– Это не так, – возразила Леорик Фарин.
– Ну, нет, пока нет, но я очень надеюсь, – сказала Юдинни.
Фарин покачала головой.
– Они вернутся, – сказал Кахан и немного помолчал. – А что ты сказала про глушаки?
– В них находились люди, – тихо сказала Юдинни. – Живые люди, хотя это не было жизнью. Нам показалось, что их пытали.
– Ты не знал? – спросила Фарин. Он покачал головой, пытаясь понять. – Мы думали, что ты был Рэем и сможешь нам все объяснить.
– Я никогда не был Рэем, – сказал он. – Глушаки – это нечто новое, придуманное Капюшон-Рэями Тарл-ан-Гига, я их видел несколько раз, но нам не разрешали близко к ним подходить. – Он зажмурился и потер лоб. – Люди?
Юдинни кивнула:
– Люди. Связанные. Грязные. Жалкие. Но с ними что-то было не так, они не отвечали, когда к ним обращались. И выглядели… – Юдинни немного помолчала. – Неправильно. Не знаю, как по-другому их описать. Возрожденные бросили на несчастных один взгляд и убили их.
Кахан подумал о хеттонах – они также выглядели неправильно.
– Капюшон-Рэи изменяют все правильное даже больше, чем Рэи, – сказал он.
– Жители деревни вырыли яму для трупов солдат, – сказала Фарин, – но тела глушаков сожгли. – Она вздохнула. – Люди не хотели, чтобы их тела находились в земле, они похожи на синие вены, и неважно, что это всего лишь болезнь растений. Я надеюсь, их мучения закончились и они идут по Звездной Тропе.
Наступило молчание, и Кахан снова почувствовал легкую тошноту, когда понял, что горелым мясом пахло от трупов.
– Тебе следовало послать людей на поиски Рэй, когда она сбежала.
– Кахан, – сказала Юдинни, – они мирные жители, а не воины.
– Это не имеет значения… – начал он.
Фарин заставила его замолчать, вложив в руки миску с бульоном.
– Ешь, – сказала она, – и слушай. – Он хотел возразить, но на него навалился голод. Кахан прекрасно понимал, какие проблемы теперь возникли для деревни. Его просили лишь о том, чтобы он немного помолчал. – Как правильно сказала Юдинни, здесь живут обычные люди. Некоторые из них видели, как ты бился с Сорхой, через щели в стенах моего дома. И видели, что она сделала с человеком в красивых доспехах, который умел сражаться. Ты ждал от них слишком многого, если думал, что они способны пойти против Рэй, – и ты прекрасно понимаешь, что она порубила бы их на куски.
Фарин сказала чистую правду, ему было нечего возразить.
– Леорик, Рэи не могут оставить такое оскорбление, не отомстив. Они вернутся.
Кахан начал есть бульон, который вновь оказался превосходным.
– Как ты считаешь, что нам теперь делать?
– Лес, – ответил он, – это единственное безопасное место.
– Ты думаешь, что они пойдут туда за нами? – спросила Леорик.
– Я думаю, что там легче спрятаться.
Фарин кивнула.
– В лесу много хороших, съедобных вещей, – сказала Юдинни. – Вот только их нельзя готовить, ну, разве что при помощи ног, а мне это не особенно нравится.
– У нас будет собрание жителей деревни, Кахан, – сказала Фарин, не обратив внимания на слова монашки. – Среди нас есть те, у кого имеются собственные мысли относительно нашего будущего. – Она смотрела, как он ел бульон. – Я хочу, чтобы ты с ними поговорил.
– Разве они станут меня слушать? – спросил он. – Я причина всех ваших несчастий.
Фарин встала.
– Не торопись себя жалеть, Кахан. – Ее лицо стало суровым, и он почувствовал себя маленьким ребенком. – Они выбрали тебя вопреки своему священнику и вышвырнули его за предательство. Частично из-за того, что он привел Рэя к дверям их домов. Но то, что они поступили так ради бескланового, огромный шаг. Теперь ты стал их частью. – Кахан ощутил внутри непривычное тепло, однако попытался это скрыть, решив, что, может быть, дело было в бульоне. – Кое-кто стоит за дверью и отчаянно хочет тебя увидеть. Тебе уже лучше, у тебя хватит сил? – Он кивнул и поел еще немного.
Фарин посмотрела на Юдинни.
– Я остаюсь, – сказала та.
Фарин кивнула и вышла; он услышал голоса, а потом появился Венн. Он больше не носил доспехов, теперь на нем была шерстяная куртка и штаны грязно-коричневого цвета. Он практически не отличался от остальных – одежда была сильно поношенной и странно бугрилась вокруг шеи, но трион улыбался. В руках он держал его лук-посох.
– Я нашел посох там, где ты его оставил. – Улыбка триона растаяла, когда он понял, что руки Кахана заняты и он не может взять посох. Затем его лицо стало серьезным. – Сожалею, Кахан, что я тебя подвел.
Юдинни наблюдала, и у нее на лице появилось странное выражение. Почти улыбка.
– Подвел меня? – переспросил Кахан.
Трион повернулся, и он понял, почему у того бугрилась шея. Там устроился гараур.
– Меня поймали, как только я оказался в деревне, – сказал он.
Кахан слегка расправил спину и посмотрел в свою миску.
Похлебка была густой, полной овощей и кусочков мяса.
– Ты меня не подвел, Венн, – сказал он тихо. – Это я тебя подвел. Мне не следовало посылать тебя одного.
– Что еще ты мог сделать? – спросил трион.
– Я не могу тебя простить, Венн, – сказал он и увидел на его лице потрясение. – Мне нечего прощать. Но если и было за что, – Сегур уже тебя простил. А его гораздо труднее убедить, чем меня. – Он увидел, как Юдинни постаралась скрыть улыбку. – Вопрос лишь в том, сможешь ли ты простить меня, Венн.
– Почему? – Венн казался искренне смущенным.
– За то, что я отправил тебя в деревню. За то, что тогда, в лесу, позволил тебе вернуться к матери.
– У тебя не было выбора, – сказал Венн, все еще смущенно. Он положил его лук на кровать. – Мне нужно идти. Леорик говорит, что мне нужно присматривать за Иссофуром.
Кахан кивнул и посмотрел триону вслед.
Когда Венн вышел из дома, Юдинни повернулась к Кахану:
– Венн мне нравится, – с улыбкой сказала монашка, – из него получится отличный последователь Раньи. – Она посмотрела в миску, и на ее лице появилось деланое огорчение из-за того, что та оказалась пустой. – В отличие от других твоих друзей – не думаю, что они за кем-нибудь следуют.
– Возрожденные? – Она кивнула. – Они мне не друзья.
Юдинни поставила миску на пол, и улыбка исчезла с ее лица. Они помолчали.
– Встреча, которую ждут жители деревни… – сказала Юдинни. – Они думают, что каким-то образом сумеют загладить свою вину перед Харншпилем, но Рэи не оставят то, что здесь случилось, без последствий, верно?
– Да, ты права.
– Создается впечатление, Кахан, что наступает поворотный момент. – Он кивнул. – Будем надеяться, что паутина Раньи нам поможет. – Казалось, она говорила с ним издалека.
Возможно, подумал он, дело в том, что в ее голосе он услышал страх.
– Да, – ответил он, – будем надеяться.
44
В Харне не нашлось достаточно большого строения, которое вместило бы всех жителей, и встречу решили провести на площади, где торчала небрежно сделанная Тасснигом статуя и за всеми наблюдал глаз Тарл-ан-Гига. Фарин и Дайон стояли перед святилищем. Юдинни решила не приходить на совет, она сказала, что их затея обречена на неудачу. Кахан не знал, почему она так думала, но спрашивать не стал. Он редко видел, чтобы монахиня Раньи относилась к чему-то настолько негативно, и ему это не нравилось. В результате она ушла вместе с Иссофуром поиграть в Вудэдже.
Жители деревни собрались, и он увидел Венна, стоявшего у края толпы, в стороне от тех, кого он знал: Онт, несносный мясник, огромный по сравнению с остальными, был даже больше, чем сам Кахан. Гассен и Эйслинн, стражи ворот, Сенгуи, которая разводила летучие пасти, кожевенник Дайра, Манха, глава ткачей, а рядом с ней – Илда, резчица по дереву. У Лесных ворот стояли двое возрожденных, неподвижные, точно статуи. Если бы он их не искал, то и не заметил бы.
Шел легкий снег, и хотя воздух оставался холодным, атмосфера на площади накалилась; жители Харна понимали, в какую беду они попали. Может быть, до этого момента они старались не думать о плохом, но собрание всей деревни заставило тревогу прорваться наружу.
– Слушайте все! – крикнул Дайон. – Слушайте вашу Леорик! Леорик хочет говорить, и вы должны ее выслушать!
Толпа притихла, слышался только тихий шепот.
Фарин огляделась по сторонам. Благодарно кивнула Дайону.
– Мы живем в странные времена, – сказала она, вставая перед статуей балансирующего мужчины. – Даже погода необычная, на прошлой неделе был самый теплый день Сурового из всех, что любой из нас может припомнить. А сегодня снова идет снег.
Она подняла руку и поймала снежинку. Толпа согласно загудела. Кахан слышал, как в монастыре говорили, что поднимутся новые Капюшон-Рэи и погода станет переменчивой, словно огромные изменения, происходившие в Круа, влияли на времена года.
– Мы потеряли одного из нас, Гарта, которого все уважали. – Снова послышался шепот. – Нас заставили бояться за свои жизни, нам угрожали солдаты округа Харн, нашей Высокой Леорик, наши Капюшон-Рэи. Люди, которым мы верили. Мы сражались за них и думали, что они будут нас защищать. – Тишина на площади. – Нас спас человек, которого многие из нас презирали.
Толпа выглядела все более встревоженной, однако Фарин продолжала:
– Теперь мы должны решить, что нам делать. Кто мы такие? Куда уйдем отсюда?
– Все закончилось! – крикнул кто-то из толпы. – Они проиграли, они не вернутся. Какое им дело до Харна?
Послышались возгласы согласия тех, кто прожил здесь всю жизнь и никогда не покидал Харна.
Но другие, те, кто сражался или бывал в каких-то городах по делам торговли или путешествовал, молчали.
– Рэи горды, – сказала Фарин. – Они правят с высокомерием и к этому привыкли. – Она оглядела толпу. – Они не оставят без внимания то, что здесь произошло.
– И что же нам делать? – прозвучал чей-то спокойный голос.
Кахан подумал, что это сказала Илда, резчица по дереву. Ее не особенно любили, она считалась неудачницей. Для ее работы требовалось дерево из Харнвуда, и она потеряла трех мужей, которые уходили в лес за материалом.