– Но откуда ты знаешь, что это было не какое-то животное? – спросила Юдинни.
– Частично из-за того, что мы шли по его следу. К тому же следы животных извиваются в подлеске, они ищут еду, а мальчик идет по прямой. И, – Кахан протянул руку и снял клочок шерсти с шипа лозы, – периодически я нахожу кусочки ткани от одежды мальчика. Животные не красят свой мех.
Юдинни взяла клочок шерсти и посмотрела на него.
– Как долго не исчезает серебристый оттенок? – спросила она.
Это был хороший вопрос, и она впервые после встречи с шайянами снова выглядела оживленной.
– Примерно день, после этого сломанные листья начинают умирать, так что ты все равно сможешь отслеживать его путь.
– А можно оценить время, которое прошло с того момента, как здесь побывал тот, кого ты ищешь? – спросила Юдинни.
– Да, – ответил Кахан, опустился на колени, нашел оторванный лист и показал ей сломанный черенок: – Видишь, смола превратилась в твердую корку? Для такого вида папоротника на это уходит половина дня.
– И время разное для всех растений? – Она посмотрела на него.
– Да, и мне оно известно далеко не для всех, а только для самых распространенных растений, – пояснил Кахан. – Изучение леса – это работа всей жизни. – Она кивнула, глядя на сломанный стебель. – Почему бы тебе не пойти некоторое время первой, Юдинни?
– Мне? – удивилась она.
– Ты ведь видишь тропу, не так ли? – Она кивнула. – Следуй по ней, пока не найдешь место, где мы могли бы разбить лагерь. – Сияние леса усиливалось, а лившийся сверху свет слабел.
– Хорошо, – сказала она, – приятно чувствовать себя полезной.
Они продолжали идти вперед в сгущавшихся сумерках. Теперь, когда у нее появилась цель, монашка стала намного энергичней. Она шагала впереди и с помощью посоха расчищала перед собой дорогу в подлеске, не останавливаясь даже для того, чтобы поесть ягод с деревьев и кустов, мимо которых проходила. Кахан позволил ей уйти вперед даже больше, чем ему хотелось, чтобы она почувствовала себя настоящим лидером. Юдинни шла по небольшому склону, а когда оказалась на вершине холма, обернулась и крикнула:
– Я вижу место для лагеря! И я хочу отдохнуть!
Она побежала.
– Юдинни! – крикнул он, потому что очень глупо бежать куда-то в Харнвуде.
Он помчался за ней и оказался на вершине холма в тот момент, когда она подбежала к началу поляны, которую увидела сверху. Кровь застыла у него в жилах. Место казалось идеальным для лагеря – широкая прогалина между высокими деревьями с непотревоженной листвой.
Юдинни бежала так быстро, как только могла, приподняв юбку, чтобы она не мешала. Кахан снова закричал:
– Юдинни, стой!
Но она не слушала его и мчалась вперед.
Ее переполняла радость.
Она не знала, что бежала навстречу смерти.
Он не мог ее остановить.
Это сделало копье.
Кахан не видел того, кто его бросил, – Юдинни упала, когда оно вонзилось в землю у ее ног. Внезапное появление копья ее потрясло. Она попыталась остановиться, но двигалась слишком быстро, споткнулась и покатилась по палой листве. Затем на четвереньках поспешила прочь. Еще одно копье вонзилось в землю перед ней, заставив повернуть к холму. Кахан продолжал бежать к ней. Новое копье заставило Юдинни броситься к нему. Когда он оказался рядом, монахиня лепетала что-то невнятное.
Ее глаза были широко раскрыты от страха.
– Шайяны, – пробормотала она, – копье шайянов! Они взяли мои леденцы, но даже не стали их есть. А теперь пытались меня убить!
– Пойдем отсюда, Юдинни.
Он потянул ее за руку, одновременно отступая назад, подальше от поляны.
– Они пытались меня убить, Кахан!
– Нет, – возразил он, – они спасли твою жизнь.
Она недоуменно приподняла бровь:
– Бросая в меня копья?
– Остановив тебя, – сказал Кахан. – Это не поляна. – Он показал на палую листву. – Это гнездо сорного-ползуна. – Кахан помог ей подняться на ноги и повел прочь.
– Меня они уже кусали, – сказала она, – и я теперь знаю, как делать припарку из всебальзама, и это не…
– Ты помнишь, как мы видели летучую пасть, питавшуюся растениями, а потом ее атаковало копье-пасть? Они были похожими существами, но разными? – Монашка кивнула. – Существуют разные виды сорного-ползуна, Юдинни.
Она продолжала с сомнением на него смотреть.
Шипы ее волос окончательно поникли, и она выглядела комично – смущенная и печальная.
– Я тебе покажу.
Он огляделся по сторонам и нашел большой камень.
Ему потребовалось собрать все силы, чтобы забросить его в самый центр усыпанной листвой поляны.
Несколько мгновений ничего не происходило.
Словно все лесные существа знали, что сейчас случится, и замерли в ожидании.
Середина озера листьев вспучилась. Мощные щупальца длиной в выстроившихся в линию четырех или пяти людей взметнулись во все стороны. За ними появилось массивное тело, покрытое черным панцирем. Между щупальцами Кахан заметил открывавшийся и закрывавшийся клюв сорного-ползуна, который издавал звук, похожий на треск ломающегося дерева. Огромное существо раскидало кормящие щупальца, толстые, как стволы деревьев. Черные канаты тянулись во всех направлениях, яростно раскачиваясь, словно каждый обладал собственным разумом. Они тянулись вдоль озера листьев, извивались, охватывали стволы деревьев. Голодные, они пытались отыскать того, кто их потревожил. Когда им никого не удалось найти, они издали пронзительный вопль, от которого закладывало уши.
– Раненые ноги Раньи, – прошептала Юдинни, глядя на существо, которое продолжало в ярости взбивать листву. – Оно бы меня сожрало и не подавилось. Это место действительно нас ненавидит.
– Нет, Юдинни, – спокойно возразил Кахан. – Ты не права. Мы его не интересуем.
И, словно показывая свое равнодушие, сорный-ползун прекратил поиски пищи, огромное черное тело исчезло под листьями, и очень скоро поляна приобрела прежний вид.
Кахану показалось, что он услышал что-то у себя за спиной, и повернулся.
Ничего.
– Они меня спасли, – сказала монашка, вставая и отряхивая листья с одежды. – Дети леса меня спасли. – Затем она крикнула: – Шайяны! Прошу прощения за то, что плохо о вас подумала! Я больше никогда не стану есть леденцы, не попросив Ранью вас благословить!
Ответа не последовало, лишь тихо вздохнул ветер между деревьями.
Юдинни огляделась по сторонам, облизнула губы и кивнула.
– Возможно, Кахан, – мягко сказала она, – теперь будет лучше, если ты пойдешь первым.
– Следы ребенка ведут прямо туда, – сказал он, глядя на листву. – Ты шла в правильном направлении.
– Значит, наши поиски закончены? – печально спросила Юдинни.
Он покачал головой:
– Нет. Мы разобьем лагерь на пригорке. Утром, когда света будет больше, обойдем гнездо с другой стороны. И увидим, сумел ли ребенок пройти мимо.
– Мимо этого чудовища?
– Лес позвал мальчика, Юдинни. – Кахан снял со спины мешок. – Мы его не интересуем, но ребенка он хотел заполучить. У него собственные цели, и я сомневаюсь, что они состояли в том, чтобы скормить ребенка сорному-ползуну. Впрочем, только глупец может думать, что он знает, каковы намерения леса.
Монашка сняла мешок со спины и потерла шею.
– А здесь мы будем в безопасности?
– Думаю, да, – сказал Кахан, оглядываясь. – Похоже, дети леса за нами присматривают.
В глубине леса
Где они?
Куда они делись?
В здании пусто. Здесь никого нет. А вчера было полно людей. Монахи находились повсюду, они за тобой следили. Они всегда за тобой следили.
А сегодня они исчезли. Все исчезло. Никого тут нет.
Никого нет?
Как такое может быть?
Они тебя бросили?
Они не могут тебя оставить.
Ты Капюшон-Рэй, избранный Зориром. Ты тот, кто повернет мир. Ты тот, кто поведет силы Зорира.
Но они ушли.
Здесь никого нет.
И ты один.
26
Посадочный балкон для маранта находился в двух третях пути вверх по центральному шпилю, и ноги у Кирвен болели от подъема по лестнице. Ее стражи не стали выходить на балкон вместе с ней, они остались ждать внутри шпиля. Если убийца достаточно упорен, чтобы забраться так высоко, то Кирвен заслуживает смерти. Шпили были на редкость скользкими.
Но она не беспокоилась из-за убийц. Никто не станет подниматься на шпиль только для того, чтобы ее убить, – существовали более простые способы. Даже думать об этом было полетом фантазии; она не отличалась склонностью к подобным вещам, но сейчас ей требовалось чем-то занять свои мысли. В противном случае она принялась бы спрашивать у сигнальщицы у себя за спиной, ответил ли марант на вспышки зеркала, хотя она прекрасно знала, что нет.
Перед ней находилось два шпиля, а между ними – марант, который неспешно к ней приближался. Внизу раскинулся город Харншпиль, величественные круги корон-шпилей и грязные городские площади, окутанные дымом лабиринты улиц с деревьями тут и там и грязными лианами. Здесь лучше, свежéе, подумала она, воздух чище.
– А ты… – начала она, смолкла и заговорила снова: – Ты давно работаешь сигнальщиком? – Стоявшую за ней женщину удивил вопрос, и Кирвен подумала, что могла выставить себя слабой, так же, как если бы спросила, пришел ли сигнал.
– Всю свою жизнь, – ответила она. – Научилась у матери и теперь могу читать вспышки зеркала с такой же легкостью, как некоторые читают свитки.
– Хорошо, – сказала Кирвен. – Мне нравится, что на шпиле работают лучшие.
– Вы хотите, чтобы я повторила сигнал, Высокая Леорик?
Да, она очень хотела бы.
– Нет, они уже скоро будут здесь.
Сигнальщица ничего не ответила, к тому же Кирвен не стала бы спрашивать то, что действительно хотела узнать: «Нашли ли вы моего ребенка?» Лишь: «Была ли ваша миссия успешной?» И даже ответ «да» не позволил бы ей узнать, жив ли Венн. Ведь один из Рэев мог сказать, что миссия завершилась успешно, – они нашли трупы, прекрасно понимая, что она имела в виду. Холодная жестокость. О ней говорило даже то, что они не отправили ответный сигнал.