Кахан скорее выпал, чем вышел из клетки. Свобода должна была подарить ему чистую радость, но он чувствовал лишь нараставшую боль в мышцах, которая вскоре стала невыносимой.
Ему пришлось приложить все силы, чтобы не закричать.
– Вставай, – прошипел Венн, пытаясь его поднять. – Мы должны уходить.
Когда боль немного отступила, он встал и позволил Венну себя увести. Они обошли заднюю часть здания, миновали дом кожевенников, перебрались через деревянную стену и дошли до Вудэджа. Кахан ощутил момент, когда исчезло влияние глушаков. Боль и холод отступили, казалось, он оставил призрак старика в Харне, и тогда Кахан побежал, освободившись от холода и боли: он снова стал молодым. В мысли вернулась ясность, перед глазами больше не парил туман. Все годы он убеждал себя, что не рассчитывал на капюшон. Какая же это была ложь!
Ты нуждаешься во мне.
– Куда мы идем? – спросил Венн.
Несмотря на доспехи, он не носил меч и был одет не слишком подходяще для холодной погоды. Кахан увидел, что трион уже начал дрожать, обхватив себя руками, чтобы согреться.
– На мою ферму, – ответил Кахан.
Он негромко свистнул, и через мгновение из подлеска появился Сегур. Кахан указал на триона, но тот отшатнулся от гараура.
– Друг. – Он обращался к обоим. Глаза Венна широко раскрылись. – Сегур тебя не обидит, если я не отдам ему такого приказа. Позволь ему забраться по твоему телу и устроиться на шее. Он поделится с тобой своим теплом. – Гараур заскулил. Венн выглядел испуганным, но кивнул, и гараур быстро забрался к нему на шею. Трион продолжал выглядеть слегка встревоженным, гараур сидел спокойно и согревал его – и постепенно Венн успокоился.
– Зачем нам идти на твою ферму? – спросил он. – Нам нужно бежать.
– Мы так и поступим, – сказал Кахан, – но нам нужны припасы, а тебе необходима теплая одежда. – Он оглянулся на Харн. – Но прежде я должен вернуть мой посох.
Он нашел посох там, где его оставил, и прикосновение к дереву успокоило его, подарив ощущение правильности происходящего. Далее они быстро зашагали по Вудэджу, стараясь следить за любыми посторонними звуками.
Они ничего не услышали.
И его это не удивило. Сорха и ее солдаты являлись городскими жителями. А горожане еще в большей степени склонны к суевериям, чем обитатели деревень, которые живут на опушках леса. С каждым шагом Кахан ощущал все более сильное сопротивление – не физическое, а мысленное. В нем росла уверенность. Венн мог думать, что Сорха будет их преследовать, Кахан не сомневался, что трион искренне так считал. Но Венн был очень молод и невинен – и готов верить в то, во что ему хотелось, а не в реальные вещи. Кахан понимал больше. Сорха не станет покидать деревню одна, когда обнаружит, что он спасся; даже без капюшона она оставалась Рэем. В такой ситуации за его побег заплатят другие.
– Давай скорее, Кахан! – крикнул Венн, который шел впереди.
Они остановились перед полем, на котором находилась его ферма. Никаких следов на заснеженной траве, в доме не горел свет. Он зашагал к дому, Венн побежал вперед.
– Скорее, Кахан.
Харн: монашка Юдинни, Леорик, ее ребенок, которого он с таким трудом спас. Девочка и ее соломенная кукла. Возвращенные короноголовые и многие другие мелкие добрые дела, совершенные другими ради него.
– Идем, Кахан.
Венн никогда не поймет, что поступил неправильно. Он не вернется сюда и не испытает стыд.
«Прекрати это», – сказал он себе.
Он был не воином, а обычным лесничим. В течение многих лет – лесничий, и ничего больше.
Ты нуждаешься во мне.
– Кахан? – позвал его трион. – Ты что-то сказал?
– Нет, – ответил он и ускорил шаг, теперь он шел впереди. Распахнул дверь дома. – Под кроватью лежат свертки. Возьми еду и теплую одежду.
Кто ты такой?
– Кахан? – Венн выглядел сбитым с толку.
У него возникли похожие ощущения. Он услышал совсем другие слова.
– Это всего лишь мой капюшон, ничего больше.
– Я услышал голос, но не слова. Что он сказал? – Венн посмотрел на него – Кахан подозревал, что так смотрят все дети, когда им говорят, чтобы они не проявляли излишнего любопытства. – А теперь быстро все сложи, пока никто не заметил, что мы сбежали. Для начала они придут сюда.
Венн продолжал складывать вещи, но Кахана продолжали преследовать мысли о Харне.
– Кахан? Кахан?
Он тряхнул головой.
Потер виски.
– Что? – Слово прозвучало неожиданно грубо, и он увидел, как глаза триона широко открылись, словно он его оскорбил.
– Я всего лишь спросил, что еще следует взять. Я положил жесткий хлеб, сушеное мясо и немного сыра.
– Вот куртка, возьми ее. – Кахан указал на висевшую на двери куртку.
– А как же ты?
– Со мной все будет в порядке.
– Ты беспокоишься за жителей деревни?
– Нет. – Он ответил слишком быстро, почти рявкнул. – Ты же сам сказал, что Сорха будет нас преследовать.
Венн кивнул, но не стал поднимать голову, а подошел к двери, чтобы взять куртку.
Что он делает? То, что казалось правильным перед стенами Харна, когда они собирались казнить Юдинни, не изменилось. Жители деревни умрут, умрет Юдинни. И тот факт, что его там не будет и он этого не увидит, ничего не менял.
Они вышли из дома и быстро зашагали в сторону Вудэджа.
Рэй никогда не перестанет его искать. Никогда. Куда бы он ни пошел.
За исключением Вирдвуда.
Туда никто не последует за ними. Даже Юдинни, которая была самым раздражающе любопытным человеком из всех, кого он знал, лишь с большой опаской снова войдет в Вирдвуд. Там они с Венном смогут жить как отшельники, ни с кем не входя в контакт.
Но Юдинни пошла с ним в Вирдвуд из-за того, что решила: ее об этом попросила богиня. А также из-за того, что не хотела, чтобы кто-то подвергался опасности в одиночку.
Но теперь она умрет.
И ее смерть будет тяжелой. Ее уже назвали предательницей за то, что она следовала за Раньей, богиней, которую приказано забыть.
Они все умрут.
– Кахан, – сказал Венн, каким-то образом трион снова его опередил. – Почему ты остановился? Они могут появиться в любую минуту.
Кахан закинул голову назад, закрыл глаза и подставил лицо снегу. Он долго жил один. И это не было жизнью.
– Мне нужно кое-что еще взять на ферме, – сказал он.
– Что? – спросил Венн.
– Лопату, – ответил он и повернул назад.
– Зачем? – крикнул Венн.
– Мне нужно кое-что выкопать.
В глубине леса
– Я не хочу, Нахак, – говоришь ты и горько плачешь. Маленький мальчик, который не может сдержать слезы. – Мне не нужна их война и капюшон. Я хочу вернуться на ферму.
– Я бы с радостью взяла его у тебя. – Она сердится на тебя, она постоянно сердилась. – Но это невозможно.
– Я никогда не хотел быть особенным.
– Но ты особенный, Кахан, – сказала она тебе. – Поэтому ты должен быть смелым.
Она все больше сердилась, по мере того как шли годы. И ты становился таким, каким они хотели. Ты все еще видишь ее, единственный образ, который остался с тобой – презрительная усмешка, когда тебя уводят, а ты рыдаешь и просишь этого не делать, но тебе не избежать черной дыры цветущей комнаты. Вонь трупов так сильна, что ты чувствуешь привкус разложения, ведь все рано или поздно разлагается. И тебя это тоже ждет.
Все, что останется, когда ты будешь огнем, – это разложение. Мир начнет гнить и превратится в ничто, когда люди уйдут на Звездную Тропу. Ты колотишь в дверь, просишь, чтобы тебя выпустили. Пытаешься не дышать. Боль раздирает твое тело на части.
Дни боли. Ты окружен смертью.
Ты не хотел, чтобы она сердилась. Никогда. Ты мечтал быть вместе с ней, но Круа не интересуют твои желания.
Это дикая страна, она постоянно берет и берет, и только сильные способны выстоять против нее.
Она забрала Нахак. Твою сестру.
Нахак не была избранной. Ее судьба не танцевала на стенах, не существовала в мире, пропитанном кровью, болью и огнем.
И ты захотел бежать.
Но ты никогда не мог бежать достаточно быстро.
Они всегда тебя ловили.
Ты огонь.
41
Кахан знал все тропинки и препятствия, каждое растение и дерево, что росли между его фермой и святилищем Раньи в Вудэдже. Он знал следы каждого животного, что пересекали это место по земле, воздуху или по деревьям.
Здесь он оставил игрушку, принадлежавшую ребенку, убитому Рэями на ферме. Здесь находилась могила того, кого он когда-то знал. Место, где он похоронил все надежды священников и монахов и рассчитывал оставить за спиной жизнь, навязанную ему другими.
Именно здесь умер Кахан Дю-Нахири, бесклановый лесничий, который поселился в стороне от людей и, вернувшись в свой дом, рассчитывал жить так, словно он отсюда никогда не уходил.
Но Круа – жестокая земля, ее не интересуют мысли и желания человека. В Круа мертвые могут возродиться, значит, должны находиться именно здесь. В темноте. В лесу.
Он сдвинул святилище из палок, построенное наподобие охотничьих сетей. Показал Венну место, где на земле остались следы лопаты, когда он доставал свои монеты, – казалось, с тех пор прошла целая жизнь. Потом вручил Венну лопату и показал, где копать, а сам взялся за свою лопату.
– Что мы хотим выкопать? – спросил Венн, глядя на лопату.
– Жизни остальных, – ответил он и отбросил в сторону землю.
Трион с сомнением посмотрел вниз, но начал копать, нажимая на лопату весом всего тела.
– Здесь твердая земля, – сказал Венн.
– Дальше она станет мягче.
Венну удалось снять тонкий слой земли.
– И как глубоко нужно копать? – спросил он.
– Довольно глубоко.
– А как я узнаю, что уже достаточно?
– Ты узнаешь. А теперь копай. Я не хочу потерять темное время.
Венн посмотрел на него в явном недоумении, но снова стал копать. Он собрался присоединиться к нему, но почувствовал покалывание в шее. За ними кто-то наблюдал. Кахан повернулся и увидел две серые фигуры в лесу.