т. Он оказался в таком же положении, как когда сидел в клетке.
Ты нуждаешься во мне.
Он не станет слушать этот голос. Не станет.
Ты нуждаешься во мне.
Конечно, капюшон лгал. Как только он окажется в поле досягаемости глушаков, он не сможет ему помочь. Кахан знал, что на самом деле он станет слабее, будет плохо сражаться, лишившись силы и воли.
Но…
Ему и не требовалось хорошо сражаться. Нужно лишь отвлечь солдат, чтобы Венн и жители Харна могли спастись. Может быть, Сорха и ее солдаты будут так с ним заняты, что не заметят их бегства. Лук теперь едва ли пригодится, но у него есть топоры. Даже без капюшона он прекрасно ими владеет.
Он посмотрел на сидевшего рядом с ним Сегура – гараур не спускал с него глаз.
– Ну, Сегур, – сказал Кахан, – если честно, я не рассчитывал отсюда уйти. – Гараур заскулил. – А теперь тебе обязательно нужно спрятаться. – Он опустился на колени, чтобы почесать между острыми ушами гараура.
Зверь открыл рот, показав ряд острых зубов.
– Ты был замечательным спутником, но я снова тебя освобождаю. Хорошей тебе охоты, только вот теперь некому будет готовить для тебя хисти.
Гараур снова заскулил.
Кахан толкнул его голову, но тот даже не пошевелился, продолжая сидеть на месте. Может быть, он ему не поверил. Кахан погладил ухо Сегура.
– Сорха! – крикнул он. – Держи свой клинок подальше от жителей деревни. Я иду.
– Мы готовы тебя встретить, Кахан Дю-Нахири. Костер ждет.
Он огляделся по сторонам. Бóльшая часть деревьев вокруг Харна была невысокими и молодыми, но он видел два больших клинка-древа. Кахан подошел к ближайшему, коснулся ствола руками, почувствовал под латными рукавицами древнюю жизнь и его медленный рост.
– Старый, – сказал Кахан, – одолжи мне свою силу, я возьму лишь то, что необходимо. – И он прижал руки к коре, чувствуя пульсацию и поток жизни.
Он просил не каплю, не глоток, но столько, чтобы наполнить его существо. Взять силу у дерева не то же самое, что отнять у него жизнь, ты не можешь это сделать, убив дерево. Требовалось разрешение. И тут таилась опасность. Он собирался взять больше, чем при простом касании, хотел напиться до отвала. Дерево принадлежало лесу, а он всегда знал, что лес способен проглотить одного человека в потоке своей жизни, и неважно, есть у него капюшон или нет. Но Кахан не мог позволить себе испытывать страх. Или сомнения.
– Я прошу, – прошептал он. – Дай мне достаточно силы, или Харн погибнет.
Он направил свой разум глубоко в поток жизни дерева.
Невероятное высокомерие, рожденное отчаянием.
Сначала у него появились очень странные ощущения.
Величие могущественной реки жизни. Настолько огромное, что Кахан едва мог его по-настоящему понять. Сначала трепетавший и прохладный поток отшатнулся от Кахана, который в нем отчаянно нуждался, бросал ему вызов. Кахан тянулся к нему, но поток ускользал, танцевал вокруг него. Разочарованный, Кахан попытался навязать ему свою волю.
И тогда поток заметил Кахана.
Голос.
Такой громкий, что Кахан почувствовал себя оглушенным.
Свет. Такой яркий, что он его ослепил. И никто другой не мог его увидеть.
Он бы упал на колени, но не мог оторвать руку от дерева. Перед ним танцевали фигуры, высокие и тонкие, две ветви росли из их голов. Там и не там.
– Убивал ли ты и жег ли в наших владениях? – последовал вопрос. – Брал ли без разрешения? – Боурей.
Его тело разрывала боль. Растения пронзали его. Лоза душила. Корни перемалывали кости в пыль.
– Нет.
Колоссальное давление на его разум.
Сильнее любого страха, сминавшее все его чувства.
– Ты можешь взять то, что принадлежит нам. – Валуны падали с отвесного склона. Из земли начал бить гейзер. – И какой будет наша награда?
– Я остановлю тех, кто придет убивать и жечь.
Он прокричал эти слова. Но с его губ не слетело ни звука.
Молчание.
Он ощутил пульсацию. Словно что-то влилось в землю. И коснулось всего вокруг него.
Оно тянулось наружу и вперед.
Оно тянулась назад и в прошлое.
В глубине леса
Ты в деревне. В конце тропинки. Той, что ведет из монастыря.
Ты заблудился, плачешь, тебе страшно. Спотыкаясь, ты идешь вперед в поисках утешения, ответов и объяснений. Ты все еще одет в вышитую шерстяную одежду монахов. Ты испытываешь мгновенное облегчение, увидев знакомое лицо. Хозяйка прилавка, Кейссис, которая делает разноцветные игрушки из обрезков материала и куклы из травы. Их прилавок – одно из немногих мест, где ты ощущаешь истинную радость жизни. Кукол и лесных животных ты забираешь и прячешь в своей комнате. Они становятся пищей для бесконечных игр, заняв место в твоем воображении, где ты можешь мечтать, где ты никогда не покидал свою семью, где твоя сестра не умерла и ты не остался один, пойманный в жестокий режим тренировок. Где ты не должен быть сильным и безжалостным. Ты никогда не забудешь этот момент. И крик:
– Фальшивый Рэй!
Ты не понимаешь. Ты не фальшивый. Ты тот самый. Тот, кто предсказан. Начало изменений и шаг по Звездной Тропе для всех. Ты избранник Ужасного Повелителя, Зорира-Что-Идет-в-Огне. Ты спасение этих людей.
Но монахи, они все исчезли.
Кейссис хватает тебя, ее сильные руки обнимают тебя, захватывают в плен.
– Я его поймала! – кричит она.
Ее тело кажется мягким, но не отпускает тебя, голос полон ликования, а ты кричишь:
– Отпусти меня! Отпусти!
И твои страх и паника – здесь огонь.
А потом ты свободен, а Кейссис? Кейссис исчезла из мира, и ты сильный. Достаточно, чтобы бежать, но не настолько, чтобы сражаться с ужасом – ведь ты отнял жизнь.
Это совсем не так, как с разбойником, отнявшим жизнь твоей сестры. Здесь все иначе.
Но у тебя нет времени на размышления.
Ее крик привлекает толпу, жителей деревни и солдат. Они тебя преследуют. Ты бежишь головой вперед, не думая и не глядя по сторонам, несешься по узким переулкам и на каждом повороте видишь нового жителя деревни.
– Фальшивый Рэй!
Этот крик тебя преследует, эхом проносится между побеленными домами, заставляет гореть твои щеки, чего не может свет над головой.
Постепенно тебе отрезают все пути к отступлению и начинают тебя избивать, ты оказываешься в углу двора, тупые концы копий, кулаки и полные ненависти голоса, ты не можешь больше терпеть. Больше не можешь терпеть, не можешь терпеть.
В один
Кристально ясный
Момент
Ты чувствуешь связи, серебристые нити силы, что пронизывают каждое живое существо. Они становятся мощнее среди толпы, где начинают соприкасаться. Внутренняя сила воспламеняется эмоциями, как в те моменты, когда огонь взрывает воздух.
Все, чему тебя учили, в боли и стыде, внезапно становится понятным.
Не надо.
Ты берешь.
Берешь все. Высасываешь из них огромный горячий шар жизни и силы и ощущаешь, как твой капюшон распахивает огромный рот и воет. Ты воешь.
Толпа останавливается.
Только что их наполняла горячая ярость. А потом – нет.
Пустая плоть.
Они лежат на земле.
И ты одновременно чувствуешь гордость – ведь тебе удалось сделать то, чему тебя учили монахи, доказать, что они дали тебе правильное имя.
И стыд, ведь ты с удивительной легкостью убил многих. Но в этот момент ты не понимаешь своих чувств, ты ведь еще ребенок, и их быстро поглощает страх.
Появляются новые люди, жители деревни. И солдаты в доспехах, с копьями и мечами. Они кое-что еще принесли с собой. Не просто гнев, но нечто черное и злобное. Ненависть. В этот момент ты хочешь только одного: спастись. Бежать. Чтобы тебя оставили в покое.
И это желание спрессовывается в одно слово:
– Остановитесь!
Слово есть огонь.
Огонь в переулках, в дверях и окнах, над крышами. Никто не спасется. Растущее пламя несется по деревне. Потом оно гаснет. Остаешься только ты. Ты стоишь посреди дымящегося черного круга, где прежде проводили время те, кого ты знал.
Мальчик.
Дымящиеся руины, и больше стыда и вины, чем когда-либо довелось испытывать ребенку.
Ты хочешь бежать от ужаса, от того, кто ты есть, но ты никогда не сможешь бежать достаточно быстро.
Ты бежишь.
Бежишь.
Еще глубже в лесу
Ты на лесной прогалине, освещенной пестрым, льющимся сверху светом, заросшей густой короткой травой, хлюпающей под ногами. Место, которое кажется хорошим. Безопасным. Ты лежишь, свернувшись клубком, в траве. Тебе отчаянно хочется остаться одному. Ты еще чувствуешь запах дыма. Безопасность среди деревьев. Ты не помнишь, как здесь оказался.
Еще глубже в лесу
Мир мягкий и яркий и настолько красивый, что ты и представить не мог ничего подобного. Он полон магией звуков, света и голосов. Вокруг тебя кольцо грибов. Музыка, смех. Ты идешь. Мы идем. Женщина возвышается над тобой. Такая счастливая. Ты ее знаешь. Ты ее знаешь.
Мать. Лицо, которое ты едва помнишь.
Но ты ее знаешь.
Она поднимает тебя.
– Кахан! – говорит она, смеется и крутит тебя в воздухе. – Теперь ты среди деревьев, мой красивый мальчик, они обеспечат твою безопасность!
Вращение, вращение, вращение.
На границе леса
– Мы принимаем. – В его разуме звонит колокол. – Потребуется жертва.
– Нет, – шепот в холодном воздухе.
Он хочет вернуть все назад. Он хочет снова оказаться на теплой лесной прогалине. Он в холодной ночи у ворот Харна.
Прохладная, трепещущая жизнь входит в него. Недостаточно, чтобы причинить вред дереву, но столько, сколько ему требуется. Это совсем не так, как забрать жизнь, сила не настолько примитивная, яростная, могучая, красная, украденная и полная ненависти. Она прохладнее, словно ты зачерпываешь рукой в спокойном пруду со сладкой водой. Не он контролирует процесс – дерево позволяет ему брать, но только то, что Кахан хочет, словно собирает смолу из раны в коре.