– Слишком просто, – сказала она.
Она снова прикрыла щитом меч и нанесла целую серию неожиданных ударов. Она сознательно старалась его утомить и унизить. Раз за разом повторяя одну фразу:
– Я буду смотреть, как ты горишь.
Когда он уже едва стоял на ногах и с трудом удерживал в руках топоры, она отступила назад. Подняла забрало.
– И что у тебя осталось, старик? – спросила она. – Ничего, у тебя ничего нет. Ты ничто. – Она отступила еще на шаг. – Ничего! – выкрикнула она. Затем повернулась к своим солдатам: – Бейте его до тех пор, пока он не сможет двигаться. Сломайте ему ноги, чтобы он не мог бежать. Мне нужно, чтобы он дожил до утра, и тогда мы его сожжем и отнесем обугленную голову Леорик.
Солдаты вышли вперед, чтобы использовать тупые концы копий в качестве дубинок. Он пытался сражаться, но Сорха лишила его последних сил.
Они избивали его беспощадно, пока он не утратил способность двигаться, а в его голове повторялось одно слово: «Неудачник».
Они заставили его встать на колени. И держали, когда к нему снова подошла Сорха. Мир раскачивался вокруг, он с трудом сохранял сознание.
– Никто не спасся. – Она наклонилась к нему, чтобы ее шепот больше никто не услышал. – Ты взял у меня, а я заберу твое. Я буду убивать каждого жителя деревни у тебя на глазах, но сначала отрежу тебе язык, чтобы ты не мог кричать и просить у них прощения. – Она выпрямилась и отошла. Посмотрела на него, затем вытащила из-за пояса нож. – Если у тебя есть последние слова, сейчас самое время их произнести. – Она сплюнула на землю. – Кто ты такой, чтобы выступать против Рэев?
Кто он такой?
Слова метались в его измученном разуме. Шутка.
Вот кто он такой. Глупец, он умрет здесь, в доспехах, тех, что похоронил как принадлежавшие мертвецу. После того как использовал силу, к которой обещал себе больше никогда не обращаться. После того как оказался в положении, когда жизни других людей зависели от него.
Я чувствую смерть, Кахан Дю-Нахири, – сказала возрожденная женщина, – она идет к тебе. Ты можешь сколько угодно отрицать свою природу, но она придет. Смерть нельзя остановить.
Он думал, что готов умереть. Может быть, если бы он спас жителей деревни, то был бы готов к смерти. Но у него не получилось.
Думал, что принесет себя в жертву, но в последние мгновения об этом пожалел. Умереть напрасно. Ничего не добиться, но принести смерть другим, тем немногим, что стали ему близки в жизни, в которой было мало того, что его действительно волновало. Какой же он глупец!
– Так у тебя будут последние слова? – осведомилась Сорха.
Он не хотел умирать.
Не хотел, чтобы умерли жители деревни.
Он посмотрел на Рэй.
– Нахак, – сказал он, и имя умершей сестры показалось чужим на его губах. – Я призываю тебя.
И словно эхо он услышал ответ:
Назови мое имя, и мы придем.
43
Он не знал, чего ожидать. Какого-то мгновенного действия?
Однако ничего не произошло. Рэй Сорха повернулась к солдатам:
– Принесите клещи и что-нибудь, чтобы прижечь рану, – приказала она. – Я не хочу, чтобы он истек кровью и умер или захлебнулся в собственной крови. – Она отступила, глядя на него с ухмылкой.
Не вызывало сомнений, что она наслаждалась его страхом и паникой.
Солдаты держали его еще крепче. Один из них принес большие клещи, почерневшие от огня, и нож. Поднял клещи, показывая их Кахану.
– То, что я сделаю при помощи этих… – начал он.
– Начинай, – перебила его Сорха. – Я хочу, чтобы ему было больно.
Солдат бросил на нее взгляд через плечо и кивнул. Кто-то схватил голову Кахана и оттянул назад. Солдат с клещами шагнул к нему.
Кахан пытался сопротивляться, стиснуть зубы, но у него не осталось сил. Он не смог помешать им открыть ему рот. От солдата пахло грязью и алкоголем, он усмехался, засовывая клещи Кахану в рот.
В тот момент, когда клещи сомкнулась на его языке, он увидел следы, которые он и Сорха оставили на снегу, когда сражались. Бесконечно сложный узор невероятной красоты, и он подумал, что если он сможет разглядывать его достаточно долго, то найдет в нем какой-то смысл.
– Кто-нибудь принесите молот, нужно сломать ему руки и ноги, чтобы он снова не сбежал, – велела Сорха.
Солдат с клещами во рту Кахана замер. Он улыбался.
– Столько внимания к тебе, беcклановый, ты его не заслуживаешь, – сказал он.
Затем он потянул клещи, сдавив язык Кахана так, что тот почувствовал вкус крови, и вытащил его изо рта.
И поднял нож, чтобы его отрезать.
За спиной солдата с клещами появился другой, с огромным двуручным молотом – такими забивали в землю колья. Они смеялись. Кахан знал, что его жизнь сейчас превратится в бесконечную агонию. Ничего, кроме боли, но она будет лишь предвестником того, что его ждет на костре.
Улыбка солдата с клещами исчезла.
На лице застыло недоумение.
Клещи перестали сжимать язык Кахана.
Из груди солдата торчало копье. Руки, ноги и голову Кахана перестали сжимать. Солдаты кричали и бежали к оружию, которое они бросили, чтобы поглазеть на потеху. И умирали прежде, чем их руки успевали коснуться щита, топора или копья.
Поклонники Леди-Яростного-Цветения пришли на его зов.
Волна насилия пронеслась по Харну. Глушаки не действовали на возрожденных. Они не уставали, их мышцы не имели отношения к слабости живых. Их приводило в действие нечто другое – они и были другими. Возрожденные не испытывали страха, боли, не боялись смерти, они были выше этого. Он видел, как одна из возрожденных получила удар копьем в живот – в ответ она сделала шаг вперед и вонзила нож в глазницу атаковавшего ее солдата. Кахан никогда не видел, чтобы так сражались. Последние мастера утраченного искусства. Они двигались кругами и спиралями.
Копье в одной руке, короткий меч или щит – в другой. Они редко тратили на противника более мгновения.
И прекрасно чувствовали друг друга. Они даже не помышляли о защите. Только атака. Будь у солдат время, они могли бы найти спасение за стеной щитов, но у них не было времени.
Они оказались не готовы к борьбе с таким врагом.
Кахан не знал, существовали ли те, кто был бы готов.
Половина солдат погибли в первые же мгновения. Бойня была ужасающей, как в конце сражения, когда одна сторона обращается в паническое бегство, а другая сходит с ума от убийств.
Кровь.
Кровь и крики, мясо и смерть, пока не осталась одна Сорха. Возрожденные воительницы ее не трогали. Кахан подумал, что они были заняты расправой с солдатами. Но когда Рэй отступала к воротам Тилт, она повернулась и побежала в сторону Вудэджа. Он хотел закричать, чтобы они последовали за ней, но его рот был разбит, а язык распух.
Одна из возрожденных подошла к нему и остановилась. Ее доспехи и оружие покраснели от крови убитых солдат.
– Рэй, – с трудом сумел выговорить он и показал в сторону ворот Тилт. – Убейте Рэй, или она приведет других.
Возрожденная, которую он назвал в честь сестры, повернулась и подняла забрало.
– Я никого не вижу, – сказала она.
– Там, – он указал в сторону женщины, бежавшей по полям к Вудэджу.
Он пожалел, что оставил лук, хотя сейчас не сумел бы убить Сорху с его помощью, ведь у него осталось сил не больше, чем у только что вылупившегося гараура. Возрожденная продолжала смотреть туда же.
– Я никого не вижу, – повторила она.
Вскоре Сорха исчезла в Вудэдже, и это уже не имело значения. Кахан слишком устал, чтобы думать о том, почему женщина, которую он видел собственными глазами, оставалась невидимой для возрожденных воинов.
– Нам нужно уходить, – сказал Кахан.
Но даже если кто-то ему ответил, остатки сил его покинули, и над ним сомкнулась темнота.
Кахан пришел в себя в доме Леорик и тут же почувствовал знакомый аромат ее бульона, а также уловил запах жарившегося мяса – наверное, жители деревни зарезали короноголового, чтобы отпраздновать его победу. Он надеялся, что они не принесут ему куски мяса с кровью, как они любили, – бойня не вызывала у него аппетита.
– Спящий просыпается, – проговорил знакомый голос. Кахан открыл глаза и увидел Юдинни, сидевшую на его кровати. Она улыбнулась ему и подняла миску с бульоном, которую держала в руках. – Мы рады твоему возвращению, – сказала она, – или я могу принести тебе твою миску.
Он собрался отказаться, но понял, что неправильно оценил свой аппетит.
Он безумно хотел есть. Тошнота, вызванная глушаками, исчезла. Он почувствовал умиротворение, однако им тут же овладела паника.
– Рэй… они ее поймали?
– Кто должен был ее поймать? – спросила Юдинни.
– Жители деревни, кто угодно, – он попытался сесть, – если они ее не остановили, тогда…
Юдинни уложила его обратно.
Жилистая монашка оказалась сильнее, чем выглядела.
– Ты проспал полтора дня, никто не мог тебя разбудить. Рэй давно нет.
Кахана снова затошнило.
– Она снова придет сюда и приведет новых солдат и Рэев.
– Мне показалось, что я услышала голоса, – сказала Фарин Леорик, появляясь с миской бульона в руках. – Я рада, что ты проснулся, лесничий.
– Мне нужно уходить, Фарин, – сказал он, снова пытаясь встать – на этот раз он был готов и не дал Юдинни снова уложить себя. – Я навлек несчастья на вашу деревню, ее жители хотели, чтобы я ушел и…
– Успокойся, Кахан, – сказала Фарин. – Жители тебя не винят. Тассниг не скрывал своего участия в помощи Рэй, как только они прибыли, пока они могли его защитить. Он сразу рассказал им, что ты жив, и они убили на ферме не тех людей.
Кахан почувствовал, как внутри у него разгорелся гнев.
Убей его.
– Я должен поговорить с Тасснигом, – сказал он и встал.
– Ты не сможешь, его здесь нет. Деревня прогнала его после того, что он сделал, в особенности когда женщины, которых ты привел, уничтожили глушаки.
– Теперь жители деревни почитают Ранью, – с улыбкой сказала Юдинни.