– Я сейчас вернусь, – сказал он Венну.
– Почему ты…
– Копай, это не займет много времени. – Его голос прозвучал резко, не оставляя места для возражений.
Венн нахмурился, отвернулся и продолжил попытки пробить верхний слой земли. Кахан пробрался через кустарник, следуя за тенями серых фигур, постепенно удаляясь от прогалины, пока не оказался у края леса. Возрожденные ждали, за ними маячила тень его фермы.
– Тридцать пять против одного, Кахан Дю-Нахири, – сказала возрожденная, чей голос приглушало опущенное забрало.
– У меня есть план.
– Призови нас. В противном случае ты не уцелеешь.
– Я хочу спасти жителей деревни, – сказал он. – Ничего больше. Я не собираюсь сражаться.
– Ты намерен умереть.
Возрожденные стояли совершенно неподвижно, все их внимание было сосредоточено на нем. Он думал, они скажут что-то еще, будут возражать.
Однако они просто отвернулись и пошли обратно в сторону его фермы. Он смотрел им вслед, размышляя о том, о чем они думали. Либо считали его смелым или глупым, либо просто рассердились, не получив то, что хотели. Это не имело значения.
Он принял решение освободить Харн, хотя знал, что цена, скорее всего, будет высокой.
Венн продолжал копать без особого успеха, когда он вернулся.
Кахан поднял свою лопату и присоединился к триону. Это была тяжелая, но честная работа. Довольно скоро лопата с глухим стуком задела что-то твердое.
То, что он закопал, оказалось не так глубоко, как он думал, значит, выкопать ящик будет не так трудно.
– Помоги мне очистить ящик от земли, Венн, – попросил он, и они принялись за работу.
Они раскопали землю вокруг ящика, пока полностью его не очистили. Ящик из твердого дерева был длинным и широким, как человек. Высохшая летучая лоза, которую Кахан использовал для его перемещения, все еще лежала сверху. Изящная резьба, что на его глазах сделала женщина, сохранилась неповрежденной за годы, проведенные в земле.
– Помоги мне его вытащить, – попросил он, и Венн встал на ящик, пытаясь опустить руки под крышку. – Как ты собираешься вытащить ящик, если ты на нем стоишь, дитя?
Венн бросил на него обиженный взгляд.
– Подойди ко мне. Тут есть ручки.
Кахан лопатой расчистил нужный участок, затем они присели на корточки у края ямы и опустили руки вниз, чтобы ухватиться за ящик.
– Он тяжелый, – сказал Венн.
– Да, и в нем целая жизнь. А теперь поднимай.
Они вместе напряглись, хотя Кахан чувствовал, что он делал бóльшую часть работы. Он в последний раз крякнул от усилий, и ящик появился из земли. Венн упал на траву, а Кахан едва не потерял равновесие. Копать и вытаскивать ящик оказалось трудной работой, и он немного передохнул, восстанавливая дыхание. Венн приподнялся первым и подполз к ящику, шурша заснеженной листвой.
– Красиво, – сказал Венн, счищая землю с резных деревьев и лиц, спрятанных под листвой. – Такое впечатление, что это предназначалось для Высокой Леорик. – Венн выглядел озадаченным. – Как он открывается?
– Это воля-древо, Венн, ящик откроется только для меня.
Кахан положил руку на крышку.
И вздрогнул. На миг ему показалось, что ничего не произойдет, что земля каким-то образом забрала магию и дерево ее забыло. Он надеялся, что так и будет, но тут же ему стало стыдно – он искал повод для бегства.
Но дерево не забыло, резные ветки и корни вдоль бока и по верху сдвинулись.
Дерево изгибалось и меняло форму, пока не превратилось в ручки, что позволило Кахану снять крышку. Он услышал, как Венн тихонько ахнул, увидев содержимое ящика.
В открытом виде ящик еще больше походил на гроб. На дне лежала тонкая красная ткань, а на ней, точно тело великого правителя, лежал набор доспехов и оружия.
– Это твое? – шепотом спросил трион. – Я никогда не видел ничего настолько красивого. Кто ты? – Он смотрел на Кахана, широко раскрыв глаза.
– Не тот человек, за которого меня принимали те, кто сделал эти доспехи.
Трион не зря восхитился красотой доспехов. Это был полный набор, сделанный из туче-древа, соединенного при помощи воле-древа способом, известным только оружейнику. Доспехи украшала резьба из необычных зубчатых листьев, но Кахан никогда не видел, чтобы они росли на каком-то дереве. Шлем венчали такие же рога, какие он видел в лесу у боуреев, однако здесь они были симметричными.
Рядом, вложенные в ратные чешуйчатые рукавицы, лежали его топоры.
Каждый, сделанный из одного куска сердце-древа, был необычной изогнутой формы – от острых концов рукоятей до широких лезвий. Рядом лежал колчан, полный стрел, а в кармане – несколько наборов тетивы для лука.
– Значит, ты не собираешься бежать, верно? – сказал Венн.
Кахан покачал головой.
– Я очень долго бегал, дитя, – сказал он. – Жителям Харна грозит опасность из-за меня.
– Но ты не можешь сражаться с таким количеством солдат.
– В этом не будет необходимости, – ответил он. – Мне нужно лишь отвлечь их. Я хочу, чтобы ты вернулся в Харн и вывел жителей в Вудэдж.
– Я? – Венн отступил на шаг.
– Я не стану тебя заставлять, это будет опасно, – сказал он. Трион смотрел на него и моргал. – Ты можешь уйти, если захочешь. – Венн сделал еще шаг назад. – Но если нам повезет, они еще не знают, что мы ушли. Ты просто вернешься назад, а если они уже поняли, что я сбежал, скажешь им, что пытался меня поймать. И что я на своей ферме. – Трион продолжал на него смотреть. – Или просто уходи. Я на тебя не обижусь. Я пойму. Найди небесный плот, даже Капюшон-Рэи не осмеливаются связываться с семьями плота.
Венн опустил взгляд на лежавшие в ящике доспехи, а потом посмотрел на него.
– Ты воин.
– Я никогда этого не хотел.
– Почему ты все это делаешь? – Смятение отразилось на лице Венна. – Почему не бежишь?
Он не стал отвечать сразу.
– Сорха не оставит в Харне никого в живых.
– Нет, она будет нас преследовать, она…
– Нет. Она Рэй, она захочет отомстить, – сказал Кахан. – Они рассуждают именно так. – Он ощутил, как его охватывает чувство вины, знакомое и ненавистное. Что он делает? Венн еще ребенок. – Тебе следует уйти, Венн. Я смогу проникнуть внутрь, увести тех, кому грозит наибольшая опасность, и…
– Ты и в самом деле веришь, что способен их спасти? – спросил Венн.
Кахан выдохнул и подумал о том, что спланировал, и, к собственному удивлению, понял, что верит.
– Да, – ответил он. – Если удача будет на нашей стороне.
– И Тарл-ан-Гиг.
– Я не верю в богов, Венн.
Трион посмотрел на него и снова кивнул.
– Я тебе помогу, – сказал он.
Кахан почувствовал, что все у него внутри сжалось, и он обещал себе, что уведет отсюда триона, чего бы это ему ни стоило. Даже если все пойдет не так и ему не удастся спасти никого другого, он уведет Венна.
– Нам нужно достать доспехи из ящика, и ты поможешь мне их надеть, – сказал Кахан.
Пока Венн помогал ему надевать доспехи, он подумал, как это странно. Он не носил доспехи дольше, чем прожил трион.
Он словно почувствовал прикосновения старого друга.
Доспехи в буквальном смысле являлись его частью. И по мере того как каждая деталь занимала свое место, Кахан чувствовал реакцию капюшона. Он соединялся с ними. По мере того как доспехи принимали форму его тела – сейчас он ощущал себя совсем не так, как в тот момент, когда закапывал ящик. Когда они закончили, Венн оглядел его со всех сторон.
– Ты выглядишь великолепно.
Он кивнул. Доспехи предназначались для того, чтобы на них смотрели, наплечники из гриба трутовика были пропитаны цветом, который сиял даже днем, чтобы войска Зорира знали: их Капюшон-Рэй вышел в поле. Он забрал из монастыря только доспехи. Ему пришлось раскапывать пепел руин, чтобы их найти. Кахан удивился, что их не украли. Он собрался бежать и хотел иметь их защиту, пока не найдет место, где сможет спрятаться. Он обнаружил, что уроки убийства, которые преподали ему наставники, никуда не исчезли. И как бы сильно он ни испытывал ненависть к войне, он научился драться. И дрался умело, и даже находил в этом некоторое утешение. Кахан продавал свое мастерство и в процессе потерял себя.
– Но сегодня ночью нам послужит не их великолепие, – сказал он и пожелал, чтобы доспехи утратили свой блеск.
Они изменились: рога на шлеме растворились, цвет стал не таким ярким, резьба исчезла – и они стали гладкими и темными, как ночь.
Доспехи для сражения.
– Клянусь ногами Чайи, – сказал Венн, – я никогда не видел ничего подобного.
– Передай мне топоры, – попросил Кахан.
Венн вытащил оружие из ящика и удивился, что топоры оказались совсем легкими. Кахан наблюдал, как трион изучал метки на рукояти, множество царапин и зарубок. Затем Венн взглянул на второй топор и увидел то же самое.
– Это осталось после сражений? – спросил он.
Кахан покачал головой.
– Когда я был молод и зол, – ответил он, – то назвал свое оружие «Правда» и «Справедливость». Но потом осознал собственную глупость, и мне пришлось срезать эти имена.
– А что в них было глупого? Хорошие имена, – возразил Венн.
Кахан взял у триона топоры и прижал их к доспехам на бедре, они закрепились на них, и ему не потребовались ножны.
– Дело в том, что ты еще молод, – спокойно сказал он. – Эти слова – ложь, Венн. Единственная правда человека с оружием и силой, позволяющей его использовать, состоит в том, чтó он хочет услышать. Единственная справедливость, которую способно принести оружие, – то, во что он сам верит. Разумнее было бы назвать топоры Тиранией и Страхом.
Венн кивнул, но Кахан не был уверен, что он его понял. Трион поднял колчан со стрелами и передал его Кахану. На этот раз он промолчал. Как и большинство людей, трион с подозрением относился к стрелам.
Кахан подошел к посоху, который прислонил к дереву, и взял его. Снял футляр с нижней части, затем вытащил тетиву из кармана в колчане, сделанную из кишки-пасти, все еще прочную после стольких лет. Он привязал колчан к бедру, взял посох и привязал к нему один конец тетивы. Ему пришлось применить всю свою силу, чтобы согнуть посох и закрепить другой конец тетивы, – и посох превратился в то, что ему запрещали в течение многих лет.