теперь истории посвящались Тарл-ан-Гигу.
Но суть историй? Она не менялась. Создатель, Ифтал-с-Дерева, сотворил землю и богов и из дворца в Великом Анджиине поручил им хранить этот мир, обещая рай на Звездной Тропе, если они все сделают правильно. Боги заставили людей им помогать. Но некоторые стали ревновать Ифтала, потому что он заинтересовался людьми. И тогда они разбились на две фракции: боги, хорошие и мудрые, и Осере, завистливые и жестокие. Они поймали в ловушку других богов и Ифтала в Древнем Анджиине и спрятали от всех легендарный город. Затем захватили власть в Круа, а люди страдали под их властью.
Что еще хуже, Осере закрыли Звездную Тропу для людей, и это нарушило равновесие, в мире исчезли сезоны.
Ифтал, великий бог, страдал, увидев, что его создание оказалось таким неустойчивым.
Все это было знакомым, таким же, как всегда. Но потом начались изменения. Ифтал вырвется и разорвет цепи между своими детьми и Круа, прогонит всех из дворцов Великого Анджиина и освободит тысячи богов, разбросает их по лесам, чтобы люди могли их отыскать. И тогда боги дадут людям капюшоны и попросят их отдать себя для поддержания жизни в богах, и тогда однажды они сделают так, что Ифтал возродится, все пройдут по Звездной Тропе, и никому больше не придется умирать.