– Впрочем, я и в Харнвуде не бывала, пока ты меня туда не привел. – Она улыбнулась и встала, опираясь на посох. – И теперь я уже неплохой лесничий.
Он улыбнулся, и она ответила ему улыбкой. Как только он очистил руку, неспешно, в голове у него прояснилось, и они снова пошли дальше.
С каждым шагом жизнь вокруг них становилась активней и громче. Они видели множество четвероногих жителей леса, короноголовых и ранири, которые могли стать отличным обедом. Но они не охотились, а звери прекрасно чувствовали присутствие людей и больше походили на призраков, постоянно от них ускользавших. Между деревьями высились большие сооружения, похожие на колонны из желто-белого мха.
Еще один из многих видов грибов, росших в лесах. Они жили очень долго, внешнюю восковую оболочку можно было снять и превратить в масло, которое очень хорошо горело. В Вудэдже росли и небольшие растения. Как и в Харнвуде, среди них попадались знакомые и незнакомые.
Свет начал тускнеть, и деревья Харнвуда уже росли не так плотно, но не из-за какой-то болезни, просто они были огромными и закрывали свет своим меньшим собратьям. Далеко впереди Кахан увидел черную линию. Еще через полчаса Юдинни также ее заметила. Для нее она выглядела как массивная стена, уходившая очень далеко в обоих направлениях.
– Смотри, – взволнованно вскричала Юдинни. – Это древопад? – Она немного забежала вперед, и ее шаги ритмично отразились от палой листвы. – Древопад будет хорошей новостью для Харна, все его жители станут богатыми, и это привлечет туда ремесленников севера. Округ Харна оживет. Мы сможем вернуть имя Раньи, и она снова поднимется. Я уверена, что Тарл-ан-Гиг не станет возражать, если они получат такой великий дар. И тогда тихая тропа Раньи снова привлечет людей.
Кахан улыбнулся собственным мыслям, догоняя Юдинни; он посмотрел на черную стену, хотя в нем было совсем немного настоящей радости, ведь ему предстояло разочаровать Юдинни.
– Сожалею, Юдинни, но это не упавшее туче-древо, лишь его корень.
Она замерла на месте:
– Корень?
– Приготовься к Вирдвуду, монахиня, – сказал он ей и поправил лямки заплечного мешка. – Встретить истинных богов Круа – это опыт, который учит смирению.
30
Различия между Вудэджем и Харнвудом возникали постепенно – так человек засыпает; знакомое превращалось в незнакомое. Обычные деревья Вудэджа обжиг-деревья, тене-деревья, сабле-деревья, харки и фрет-ягоды – медленно исчезали. Тускнел свет, темнел воздух. Более старые деревья становились толще. Размеры грибов увеличивались; здесь они были более узловатыми и старыми, тут и там появлялась необычная растительность, более густой мох – пока Вудэдж не исчезал и ты не оказывался в Харнвуде, который походил на Вудэдж, словно вышел из детского сна. Все было больше, чем должно быть, и ты испытывал неприятные чувства.
Переход из Харнвуда в Вирдвуд больше походил на прыжок в ледяную воду, когда ты начинаешь тонуть и приходишь в себя на чужом берегу, где нет ничего знакомого, и ты понимаешь, что не имеешь к этому месту никакого отношения. Здесь не было постепенного изменения растительной жизни, медленного увеличения размеров деревьев или плавного перехода от тусклого света к сумеркам. Только что ты находился в Харнвуде, постоянно искал надежную опору под ногами, чтобы не потерять равновесие из-за множества торчавших из земли корней и зарослей лозы, прятавшихся под листьями.
И вдруг все изменилось.
Харнвуд просто исчезает, словно отрезанный неким барьером, за которым великие туче-древа, лесные боги Круа, провозглашают: «Ни шагу дальше, это наши владения», – и Харнвуд склоняет голову перед гигантскими деревьями и листьями, выполняя их волю. В Вирдвуде не встретишь листьев на земле, он похож на огромную бесконечную равнину, где, разделенные дневным переходом, возвышаются огромные стволы туче-древ, которые бесконечно тянутся вверх, так что даже нижние ветви теряются среди туч, скрывающих их листву.
В Вирдвуде никогда не бывает дня, за исключением тех редких мест, где произошел древопад. Вирдвуд меняется от абсолютной темноты, когда ты ощущаешь ее физически, до бледной имитации дня, больше похожего на последнюю восьмерку, перед тем как свет уходит за горизонт, в коричнево-золотую дымку.
Легче смотреть на Вирдвуд и думать, что в нем нет никакой жизни. Но, конечно, это иллюзия, которая быстро исчезает. То, что кажется отсутствием листьев, на самом деле не соответствует действительности – дело в том, что на огромных деревьях и коре растут самые мелкие листья из всей флоры Круа, и они больше похожи на крошечные серебряные булавки, чем на настоящие листья. Они покрывают землю толстым ковром, имеющим слабый аромат мяты. Кахан слышал, что из палой листвы можно заваривать приятный чай, но сам никогда его не пробовал.
Конечно, в Вирдвуде были и растения. Они казались совсем маленькими и едва поднимались над землей. И всюду росли грибы – складывалось впечатление, что на Круа не найти места, где их нет, – а в тусклом свете проступали туманные очертания кустарника выше человеческого роста, с большими плоскими темно-зелеными листьями, выглядевшие крошечными в Вирдвуде. Кахан по опыту знал, что они защищены длинными опасными шипами.
Звуки тускнели, не было слышно щебета или воя, только изредка возникало скорбное «ху-у-у» какого-то неизвестного зверя.
Но чем внимательнее ты прислушивался, тем больше слышал. И не в том дело, что в этом лесу не было живых существ, – просто они вели себя тише, словно благоговели перед великими деревьями.
– У меня возникло странное чувство, – прошептала Юдинни, – словно я съежилась.
– Это нормально, – сказал ей Кахан, когда они медленно шли в сторону огромной стены корня туче-древа.
– Мы его обойдем? – спросила она, указывая на корень.
Кахан покачал лохматой головой:
– Нет, никто не знает, как далеко он тянется.
– И что же тогда нам делать? – спросила Юдинни, когда они приблизились к корню; дерево было черным, а кора – гладкой и теплой, когда ты к ней прикасался.
Корень достигал в высоту пяти человек, стоящих на плечах друг у друга.
– Мы перелезем через него.
Кахан опустился на одно колено, сбросил заплечный мешок на землю и достал из него веревку и небольшой крюк.
– Едва ли это будет приятно, – пробормотала Юдинни.
– На нем есть старые наросты в тех местах, где находились отломившееся боковые корни, – Кахан указал на раны на корне, – туда можно ставить ноги.
– Я подозреваю, что мы будем двигаться медленно, если нам придется постоянно перелезать через корни.
– Нам не придется, – сказал он, – бóльшая часть корней туче-древ находится глубоко под землей. Дерево, которое было связано с этим корнем, – он показал чуть в сторону, – вероятно, немного сдвинулось, и часть корня вылезла из земли.
– Но как ребенок перебрался через него?
Кахан пожал плечами, но Сегур ответил на вопрос монашки, зарычав и зашипев на место у основания корня, откуда начинался туннель, прорытый каким-то животным.
– Он его не перелез, – ответил Кахан, – скорее всего, он такой маленький, что сумел пробраться под ним. Думаю, туннель прорыли ориты, которых полно в Вирдвуде. Их гнезда обычно находятся в грибах-трутовиках.
– Я слышала, что ориты едят людей, – сказала Юдинни, глядя на дыру, в которой исчез Сегур.
– Да, если у них появляется возможность, но они медлительные и охотятся только на легкую добычу.
Юдинни хмыкнула, его ответ ее не устроил.
Кахан взмахнул крюком над головой и перебросил его через огромный корень. Когда тот зацепился, Кахан тщательно проверил его надежность, повиснув на нем всем весом.
– Ты полезешь первой, Юдинни.
– Почему я? – спросила монашка.
– Потому что мне будет легче тебя поймать, если крюк отцепится.
Обычно худые и жилистые люди хорошо лазали, но Юдинни оказалась исключением. Казалось, для нее подъем на корень стал невероятно сложной задачей. Наконец, после многочисленных стонов и жалоб, она стояла на вершине корня и явно очень гордилась собой, хотя Кахан не видел на то причин.
Ему потребовалось совсем немного времени, чтобы встать рядом с ней. Кахан посмотрел на нее, прищурившись.
– Кажется, ты говорила, будто была воровкой? – спросил он.
– Да, – сказала Юдинни, – но все самое ценное в городах-шпилях находится на нижних уровнях. Мне не приходилось никуда забираться. – Она оглядела Вирдвуд. – Я не думала, что все будет таким пустым и тихим.
– Да, здесь тихо, – ответил он. – Но совсем не пусто. – Она с тревогой к нему повернулась. – Ты можешь спуститься первой или хочешь, чтобы сначала я оказался внизу и поймал тебя, если ты упадешь?
– Я не такая уж беспомощная, лесничий, – заявила Юдинни.
Она перебросила веревку и начала спуск – он не успел ее остановить. Крюк, который был закреплен с той же стороны, не выдержал, Юдинни упала на землю и застонала.
– Похоже, ты ошиблась, монашка, – сказал он сверху.
Он не сомневался, что Юдинни хотела бы дать резкий ответ, но она с трудом дышала. Сегур помог ей, лизнув в лицо, а Кахан начал спуск вниз. К тому моменту, когда он оказался на земле, монашка сумела подняться на ноги.
– Ты ушиблась? – спросил он.
Она покачала головой.
– Пострадала только моя гордость. – Она стряхнула крошечные листья с одежды. – Пойдем, если только ты не намерен и дальше наслаждаться моим унижением.
– Звучит заманчиво, но нам нужно отыскать ребенка, – ответил он.
Они зашагали вперед, углубляясь в Вирдвуд. По мере того как они все дальше уходили в сумрак, признаки жизни становились более отчетливыми. Странные сооружения оритов, угловатые, непрочные на вид башни. Однако на ощупь они были твердыми. Ориты строили их, пережевывая мертвое дерево, затем отрыгивали его и медленно в течение многих лет возводили свои башни. Никто не знал, зачем они это делали.
Кахан видел, что Юдинни они привели в восторг, а потом еще больше, когда они подошли к первому стволу туче-древа и им потребовалось немало времени, чтобы обойти его основание.