Юдинни проснулась раньше, чем он, что случалось нечасто. Она стояла возле тафф-камня и гладила руками его овальную поверхность. Он был выше, чем монашка, выше Кахана, и она не могла дотянуться до самого верха, хотя пыталась, – ее худое тело вытянулось, и Кахан увидел тощие лодыжки, когда вверх взметнулась одежда. Затем она отступила назад, чтобы рассмотреть памятник.
Сегур, склонив голову набок, внимательно за ней наблюдал.
– Их полно по всему Круа, – сказал Кахан, – ты наверняка видела их в Тилте.
– Я присутствовала на жертвоприношениях, как и все, Кахан. Отдавала часть себя и чувствовала недомогание, которое возникает потом, но никогда не смотрела на них по-настоящему. – Она положила ладони на гладкую серую поверхность. – Ты знаешь, что они теплые на ощупь?
– Да. – Он встал и подошел к ней. – Некоторые из них находятся на севере. Когда выпадает снег, на тафф-камнях его никогда не остается.
– И на нем есть отпечатки рук, – сказала Юдинни.
Она показала на один из отпечатков, и Кахан наклонился, чтобы посмотреть.
– Я видел на других нечто похожее на отпечатки рук, – сказал он, – но они никогда не были такими четкими.
Юдинни приложила руку к отпечатку на камне и расставила пальцы в стороны.
– Как можно сделать отпечаток руки на камне, Кахан? Неужели древние были такими сильными, что им удавалось вжимать ладони в камень?
Он покачал головой.
– Капюшон, Юдинни, для тех немногих, кто благословлен или проклят, в зависимости от твоего отношения. Именно так это и делается.
– И ты, Кахан Дю-Нахири. Я права? Тебя так благословили? – Она смотрела на него: худощавое лицо, большие глаза, в волосах снова появились шипы.
Никаких выводов, только честный вопрос.
– Да, я так проклят, – ответил Кахан, и она ему улыбнулась.
– Ты знаешь историю про Леорик, чьи поля постоянно опустошали вирины? – Он покачал головой. Кахан вырос в таком месте, где не рассказывали сказки. – Каждый день, Кахан, Леорик выходила из дома и проклинала свою удачу – она видела, что вирины уничтожили весь урожай. Они делали все возможное, чтобы прогнать виринов, посылали детей, чтобы те чистили растения и давили их на листьях, сжигали гнезда, когда им удавалось их найти. Но вирины, подобно воде, обтекали все усилия и губили урожай – в результате жители покинули деревню. Но Леорик осталась, ее переполняла ненависть к виринам, и она пообещала сражаться с ними. Леорик умерла, проклиная виринов, а они съели ее труп, так и не поняв, за что она их ненавидела. Потом пришла новая Леорик, которая привела людей из Тилта. Они выросли в других условиях и жили по другим обычаям. Сначала они испугались, когда увидели полуразрушенную деревню, которую бросили жители, – остался только один труп, наполовину съеденный виринами. Они встревожились из-за ужасной судьбы, настигшей местных жителей, и опасались, что их ждало нечто похожее, если они останутся. Но их Леорик была другой, она поняла, кто погрыз мертвое тело. Там, откуда пришли Леорик и ее люди, к виринам относились совсем иначе. Они знали, что виринов можно есть, если их мясо превратить в кашицу или пожарить, более того, вирины считались деликатесом. – Юдинни усмехнулась, глядя на Кахана. – Новая Леорик посмотрела на разоренные поля и сказала своим людям: «Взгляните на сокровища, которые остались для нас», – и с этого момента Леорик и ее люди процветали. – Она села посреди орехов и ягод, опираясь на одну руку.
– Ты предлагаешь мне съесть мой капюшон, монашка? – спросил Кахан.
– Сарказм, Кахан, глупая реакция. – Юдинни забросила в рот орех. – Я лишь хотела сказать, что проклятие или благословение – иногда все зависит от того, как на это взглянуть.
Он кивнул. Она улыбнулась, но затем улыбка исчезла, она смотрела на свою руку так, словно никогда прежде не видела рук.
– Может быть, – сказал он, хотя и не поверил ей.
Она не знала, какое капюшон оказывает давление, настойчиво требуя, чтобы его кормили. Тем не менее он не хотел с ней спорить, оставаясь странно расслабленным.
– Здесь так много жизни, Кахан, над нами и под землей, – сказала Юдинни.
– И нам пора двигаться дальше, – сказал он, – мы должны вернуть ребенка.
Они сделали волокушу для ребенка, используя свои посохи, затем собрали летучую лозу, чтобы сделать ее легче. Кахан перенес мальчика на волокушу и осторожно положил на мягкие темные листья кустарника.
– Мне кажется, ребенку уже пора проснуться, – сказал Кахан, глядя на мальчика.
– Он будет спать, пока мы не покинем Вудэдж, – ответила Юдинни.
– Откуда ты знаешь?
Она пожала плечами:
– Я знаю только то, что он будет спать. – Она почесала голову между шипами и заговорила, слегка приглушив голос: – Может быть, это как-то связано с боуреями.
– И тебя не беспокоит, что они могут потребовать от тебя плату за ребенка?
Он надел лямки волокуши на плечи.
– Должно, – ответила она, – быть может, потом так и будет, но не сейчас. Я не стану брать неприятности взаймы. – Она подняла голову. – Я очень много слышала про лес до того, как в него вошла, Кахан. Но это место чудес, а не только опасностей. Возможно, боуреи совсем не то, что мы о них думаем.
– Я видел их жертв, – сказал Кахан. – Если они про тебя вспомнят, позови меня, и я сделаю все, чтобы защитить тебя.
Она положила руку ему на плечо и улыбнулась:
– Кахан, несмотря на твои размеры и то, что живет у тебя под кожей, я не уверена, что ты сумеешь мне помочь, если придется иметь с ними дело. – Она посмотрела на камень. – К тому же я иду по длинной дороге Раньи и не должна с нее сходить, хотя она часто ведет в очень странные места.
– Почему, Юдинни? – спросил он, когда они зашагали прочь от тафф-камня, а Сегур принялся бегать между ними. – Почему ты следуешь за богиней, которую почти все забыли? Чего ты ждешь от своей верности? Где приверженцы Раньи? Где храм? И какое пророчество тебя ведет?
Даже одно упоминание таких вещей, как пророчество, оставило отвратительный привкус у него во рту.
– Я ничего не хочу получить, Кахан, – сказала монашка. – Я уже говорила, что просто услышала ее голос и ответила на зов.
Он остановился, а она продолжала идти, тихонько насвистывая. Кахан подумывал о том, чтобы рассказать ей о своем прошлом. Раз уж она оказалась человеком, которому действительно можно доверять. Однажды Ранья вторглась в его жизнь, точнее ее последователь, и если бы этого не случилось, он мог стать совсем другим человеком. И сейчас был бы мертвецом или кем-то ужасным.
В течение многих лет он не знал, стоило ли ему благодарить Ранью за вмешательство, точнее, ее последователя за то, какое впечатление произвело на него ее учение. Но что-то в Юдинни напомнило ему человека, который сумел найти время, оторвался от своих обязанностей, чтобы поговорить с маленьким напуганным мальчиком, и, как Юдинни, старик сделал все бескорыстно, зная, чего это может ему стоить. Чем закончится.
Он чувствовал, что должен ей рассказать, и решил это сделать, когда они разобьют лагерь. Если не все, то какую-то часть. Будет хорошо поделиться с ней, ведь Юдинни доказала, что ей можно доверять.
– Как мы выйдем из Вирдвуда, Кахан? – спросила монашка.
Она подняла голову и посмотрела вверх, на сияние света над их головой, но на уровне нижних веток туче-древ собрался туман, закрывший все. Он огляделся по сторонам, пытаясь отыскать их старые следы, но ничего не обнаружил. Земля в лесу оставалась нетронутой, словно они здесь не проходили.
– Если честно, Юдинни, прежде я никогда не заходил так далеко в Вирдвуд. – Он попытался улыбнуться. – Я надеялся, что мы сможем идти обратно по своим следам, но они исчезли.
– И что ты предлагаешь? – спросила Юдинни.
– Будем идти до тех пор, пока не встретим туче-древо, – сказал он. – Мох всегда растет на северной стороне, поэтому мы пойдем в противоположном направлении. И тогда через некоторое время окажемся в Харнвуде. Ну, а оттуда я смогу довольно быстро найти обратную дорогу.
Юдинни кивнула, довольная его ответом, и они зашагали в сторону того, что издалека выглядело как ствол, но оказалось скоплением кустарника с темно-зелеными листьями.
Они продолжали идти дальше, без особого труда преодолев кусты и старательно избегая их шипов.
Когда они вышли из кустов, их остановила стрела.
Кахан услышал ее первым, но не свист, с которым она рассекала воздух. Его перекрыли обычные звуки Вирдвуда: трели, крики и вопли. Он услышал стук, когда стрела глубоко вонзилась в землю. Звук, который тот, кто хоть раз выпускал стрелу, не спутает ни с каким другим. Должно быть, он все еще пребывал в расслабленном состоянии после встречи с боуреями, потому что не побежал и не сказал Юдинни, чтобы она бежала. Если стрелял опытный лучник, это в любом случае было бесполезно. Кахан просто остановился, глядя на вонзившуюся в землю стрелу так, словно впервые ее видел, отметив про себя высокое качество оперения.
Тот, кто сделал стрелу, преуспел в своем искусстве, которое убьет тебя в большей части Круа.
– Дальше ни шагу! – послышался крик.
– Мы никому не хотим причинить вреда! – крикнула в ответ Юдинни. Кахан почувствовал сильный удар локтем по ребрам – монашка постаралась вывести его из оцепенения. – Вооруженные люди, Кахан, – прошипела она, – возможно, тот из нас, кто побольше, должен с ними разобраться?
Он кивнул. Сделал шаг вперед. Еще одна стрела. На этот раз он услышал, как она просвистела в воздухе и вонзилась в землю на расстоянии ладони от его ноги.
– Мы никому не желаем вреда! – крикнул он. – А если вы намерены нас ограбить, у нас почти ничего нет, но вы можете забрать все, мы хотим только одного: пройти.
Возможно, он ждал еще одну стрелу. На этот раз в грудь.
– Кто вы такие? И что делаете в Вирдвуде? – Голос был негромким, однако Кахан уловил в нем что-то от сердце-древа – силу и твердость.
И еще он показался ему знакомым, Кахан был уверен, что уже слышал его раньше.