– Мы не выдержим еще одной атаки? – спросила Фарин.
Кахан подумал, облизнув губы.
– Возможно, мы сумеем отбить еще одну. – Он оглядел дом и умирающих. – Форестолы вернулись, они полны сил и ярости. Но будет лучше, если мы уйдем сейчас. Я сказал Онту, чтобы он подготовил людей.
Фарин кивнула и снова взглянула на раненых селян.
– Не всех можно передвигать, – сказала она.
– Мы не можем их оставить, – вмешалась Юдинни. – Рэев возмутит наше бегство. Они отомстят тем, кто останется.
– Смерть от сонной травы будет легкой, – сказала Фарин. – Если до этого дойдет, пусть она станет нашим последним даром тем, кого мы не сможем взять с собой. – Венн открыл рот, чтобы возразить, но Фарин повернулась к ним. – Ты знаешь, – прошипела Леорик, – что сделают Рэи. Нам предстоит трудный выбор, Венн, – тихо добавила она. – Мы должны разделить раненых на тех, кто умрет быстро, а тем, кто сможет продержаться дольше, дать дозу – и, наконец, отобрать тех, кого мы сможем унести. Ты мне поможешь? – Трион выглядел потрясенным, его глаза широко раскрылись. – Ты облегчаешь путь тех, у кого не осталось выбора, но иногда, – Фарин коснулась плеча триона, – вопрос сводится к тому, скольких еще можно спасти. – Она увела Венна прочь, бросила быстрый взгляд на Кахана и одними губами произнесла: – Предоставь это мне.
Он кивнул и ушел вместе с Юдинни.
В темноте жители деревни снимали доспехи с мертвых солдат. Остальные делали волокуши и складывали на них свои вещи. Он увидел, что несколько селян собралось вокруг тела второй возрожденной, приготовившись забрать с нее доспехи.
– Подождите, – сказал он. Селяне остановились. – Привяжите ее к волокуше, доспехи не снимайте.
– Она мертва, лесничий, – тихо проговорил один из крестьян.
– Она возрожденная, – ответил Кахан. – Говорят, они не могут умереть. Поэтому мы возьмем ее с собой. Она снова встанет на ноги к тому моменту, как мы найдем место для лагеря в лесу.
Кахан не знал, так ли это – и сколько времени потребуется, чтобы возрожденные вернулись к жизни, – но его слов оказалось достаточно для жителей деревни. Они унесли тело возрожденной к одному из домов, где делали волокуши.
– Собираетесь уйти? – Он обернулся и увидел форестола Анайю.
Ее лицо скрывал капюшон, и она жевала веточку.
– Я с самого начала хотел, чтобы эти люди ушли в лес, и теперь они наконец поняли, почему им следует это сделать.
Форестол коротко рассмеялась, и зимняя листва заскрипела у нее под ногами.
– Поздно, лесничий, – сказала она, в очередной раз умудрившись произнести слово «лесничий» с насмешкой. – Они слишком долго ждали.
– Что ты хочешь сказать? – спросил Кахан.
– Десять форестолов ушло из Харна, обратно вернулось только семь.
– Рэи в Вудэдже?
Она покачала головой:
– Не Рэи; если бы там появились Рэи, они бы стали пищей для деревьев, а из их спин выросли бы стрелы-ветви. – Она бросила веточку на землю. – Это те же отвратительные существа, которые добирались до нас прежде. – Она сплюнула. – Мы из леса, он принимает нас, делает частью себя. Но то, что охотится за нами, прячется, пока мы не оказываемся рядом, и тогда оно…
– Как если бы ты съел что-то гнилое? – спросил Кахан, и она кивнула:
– Да, и они не падают со стрелой в сердце, они продолжают идти дальше, – сказала Анайя.
Кахан немного помолчал.
– Пустые глаза, как у вареной рыбы? – после паузы спросил он, и она кивнула. – Хеттоны. – Он почувствовал, как его окутывает одеяло страха, подобно снегу в темноте, заглушающему все звуки. – Сколько их?
– Я не знаю, больше пяти, но меньше десяти. Они окружили нас, как голодные звери. Гилдан умер первым. Чаф и Гиддик отдали жизни, чтобы остальные могли спастись.
– Но почему вы сюда вернулись? – спросил он. – Почему не спрятались в глубинах леса?
Она подняла взгляд, и яркие глаза заблестели под капюшоном.
– Я сражалась много раз, наносила внезапные удары и убегала, мне хорошо известно, как это работает. Ты рассчитываешь, что сможешь опередить врага. Но они быстрее нас и переловили бы нас по одному, если бы мы отправились в… – Она смолкла. Затем заговорила громче и увереннее: – Если мне суждено умереть, лесничий, я сделаю это, убивая Рэев, а не спасаясь бегством.
Кахан обдумал ее слова, представил, как они пробираются через лес, пытаясь найти безопасное место, а их преследует армия Рэев. И рыщут хеттоны, которые будут убивать людей по одному, и понял, что ничего не получится. Он не мог повести селян в лес, где их поджидали хеттоны.
Но и оставаться здесь – верная смерть.
– И у вас почти закончились стрелы, – сказала форестол.
– Юдинни, – Кахан повернулся к монахине, – приведи Фарин, мы должны поговорить с жителями Харна. – Монашка расстроенно кивнула и ушла. – Сколько у вас стрел? – спросил он у Анайи.
– Недостаточно, – ответила она.
– Я отдам вам то, что у нас осталось. – Она отвернулась, глядя на устоявшие Ворота Тилт.
– Тебе следует отправить людей собирать стрелы, – сказала Анайя.
– В темноте? – спросил Кахан. – Они будет блуждать и ничего не найдут, а потом Рэи их прикончат.
Форестол пожала плечами:
– Без стрел они все равно погибнут.
Кахан посмотрел на нее; Анайя оставалась спокойной, но она была права.
Здесь требовалось найти равновесие между риском взять то, что необходимо Харну, и слишком большим риском для всех, что приведет к полной утрате духа.
– Я думаю, что смогу добыть нам стрелы, – сказала вернувшаяся Юдинни.
– Это было бы хорошо, – сказал Кахан.
– Кахан.
Он обернулся и увидел Фарин, Венна и собиравшихся вокруг них селян.
Они смотрели на него, ожидая ответов и надежды.
Но что он мог им дать?
В глубине леса
Ты помнишь комнату, тесную и жаркую, вызывающую клаустрофобию. Голоса, одни высокие, другие низкие, зовущие и поющие, сливающиеся в какофонию, когда тебя туда привели. Атмосферу праздничную и траурную одновременно. Ты возбужден и напуган.
Цвет и свет, темнота и вспышки. Четыре больших костра зажжены в честь Зорира, имя бога произносят сотни голосов, и каждый говорящий одет в плащ мерцающего цвета грибов. А перед всеми на первой из трех каменных ступеней стоит перед троном Сарадис Скиа-Рэй в своей бородатой маске и поет высоким, неблагозвучным голосом, от которого у тебя болят уши. Ты должен получать от этого удовольствие, для тебя наступает запоминающийся момент, важная веха на твоем пути к величию. Но ты чувствуешь лишь страх.
Только страх.
Они вложили в тебя все, что у них есть, а ты испытываешь только страх.
Пение, барабанный бой и звон цимбал достигают крещендо, монахи крепко держат тебя за руки, потому что, как бы ты ни убеждал их в своей храбрости, им известна правда, твоя слабость и страх.
Они знают, что ты можешь сбежать в любой момент. И здесь, перед Зориром-Который-Идет-в-Огне, перед богом, чей голос эхом разносится по тронному залу, ты прекрасно знаешь о своем предательстве. Конечно, здесь и сейчас, когда ты показал свою полнейшую непригодность, и твои сомнения и ложь обрекут тебя на гибель в глазах существа, сжигающего в пепел тех, кто его разочаровал, а они кричат и умоляют его о пощаде.
– Зорир!
Как только звучит имя, Скиа-Рэй взмахом руки прерывает пение, и оно мгновенно стихает. В эти мгновения тишины ты чувствуешь себя как никогда одиноким. Ты хочешь видеть сестру, но ее больше нет. Ты никогда не был достоин таинств. Мертв на песчаной тропе.
Ты знаешь, что именно тогда появились твои сомнения, ведь она превосходила тебя во всем. Она лучше училась, лучше сражалась, лучше овладела тактикой, и сколько бы раз тебе ни повторяли: «Но она старше», – слова ничего не могли изменить. Ты знаешь, что это ложь. Она не рыдала в объятиях садовника.
И потом не плакала из-за его смерти.
Но если бы в этом было дело. Если бы твоя сестра оказалась важнее тебя. Тогда это значило бы, что Скиа-Рэй ошиблась и она является непогрешимым сосудом Зорира, содержимым пылающего горна.
Она та, кто станет архитектором будущего Круа, для нее ты сожжешь мир, и он возродится в славе.
Тебе не следует бояться.
Ты должен сохранять уверенность и стать праведником.
Но ты испытываешь лишь страх.
64
Кирвен чувствовала себя лучше, чем за многие недели. Атака на Харн проходила совсем не так, как ожидал Галдерин. Теперь его прежде неколебимая уверенность давала трещины.
Кирвен чувствовала, что ее неохотно принимали у костра. Рэи отодвигались, бросали на нее презрительные взгляды. Теперь она обнаружила, что их отношение стало меняться. Рэи, после того как три их собрата погибли, уже не были так уверены в своем положении рядом с Галдерином и в последнее время смотрели на него как на слабое звено и решили, что в дальнейшем лучше рассчитывать на Кирвен. Так им будет легче продвигаться вверх по лестнице власти. И выжить.
Она наблюдала за возвращением Рэев и солдат, которые шли с опущенной от стыда головой, и внутренне улыбалась.
«Ты снова потерпел поражение, Галдерин, – думала она. – И где же теперь твоя сила? Где обещание с легкостью разобраться со слабыми обитателями деревни?»
У него ничего не получилось.
Его армию остановили: один человек, горстка разбойников и все те же «слабые» селяне, над которыми он смеялся всего несколько дней назад. Теперь слабым оказался сам Галдерин. С этого момента у нее появилась возможность нанести удар, и она ею воспользуется. Да, Галдерин силен со своим капюшоном, но он нуждался в поддержке других Рэев, а они легко меняли стороны, когда видели, что им могла грозить опасность. И хотя все они наслаждались жестокостью, Кирвен считала их трусами, ведь они неизменно оставались во второй шеренге атакующих, никогда не вставая в первые ряды.
Теперь они попросили ее о встрече для обсуждения будущей стратегии.
Она вышла из своего шатра и зашагала по Вудэджу. Кирвен ненавидела лес, он напоминал ей о детстве. О том, как ее заставляли забираться на деревья в поисках еды, проверять силки или собирать смолу или давали ей другие поручения, которые сами взрослые боялись выполнять в темноте между деревьями и отправляли делать это детей.