Кирвен знала, что лес ненавидел людей. И Рэй знала о ее страхах. Именно по этой причине Мадрайн однажды оставила ее на день и ночь, привязав к дереву в Вирдвуде в качестве наказания.
Пока она пыталась высвободиться, Китат, отец ребенка, умер у нее на глазах. Он был измазан какой-то сладкой жидкостью, которая привлекала оритов – и те медленно сдирали с него кожу, а он отчаянно кричал. Мадрайн не раз играла его судьбой, издеваясь над Кирвен, обещая, что ее ждет такая же участь, когда она в следующий раз не угодит Рэям. Иногда Кирвен закрывала глаза и ощущала вокруг себя деревья, которые смыкались и каким-то непостижимым образом проникали в ее плоть.
Кирвен прогнала дрожь. Она всегда думала, что умрет среди деревьев, и чувствовала приближение смерти, когда они маршировали к Харну. Однако у нее появился шанс. В некотором смысле жизнь в Круа напоминала лес: гибель одного могучего ствола позволяла расцвести другому. Она расцветет, а Галдерин падет.
Он проиграл.
Дважды.
Она услышала голоса, когда подходила к большому шатру, поставленному Галдерином среди деревьев. Оставшиеся Рэи собрались на совет, они говорили о тактике, и она почувствовала, что ее охватывает гнев. Она должна была с самого начала участвовать в этих обсуждениях.
Ей следовало заниматься планированием вместе с ними. Ну, теперь все изменится. Галдерин слишком часто допускал ошибки.
Теперь у нее появился шанс.
Она прошла мимо часовых, не обратив на них внимания. Рэи стояли вокруг стола, Галдерин наклонился над ним. На столе, с которого сняли кору, была нарисована грубая карта Харна вместе с прогалиной, где находилась деревня. Два ближайших Рэя, Ведара и Хандлин, повернулись к ней и снова стали смотреть на карту. Они даже не кивнули ей, словно не заметили, хотя сами ее пригласили. Она едва не споткнулась.
«Что-то здесь не так», – подумала она.
Их реакция была неправильной.
– Высокая Леорик, – сказал Галдерин, отступая от стола. – Мы разрабатываем план последней атаки. – Он сохранял полное спокойствие.
Ему не следовало демонстрировать спокойствие перед лицом возможной неудачи.
– Еще одной? – спросила она. Кажется, собравшиеся Рэи улыбнулись. Она очень на это надеялась. – Я припоминаю, что первая атака должна была стать единственной, но потом случилась вторая.
Галдерин бросил на нее взгляд. «О, если бы взгляды могли убивать», – подумала она.
– Ну, Кирвен, – сказал он, – мы получили неверную информацию, но, полагаю, этого следовало ожидать, поскольку ее источником была ты, не являющаяся по природе своей военачальником.
– Я сражалась, – сказала она и тут же пожалела о своих словах. Получалось, что она перешла к обороне, а ей следовало вести себя уверенно. – Информацию о Харне предоставила одна из вашего числа.
Атмосфера в шатре стала еще более враждебной.
– Так не пойдет, – сказал Галдерин, обходя стол и положив ладонь на рукоять меча. – Нельзя сравнивать Рэев с таким извращением, как Сорха.
– Я говорила, что следовало взять глушаки, – напомнила Кирвен.
– В этом и состоит проблема, – сказал Галдерин. – Ты думаешь, как они, – он показал в сторону Харна, – а не Рэи. Мы прислушивались к твоим просьбам о спасении жизни твоего ребенка. И потому сражались, как они. Мы вели себя не как Рэи.
Дрожь прошла по телу Кирвен. Он все вывернул наизнанку. Теперь получалось, что в случившемся виновата она.
– Из-за тебя мы сыграли им на руку, не смогли использовать свою силу.
– Мы должны захватить деревню так, чтобы она не пострадала, – сказала Кирвен.
– Из-за твоего ребенка.
Галдерин оглядел собравшихся вокруг стола Рэев.
Происходящее было каким-то неправильным. И Галдерин вел себя совсем не так, как она ожидала.
Она стояла, расправив плечи, и постаралась, чтобы ее голос звучал максимально холодно и твердо:
– Венн должен быть доставлен в Харншпиль живым и здоровым для Капюшон-Рэя.
Теперь они смотрели на нее, их глаза показались ей слишком бледными, а кожа слишком сильно натянутой на костях лица. Они перестали быть похожими на людей.
– Если трион жив, мы его спасем, – сказал Галдерин, а потом улыбнулся мертвой улыбкой хеттона. – Но мы его не видели. Ни разу.
– Скорее всего, они прячут Венна, – сказала Кирвен, чувствуя, как ее охватывает паника, но она сумела ее подавить. – Если они знают, что трион важен, они будут его прятать.
Галдерин ничего не ответил, лишь смотрел на нее, и его лицо оставалось холодным, как Суровый.
Никаких эмоций. Никаких признаков человечности.
– Мы намерены сражаться, как Рэи, Высокая Леорик. – Он презрительно выделил ее титул. – Мы больше не станем подставляться под стрелы и попадать в ловушки. Мы объединим наши силы и обрушим огонь на глупцов, живущих в этой деревне. Сожжем их. Затем войдем и высосем жизнь из всех, кто уцелеет, а потом предложим себя Тарл-ан-Гигу.
Кирвен почувствовала отчаяние. Галдерин предложил Рэям то, что они хотели больше всего. Жизнь, силу и власть.
– Нет! – Она чувствовала, что ноги едва ее держат. – Если Венн погибнет, то…
Он двигался так быстро, что она не успела отреагировать.
Он оказался рядом с ней, его руки сжали ее лицо, и Кирвен устояла на ногах только из-за того, что он ее держал. Ее тело было прижато к холодному дереву его доспехов.
– Если он умрет, – сказал Галдерин, – то будет другой трион. Рэи живут долго. – Прежде она не замечала, какими бледными и пустыми были его глаза. – Люди просто не в состоянии это понять. У вас короткие жизни, а нам нужно лишь проявить терпение и дождаться ваших ошибок. Вы всегда их совершаете. – Он одарил ее крайне неприятной улыбкой. – Раз за разом.
– Отпусти меня, – сказала она. Каждое слово становилось для нее триумфом самоконтроля. – Меня поставил на эту должность Капюшон-Рэй. Я Высокая Леорик Харншпиля. – Ослабили ли его руки давление на ее лицо? Да, но лишь на секунду. – Я здесь командую.
Давление усилилось.
– Нет, Кирвен, вовсе нет, ты всего лишь топливо.
– Ты не можешь. – Теперь она понимала, как жалко звучал ее голос. – Как ты объяснишь это в Тилтшпиле?
– Я уверен, что они знают, Кирвен Бан-Ран, – сказал он, склоняясь к ней и еще сильнее сдавливая ее лицо, – каким опасным бывает поле сражений.
– Нет. – Слово прозвучало как слабый порыв ветра среди холодных деревьев.
– Ты совершила глупость, когда отправилась сюда, – сказал Галдерин. – Я скажу Капюшон-Рэй, что ты умерла, убегая от жителей деревни. – Кирвен почувствовала присутствие капюшона – сначала как ласку, словно прикосновения любовника, от которых она так долго отказывалась. Затем Галдерин большим пальцем стер краску клана с ее лица. Она ощутила жар. Галдерин улыбнулся, и Кирвен начала гореть. Она открыла рот, чтобы закричать, но не смогла. Попыталась сопротивляться. И не смогла. – Ты будешь рада, – продолжал Галдерин, – что твоя жертва пойдет на пользу Капюшон-Рэй. Твоя жизнь поможет нам сжечь деревню предателей.
«Венн, – подумала она, – как же я тебя подвела».
Боль была мучительной.
65
Селяне собрались в темноте, они были готовы к бегству.
За стенами Харна вновь загремели барабаны. Семь оставшихся форестолов стояли на стенах.
Все крестьяне выглядели усталыми и встревоженными. Каждый нуждался в отдыхе. Разноцветные полоски на их лицах отвалились, оставив чистую кожу. Мучительные крики Дайона звучали контрапунктом к бою барабанов Рэев. Люди привязывали вещи к волокушам, парившим в воздухе благодаря усилиям умиравших летучих пастей.
Брошенные вещи устилали землю.
Фарин подошла к Кахану и наклонилась.
– У нас осталось менее сотни стрел, Кахан, – сказала она. – Я отдала их форестолам.
Кахан кивнул и попытался скрыть тревогу. Он не был уверен, что без возрожденных они сумеют выстоять. А без стрел у них не будет никаких шансов. Он повернулся к жителям деревни.
– Нам предстоит сделать трудный выбор! – крикнул он.
– Какой? – спросил кто-то из толпы. – Мы его уже сделали. Мы уходим в лес.
Кахан кивнул:
– Да, таким был наш план.
Он посмотрел на толпу, люди выглядели усталыми и напуганными.
В прошлом они вели себя глупо, принимали неправильные решения. Они относились к нему так, словно он был ниже их.
Но в тот момент, когда должен был опуститься меч Сорхи, когда он нуждался в помощи, они пришли.
И никто из них не заслужил того, что Рэи с ними сделают.
– Люди Харна. – Кахан посмотрел им в глаза. – Вы видите, что форестолы вернулись. – Они кивали, некоторые улыбались. – Причина в том, что Рэи оставили кое-кого охранять лес. – Никакого шума, никакого шока или ужаса. Люди предельно вымотались и лишь молча на него смотрели. – Уйти мимо Рэев при любых обстоятельствах нелегко, – продолжал он. – Но теперь будет еще труднее. Чтобы спастись, мы должны оставить наши вещи и раненых – все, что может замедлить наше бегство. – Теперь все глаза были устремлены на него, селяне не пытались говорить друг с другом, только смотрели. – Но даже и в этом случае многие из нас погибнут. Они будут преследовать нас и убивать.
– И это наш единственный выбор?
Кахан узнал голос Онта.
Он говорил так, словно у него уже ничего не осталось.
– Если мы не уйдем, то все здесь погибнем. А те, кто уцелеет, пожалеют об этом. – Кахан не мог смягчить своих слов.
Сейчас не имело смысла лгать.
– Движение! – послышался крик от Ворот Тилт.
– Фарин, – сказал Кахан, – мне нужно выяснить, что происходит, а ты должна подготовить людей к тому, как трудно будет им прорваться.
Она кивнула и повернулась к жителям деревни, которые теперь смотрели на нее. Кахан побежал к Воротам Тилт, взобрался по лесенке и встал рядом с Анайей.
Она указала в темноту. Бой барабанов заглушал все звуки.
Дальше, на прогалине, Кахан увидел линию факелов, но не мог определить, как далеко они находились. На миг он едва не поддался искушению использовать капюшон, нырнуть в паутину Раньи и почувствовать, где именно враг. Тихий голосок прошептал, что это разумное тактическое решение, а другой отвечал: они все равно придут, поэтому лучше сохранять энергию.