Она кивнула и принялась искать подходящую палку, давая ему так необходимую тишину, пока он старался найти следы ребенка.
Впрочем, их было не так трудно отыскать – ребенок не пытался скрывать свое присутствие в лесу. Кахан находил сломанные ветки, кусочки оторванной ткани на шипах. Потом стал ждать, когда монашка вернется. Она держала в руках две палки.
– Вот что я нашла, – сказала она. – И не знаю, какая лучше.
– Лес дает. – Он взял палку побольше. – Мы оставим ее для тех, кому она потребуется.
Юдинни кивнула и взвесила в руке оставшуюся палку, затем нашла место, за которое было удобно ее держать. Монашка выглядела очень довольной. Кахан позвал Сегура; гараур появился из подлеска с хисти в зубах. Кахан забрал зверька, выпотрошил его и содрал с него кожу, оставив потроха для стервятников.
– Гараур принадлежит лесу, для него естественно здесь охотиться.
Он ножом отрезал филе, а остальное бросил Сегуру, который, подпрыгнув в воздухе, поймал тушку и принялся грызть кости сильными челюстями.
Кахан протянул кусок мяса Юдинни.
– И что мне с ним делать? – спросила она, взяв у него мясо. – Мы не можем готовить, ведь ты сам сказал, что костер разводить нельзя.
– Есть другие способы, – сказал Кахан, усаживаясь на землю и снимая сапоги. Затем он разрезал филе на две узких полоски, завернул их в листья и положил по одной в каждый сапог. – Делай как я. После того как ты походишь по мясу, оно в некотором роде будет приготовлено.
– Я не думаю, что мне понравится еда из обуви, – призналась монашка.
– Тогда отдай мясо Сегуру, – сказал Кахан, – но вечером не жалуйся на голод. – Лесничий не стал упоминать о сушеном мясе у себя в заплечном мешке.
Будет лучше, если монашка привыкнет к такой еде. Она посмотрела на него, покачала головой и села на землю. Потом она разрезала мясо и засунула в свою обувь.
– Идем дальше, – сказал Кахан.
– Оно неприятно хлюпает, – сказала монашка. – Не думаю, что мне понравится быть лесничим.
– Ты привыкнешь, – сказал он и зашагал дальше по тропе.
Кахан знал, что лес – странное место. Можно было идти по нему несколько дней и никуда не попасть, а иногда проходило всего несколько часов, и ты оказывался гораздо дальше, чем тебе хотелось бы. Ребенок нашел самый прямой путь через Вудэдж, и они быстро следовали за ним.
Обычно Кахан не любил входить в настоящий лес; несмотря на то что думали о нем жители деревни, он редко так поступал.
Еще реже он заходил в Вирдвуд. От жизни леса вокруг у Кахана бежали по коже мурашки. Он слишком хорошо его чувствовал после того, как капюшон помог ему с трионом, Венном, и лес стал серьезным искушением.
– Пока мы идем, – сказал он, чтобы отвлечься от щекотки капюшона, – я буду отслеживать ребенка, но в лесу полно еды. Фрукты и ягоды на удобной для тебя высоте, можно брать их спокойно. Если увидишь дерево, которое люди или животные использовали, чтобы добыть сок, скажи мне, и мы возьмем немного. Но не выкапывай корни, лес этого не любит.
– А как насчет грибов? – спросила она. – Я люблю хорошие грибы.
– Как правило, они съедобны, – ответил он, – хотя некоторые виды способны тебя убить, если ты их съешь, а другие убьют, если к ним прикоснешься.
– Я думаю, что буду обходить грибы, – заявила монашка.
Кахан улыбнулся.
– А если ты увидишь еду высоко, или летучие пасти, или кого-то похожего на летучую пасть, поедающую растение, избегай растения. Оно будет ядовитым.
– Ой, – сказала Юдинни и остановилась, моргая, а Кахан зашагал дальше через подлесок.
Воздух становился холоднее, по мере того как свет двигался по небу. Суровый сезон подходил к концу. Сначала большинство деревьев сбросило листву, но сейчас начали появляться первые почки и молодая листва Малого сезона. На севере никогда не бывает по-настоящему тепло, во всяком случае после завершающего поворота, но если новым Капюшон-Рэям удастся взять под свой контроль весь Круа, тогда в середине года, когда свет стоит в наивысшей точке, можно будет сделать великое жертвоприношение, и мир снова повернется. Тепло и слава придут на север, а юг погрузится в холод. Северянин скажет вам, что они это заслужили, ведь когда-то они украли тепло у севера. И так продолжалось снова и снова, каждое поколение питалось обидами предыдущего, боги тускнели и увядали, а их жрецы и монахи боролись за власть.
Все они были глупцами. Кахан не хотел иметь с ними ничего общего.
– Как глубоко в лес мы зайдем? – спросила монахиня; теперь она говорила шепотом, хотя в Вудэдже не было реальной опасности.
– Мальчик вошел в лес намного раньше нас. – Кахан подтянул к себе ветку с двумя тонкими прутиками, сломанными на конце. Очевидно, он прошел здесь. У почек был красивый розовый след. – Мы зайдем так глубоко, как потребуется. Если хочешь, можешь повернуть обратно, сейчас самое время. К завтрашнему дню мы будем в Харнвуде, а там опасно находиться в одиночестве, если ты не знаешь его обычаев. Оттуда ты уже не сможешь вернуться.
– Ранья послала тебя ко мне. Я останусь с тобой.
Кахан кивнул, и они пошли дальше по тропинке. Здесь молодые деревца встречались реже, на их месте появились взрослые, а кустарник, деревья и папоротники росли значительно гуще. Воздух наполнился ароматами зелени.
Мох и лоза покрывали ветви деревьев, свисали с них полотнами, веревками и одеялами. Кахан слышал, как двигались среди них лесные существа, призывавшие своих сородичей, качались ветки, когда животные перепрыгивали с одного дерева на другое. И все занимало свои места. Это было нормой, а норма в лесу – хорошо.
Настоящая опасность исходила от иных вещей, существовавших по своим собственным правилам. Некоторыми животными двигал сильный голод или страх, другими – тоже, но немного иначе. Здесь, в Вудэдже, они встречались редко, хотя в Харне появились ориты, что вызывало у Кахану тревогу. Эти звери жили в Харнвуде, и то, что они оказались за его пределами, было противоестественно.
Кахан посохом отодвинул ветки, напоенные влагой, и на него обрушился перламутровый дождь. Он зашагал дальше через подлесок, по тропе, проложенной лесными животными, через сводчатые туннели из папоротника с липкой пыльцой, которая пачкала одежду – Юдинни принялась чихать. Такие тропы обычно протаптывали дикие короноголовые, более пугливые, быстрые и менее крупные, чем домашние. На них, как и на ранири с длинными ногами, охотились почти все лесные хищники.
Деревья стали более высокими, и Кахан останавливался возле них, чтобы оглядеться, но смотрел сначала вперед, а потом вверх. Сквозь листву он видел темно-зеленые контуры летучей лозы, которая обвивала стволы и ветви, добиралась до вершины, откуда росла вертикально вверх, где ее раскачивали круговые ветра, а листья в форме луковиц удерживали в воздухе. Рядом с летучей лозой вились мириады существ, которые ею питались, а порой сами становились добычей – все они являлись разными видами летучих пастей, с выпуклыми спинами и щупальцами. Кахан замер на месте и поднял руку, показывая Юдинни, что она должна последовать его примеру, а потом присел на корточки среди папоротников.
– Что это? – спросила Юдинни.
– Летучие пасти, – спокойно ответил он.
– Но они безобидны, – она смотрела на него с недоумением. – Я видела их в городах, и…
– Они совсем не безобидны, – возразил он. – Ты видела только одомашненных, их такими сделали.
Между деревьями появилось восемь летучих пастей.
Они были большими, заметно крупнее молодняка, который разводили в загонах, где им обрезали жалящие щупальца.
Они имели такую же форму, как одомашненные; ромбовидный мешок, составлявший большую часть тела, покрытый почти белой кожей, которая изменяла цвет, чтобы они могли прятаться среди растений. Щупальца росли из голов: четыре для манипуляций и четыре свисали вниз. За щупальцами находились глаза летучих пастей: один смотрел вниз, один вверх и два вперед, хотя число глаз у летучих пастей могло быть разным.
– Сделали безопасными? – спросила Юдинни.
– Нижние щупальца, которые ты видишь. – Он указал на свисавшие вниз неподвижные щупальца. – У одомашненных особей их отрезают, потому что они ядовитые.
Монашка с тревогой посмотрела вверх.
– Скорее всего, они нас не убьют, но яд причиняет боль, остаются шрамы, и бывает так, что человек болеет несколько дней. – Он поднял рукав и показал толстую линию, шедшую вдоль руки. – Это ожог летучей пасти.
– И что нам делать? – спросила Юдинни.
– Будем ждать, – сказал Кахан. – Видишь, какие они круглые? – Юдинни кивнула. – Это означает, что они едят растения и мы для них не представляем интереса, если не станем беспокоить. Они пролетят мимо. – Одна из летучих пастей остановилась на дереве, ее щупальца искали еду на стволе, хотя остальная стая направилась дальше. Ничего подходящего не обнаружив, летучая пасть уплыла прочь в сопровождении тихого свиста воздуха из выходных отверстий – так она двигалась вперед. И еще остался цветочный аромат, имевший легкий наркотический вкус, отчего песни летающих существ на деревьях стали приятнее. Кахан повернулся к монашке, не привыкшей к подобным вещам, и обнаружил, что ее глаза остекленели.
От дерева метнулось существо, напоминавшее летучую пасть, но более гладкое, его кожу пятнали свет и тени. Жалящие щупальца выстрелили, пронзив пасущуюся летучую пасть, и та издала необычный высокий звук, похожий на блеяние. Щупальца-манипуляторы пытались сражаться с врагом, но совсем недолго, – хищник притянул к себе жертву, острый клюв вошел в тело умиравшего существа.
– Копье-пасть. Его яд, – сказал он Юдинни, – нас убьет. Он начнет на нас охотиться, если увидит.
Кахан схватил ее за руку и увлек за собой дальше в лес.
Ее глаза все еще оставались широко раскрытыми после наркотика летучей пасти или потрясения от внезапного насилия в листве.
– И он нас съест? – спросила Юдинни.
– Да, если у него будет шанс, – ответил Кахан.
– То, что он может нас есть, а мы его нет, нечестно, – заявила монашка.