Она высвободила руку и спрыгнула со стены.
Кахан услышал яростный рев у себя за спиной, обернулся и посохом столкнул с лестницы вражеского солдата. У стены стояло уже пять лестниц, по ним взбирались солдаты, и сельчанам пришлось отступить назад по платформе. Люди отчаянно кричали. Кахан бросил лук и взялся за топоры. Другой солдат занял место возле тарана, а его команда побежала к мостику перед Воротами Тилт.
– Ломайте ворота! – подняв меч, крикнул командир ствола.
Казалось, взревели все солдаты на поле сражения. Таран закатили на мост. Кахан сказал Сенгуи, чтобы она подрубила опоры. Таран двинулся вперед.
Мост выдержал.
Таран с грохотом ударил по воротам.
Откатился назад. Воздух наполнил рев. Таран двинулся вперед и с оглушительным треском ударил в ворота. Стена содрогнулась. Некоторые защитники потеряли равновесие. Таран снова отъехал назад и направился вперед в третий раз.
И мост со стоном провалился под его тяжестью. Раздался пронзительный треск ломавшегося дерева. Солдаты посыпались в ров, таран утащил за собой тех, кто его толкал. Они падали вниз с искаженными от ужаса лицами. Те, кому повезло, умирали сразу, когда колья пробивали им грудь или живот, а те несчастные, кому колья вонзились в руку или ногу, напоминали насекомых, застрявших в смоле.
Странно, как такие вещи могут изменить ход сражения.
Кахан не сомневался, что, если бы солдаты продолжали идти в атаку, используя лишь лестницы, они сумели бы преодолеть сопротивление оборонявшихся жителей деревни. Они имели преимущество в численности и силе. Однако потеря тарана заставила их дрогнуть. Мгновение назад они издавали победные кличи, а теперь вопили от ужаса. И начали отступать. Сначала медленно, потом все быстрее они бежали мимо своих командиров, которые призывали их продолжить атаку. Но после того как войско утратило боевой дух, почти ничего невозможно изменить. Солдаты Рэев обратились в бегство.
Осталась лишь незначительная часть на стенах – им ничего не оставалось, как сражаться, понимая, что они потерпели поражение. Некоторые пытались перепрыгнуть через ров и падали на колья. Другие продолжали карабкаться на стены по лестницам, и их убивали защитники Харна. Сельчане поднимались на платформу, шедшую вдоль стен, и радостно кричали вслед убегавшим солдатам. Один из них натянул лук.
– Не трать стрелу, – сказал Кахан, – она пригодится, когда они вернутся.
Он повернулся и увидел стоявшую рядом Фарин.
– Победа, – сказала она, но Леорик не улыбалась и не стала присоединяться к тем, кто радостно кричал, вскидывая руки к небу. – Ты нам это обещал. – Он кивнул. – Они пойдут в атаку еще раз сегодня?
Кахан не ответил, он считал тела перед стеной.
Их оказалось много.
Но недостаточно.
Он посмотрел на свет, двигавшийся по небу.
Стены слегка задрожали.
– Вероятно, они подождут наступления темноты.
Вокруг них люди продолжали праздновать, и у него заболела голова.
Радость была избыточной.
– Сколько мы потеряли, Фарин?
– Никого. – Она положила руку ему на плечо. – Однако ты не выглядишь счастливым. Разве это не еще одна победа? Не доказательство, что Ранья на нашей стороне?
Один из крестьян сорвал шлем с головы мертвеца и со смехом бросил его через стену.
– Я хотел одержать победу дорогой ценой. Теперь нам будет нелегко уговорить людей уйти из деревни в лес. – Между тем крестьяне принялись собирать все ценное с трупов убитых солдат. – Я хотел, чтобы они сражались, Фарин, но не думали, что способны победить.
Земля дрогнула, стены затряслись, однако Кахану показалось, что никто, кроме него, этого не заметил.
– Пусть порадуются, – сказала Фарин, – позднее мы постараемся их вразумить.
Он кивнул. Тем не менее Кахан знал, что им придется заплатить за эту победу – и цена будет высокой.
60
Сельчане ликовали. В Харне царило праздничное настроение. Люди собирались в группы, возбужденно повторяя, что они «спасли деревню» от Рэев и теперь лишь «вопрос времени», когда Рэи предложат условия мира. Те, кто прежде его презирал, хлопали Кахана по спине и поздравляли, словно он сделал больше, чем просто стоял на стене и отдавал приказы, пока шла вражеская атака.
Сельчане праздновали.
Возрожденные стояли неподвижно, как статуи.
Форестолы ушли.
Но Кахан не чувствовал радости. Без невероятной точности стрельбы форестолов он сомневался, что они смогут пережить следующую атаку.
– Нам нужны люди на стенах! – крикнул Кахан.
– Они там, посмотри.
Манха показала на стену, на которую пришлась первая атака, и Кахан увидел трех или четырех человек.
Дармант, сапожник, которого спас Венн, танцевал по кругу, двигаясь в такт только ему одному слышной музыки.
– На всех стенах.
Он не хотел на них рычать, но у него получилось именно так, и Кахан почувствовал, что радостное настроение вокруг него изменилось.
Хорошо, подумал он.
– Мы их побили, – сказал Онт. – Они падали, как лопнувшие пасти.
– Они придут снова, – ответил Кахан. – И уже будут знать, чего от нас ждать.
Он собирался сказать больше, объяснить, что стрелы форестолов помогли им одержать победу, но решил больше ничего не говорить.
Он понимал, что сейчас им не нужно было это слышать, его слова им все равно никак не помогут.
Крик из дома Леорик заставил замереть празднующих. Вся деревня застыла, словно осознала реальность происходящего.
– Дайон, – тихо сказал мясник.
– Нам нужно приготовиться. – Кахан заговорил громче: – Командиры веток, подойдите ко мне!
Командиры и Фарин подбежали к нему.
– Хорошая победа, – сказала Эйслинн.
– Верно, но мы не должны слишком долго праздновать. Таран упал в ров. Принесите смолу и облейте его – таран необходимо сжечь, чтобы они не использовали его снова. – Эйслинн кивнула. – Откройте ворота, совсем немного. Пусть люди будут готовы снова их закрыть, если Рэи вернутся. И соберите все хорошие стрелы.
И вновь Эйслинн кивнула и повернулась. В центре деревни Сенгуи смотрела на тех пастей, что ей удалось спасти со своей фермы. Она держала копье в руках.
– Они умирают, – сказала Эйслинн Кахану. – Сенгуи говорила, что так и будет, если мы заберем их с фермы, им недавно срезали жало, и теперь они нуждаются в отдыхе. Она много и тяжело работала, чтобы ферма приносила доход.
– Кто-то приближается! – послышался крик со стены.
– Соберите щиты и копья, будьте наготове! – крикнул Кахан. – И позовите лучников.
– Они наверняка идут обсуждать условия? – сказал Онт.
– Это Тассниг!
– Ха, – сказала Фарин, – а я все думала, когда мы его снова увидим.
Из дома Леорик послышался новый крик, в дверях появилась Юдинни и подошла к Кахану.
– Сонная трава прекратила действие, Венн делает для Дайона все, что в его силах.
– Вы можете дать ему еще?
– Пока нет; если мы дадим ему новую порцию до наступления темноты, она его убьет.
Фарин посмотрела вверх, свет уже почти касался верхушек деревьев. Она открыла рот, но снова его закрыла, когда послышался новый крик.
– С Венном все будет в порядке? Мы видели, что помощь Дарманту с ним сделала.
Юдинни кивнула.
– Трион сказал, что Ранья его поддерживает через землю и паутину. Я много лет следовала за Раньей, но не понимаю ее, однако благодарна ей. – Монахиня усмехнулась: – Складывается впечатление, что Венн не теряет сил.
– Тассниг хочет говорить с Фарин! – донесся крик со стены.
Кахан повернулся к Эйслинн.
– Пока мы будем разговаривать с монахом, – сказал он, – используйте это время, чтобы собрать стрелы и залить смолой таран. Это будет безопасно. – Эйслинн кивнула и повернулась к Воротам Тилт. – Подожди!
Она остановилась.
– Поставьте горшки со смолой вокруг тарана и облейте его ею, но пока не поджигайте.
Эйслинн кивнула и побежала в сторону ворот, где жители деревни поднимали полено, которое удерживало ворота закрытыми. Монах Тарл-ан-Гига стоял перед сломанным мостом. Он все еще носил повязку своего бога, но теперь она была не самодельной. Одежда его выглядела новой, однако он по-прежнему напоминал маленькое неприятное существо, которому следовало бы прятаться в норе, а не разгуливать перед стенами.
– Тарл-ан-Гиг смотрит на вашу деревню, и он недоволен! – прокричал Тассниг, с трудом сдерживая ярость.
– Этот бог всегда недоволен! – крикнула в ответ Фарин.
Сельчане поливали таран смолой, а дети собирали стрелы, упавшие возле стены.
– Да, он строгий бог, это правда, Фарин. Но и земля здесь жестока.
– Однако складывается впечатление, Тассниг, что другой бог улыбается нам сегодня.
Тассниг смотрел на них снизу вверх.
Он всем своим видом показывал, что ему совсем не понравилось то, что он услышал, но монаху явно не хватало остроты ума, чтобы возразить Фарин.
– Тарл-ан-Гиг будет отомщен! – закричал монах. Ответа он не получил и не смог сдержать гнев. Тассниг принялся приплясывать на месте и рвать на себе одежду. – Вы прокляты в первую и вторую восьмерки! Прокляты за использование запретного оружия! Осере будут пожирать ваши глаза.
Кахан, Фарин и Юдинни стояли и молча на него смотрели. Постепенно, когда он понял, что его ярость ни на кого не действует, он немного успокоился и заговорил снова, и теперь его слова стали приторно сладкими:
– Я не хочу, чтобы мои люди пострадали, Фарин. Я забочусь о жителях Харна. Он долго был моим домом. – Монах посмотрел на Фарин. – Рэй Галдерин могущественен, Леорик, он обрушит огонь на вашу деревню, если вы не откроете ему ворота. Огонь!
У монаха не было ничего, кроме гнева и ненависти, однако Кахан почувствовал, как ветер его слов пронесся по деревне.
Они слишком долго слушали Тасснига, и его проклятия показались им могущественными.
– Ранья защищает деревню, – сказала Юдинни.
– Твоя лесная богиня слаба! – прокричал Тассниг, к которому вернулась ярость.