В красивую смертельную дугу.
– Лук, – сказал Венн. – Все это время ты носил с собой лук, – продолжал он. – Тебя могли за это казнить.
– Лук всегда был моим любимым оружием. – Кахан проверил натяжение тетивы и остался доволен. – Я назвал его «Утрата», – добавил он, – и это имя я сохранил.
– Почему? – спросил Венн.
– Это то, что он несет, – сказал Кахан, однако не стал продолжать: к тому же я сам понес утрату, чтобы его получить. – Теперь мы можем вернуться. – Он указал луком в сторону Харна.
– А что будет, когда мы окажемся там? – спросил Венн. – Я мог бы убедить жителей уничтожить глушаки и…
– Нет, – прервал его Кахан. Теперь ему предстояло открыть триону правду, он ее заслужил. – Не верьте тому, что рассказывают в историях, не верьте песням и болтовне солдат в тавернах. На свете нет героев, способных в одиночку разбить армии. Такого не бывает, а не прошедшие подготовку жители Харна не смогут сражаться с солдатами. Если они попытаются уничтожить глушаки, стражи их перебьют. Все просто. Тебе нужно постараться собрать как можно больше людей и вывести их из Харна через стену, больше от тебя ничего не требуется.
Венн заморгал, поправил шлем.
– И все же ты можешь одержать победу. – Кахан замер. – Без глушаков – сможешь, – продолжал он. – Я видел тебя на поляне. Сорха сказала, что ты…
– Нет, – возразил он. – Кроме того, ты видел, что было со мной потом, в лесу. – Венн склонил голову. – Капюшон требует жизни других людей, Венн. И после каждой отнятой жизни взять следующую становится легче. А ты становишься чуть более жестоким.
– Но это ради доброго дела…
– Да, так всегда начинается, Венн.
Трион заморгал.
И кивнул.
– Нам пора, – сказал Кахан.
Казалось, каждый следующий шаг был более длинным, чем предыдущий.
Словно у него становилось больше сил, а спина распрямлялась. Воздействие доспехов и его капюшона, который с ними соединился, образуя знакомое сочетание.
– Как долго ты был солдатом? – спросил Венн.
Он забыл, каким пытливым был трион. Почти таким же, как Юдинни.
– Я никогда не был солдатом.
Несколько шагов Венн молчал.
– Ты выглядишь как солдат. – Кахан ничего не ответил, только проворчал что-то невнятное. – Значит, оружие только для вида?
Лесничий продолжал идти, не оглядываясь, стараясь не зарычать.
– Люди, которые меня обучали, считали важным мое умение сражаться. – Он шел через папоротники, потяжелевшие от снега. – Кроме того, ничего другого я делать не умел.
– Значит, ты был солдатом. – Кахан не ответил. – Ты сражался за Капюшон-Рэев?
– Иногда, – сказал он.
– А тебя не беспокоило, что они узнают, кто ты такой? Ты ведь Капюшон-Рэй, не так ли?
– Как я могу им быть? – Он не смотрел на триона. – У нас есть Капюшон-Рэй. Один в поколение, разве не так? Все остальные лишь претенденты, и сейчас их больше не будет, если верить монахам Тарл-ан-Гига. Я всегда старался держаться как можно дальше от центров силы, чтобы никто не узнал о существовании моего капюшона. Еще одно копье на стене. – Он зашагал дальше. Кахан почувствовал момент, когда Венн задаст новый вопрос. – Эту часть своей жизни я не хочу обсуждать, дитя.
– Ой, – сказал Венн, и Кахан подумал, что он некоторое время будет хранить молчание.
Однако его ждало разочарование.
– Это страшно? – спросил он.
– Что страшно? – уточнил он.
– Участвовать в сражении.
– Да.
– Должно быть, ты очень смелый.
Он снова остановился.
Прижал ладонь ко лбу и постарался прогнать раздражение.
– Смелость – это ложь, – сказал он. – Мы делаем вещи, потому что должны, и у нас нет выбора.
– Но, – сказал Венн, – мы собираемся освободить Харн. У тебя был выбор, ты мог этого не делать, значит, ты смелый.
Кахан посмотрел на триона и позавидовал его простому взгляду на мир.
– Нет, Венн, – сказал он, – у меня не было выбора.
– Но ты можешь погибнуть.
– Если я уйду сейчас, весь Харн будет на моей совести. Все погибнут из-за меня, потому что я не стал действовать, и я буду нести вину за их гибель. Это более медленная смерть – но все равно смерть. Некоторое время назад я понял, что умирал в течение многих лет, – теперь с меня хватит.
Венн смотрел на него, недоуменно наморщив лоб.
Потом он кивнул. Кахан надеялся, что они дальше пойдут молча, но Венн заговорил снова:
– Но откуда у тебя лук? Они запрещены.
– Это тайна бесклановых, – ответил Кахан.
– И форестолов, – сказал он. – Они тоже бесклановые?
– Нет, они форестолы.
– Тогда в чем разница? – спросил Венн.
Он снова остановился. Кахан понял, что покоя у него не будет, пока трион не получит хотя бы часть ответов.
– Какое оружие разрешено иметь бесклановым, Венн?
– Им нельзя иметь оружие. – Ответ Венна прозвучал без колебаний, словно Кахан задал глупый вопрос – для многих так бы и было.
– Совершенно верно, но всем остальным в Круа разрешено носить оружие, большинство предпочитает копье или длинный нож, если умеет с ним обращаться. – Венн кивнул. – Ты знаешь, какие чувства испытывает человек, которого ненавидят, Венн? Когда на тебя смотрят свысока только из-за факта твоего рождения? – Кахан видел, что Венн погрузился в размышления. – Именно так я рос первые шесть лет моей жизни, зная, что я хуже всех остальных. Если кто-то хотел получить то, чем я обладал, я должен был это отдать. Если мне грозило насилие, мне следовало убежать или его принять.
– Это неправильно, – сказал Венн.
– Но так устроен мир, – заметил Кахан и снова зашагал в сторону Харна. – Посох, – он слегка приподнял лук, – нельзя запретить человеку носить посох. Он нужен для ходьбы. Но его можно превратить в оружие, у него нет острия, однако с его помощью можно вышибить мозги. – Трион наблюдал за ним. Казалось, слова Кахана его завораживали. – В какой-то момент кто-то начинает понимать, что нет особой разницы между посохом для ходьбы и для сражения или луком, если использовать правильное дерево. Мои матери отвели меня в Вирдвуд, куда, как они знали, им нельзя было заходить. Там они обучили меня стрелять из лука. К тому моменту, когда мне исполнилось пять, я мог поразить цель на расстоянии в пятьдесят шагов. – Он миновал заснеженный подлесок, почти не замечая холода, и его удивило, что Венн мерз.
– Как глушак действует на тебя, дитя? – В тишине, царившей вокруг, мысли о предстоявшем насилии начали его раздражать, и теперь он уже хотел, чтобы трион заговорил и его голос прогнал их прочь.
– Главным образом меня начинает тошнить, – ответил Венн. – И еще возникает странное чувство. Словно я более остро ощущаю некоторые вещи – холод, боль. – Он поскользнулся и едва не упал на куст, но в последний момент сумел сохранить равновесие. – И другие вещи: зрение, слух, сила – все становятся слабее. А у тебя?
– Да, – ответил Кахан. – Только в большей степени, я полагаю. – Он остановился. – Я думал, что ты не накормил своего капюшона.
– Так и есть. Я не стану убивать, – сказал он Кахану. – Я принял решение – вот почему мне пришлось уйти прежде, чем моя мать узнает правду. Она никогда меня не простит и все равно заставит, но я не уверен, что у меня хватит сил выдержать пытки.
Кахан кивнул, но слова Венна заставили его задуматься. Всю жизнь он считал, что капюшон пробуждается только после того, как его обладатель совершит первое убийство. Но если глушаки воздействовали на Венна, то либо трион ему солгал, либо все, что им говорили, было обманом.
Может быть, Венн не мог жонглировать огнем или утопить кого-то в его собственной жидкости, но у него имелась связь с капюшоном. Если оглянуться назад, Венн чувствовал жизнь леса. Трион чувствовал свой капюшон – и для этого ему не потребовалось убивать.
– Кахан, – позвал он.
Он посмотрел через плечо на Венна, бежавшего за ним, – растения и кустарник сбрасывали снег, когда он их задевал.
– Да?
– Как ты собираешься с ними сражаться, когда рядом глушаки? – спросил трион. – Они делают тебя слабым. Я все еще думаю, что смогу что-то сделать… – Венн выглядел очень серьезным.
– Венн, они тебя убьют. Может быть, тебе удастся уничтожить один глушак, но два остальных останутся. И ты, как и те, кто будет вам помогать, погибнешь напрасно. – Он протянул руку и положил ее на наплечник доспехов Венна. – Твоя задача в том, чтобы вывести людей из Харна. Ты не должен недооценивать ее важность. – Он коснулся топора на правом бедре, привлекая к нему внимание. – Если мне придется их использовать, значит, я проиграл. – Кахан попытался улыбнуться, но он слишком редко это делал, к тому же ему не хватало уверенности, что его улыбка успокоит Венна. – Глушаки или нет, но если мне придется войти в деревню, меня поймают.
– Но как тогда?..
Кахан приподнял лук.
– Это намного более эффективное оружие, чем топор, меч или копье.
Венн нахмурил лоб, не веря в его слова.
Как он мог ждать от триона другой реакции? Люди Круа постоянно слышали, что луки – оружие трусов. Он поднял лук, чтобы Венн смог разглядеть резьбу.
– Тебе доводилось видеть такое оружие прежде? – Трион снова покачал головой. – Это лесной лук, запрещенный на всей территории Круа. Видишь, один конец у него острый, а другой тупой? – Венн кивнул. – Его можно принять за посох. Нет лучшего оружия войны, чем лесной лук. – Трион склонил голову набок.
– Лук бесполезен против Рэев, – сказал он.
Кахан передал ему оружие, и Венн осторожно взял его, словно лук мог его испачкать.
– Да, они хотят, чтобы люди так думали. Вблизи Рэи опасны, с помощью капюшона один Рэй способен расправиться со многими. Требуется десять или больше солдат, чтобы убить одного Рэя, верно? – Венн кивнул. – А это, – он забрал у Венна лесной лук, – способно из Вудэджа поразить человека в доспехах в Харне. Даже с такого расстояния стрела пробьет любые доспехи и прикончит того, кто стоит сзади. – Трион посмотрел на него. – Лесной лук уравнивает шансы, Венн, он уничтожит преимущество Рэев. Их можно поразить стрелой еще до того, как они увидят, что она летит в их сторону, и капюшон им не поможет.