– Ах вы так, суки, ну ладно! – бросил я в сердцах и бросился из подъезда.
Самому мне их не одолеть, я ж банально не знаю, сколько там врагов. В доме тишина, так что нужно срочно к нашим. Бежал я по широкой дуге, забирая вправо, там были хоть и пустые сейчас, без листвы, зима все же, но кусты. Впрочем, спрятаться мне не удалось. Раздались выстрелы, как минимум из двух стволов. Винтовка и слышанный ранее автомат. Я вжался в снег, его было много, и за кустами меня, скорее всего, не видно. Но я, блин, большой, так что… Лежу и боюсь дышать, что делать? Сам себя загнал в задницу. Нет бы караулить под люком, так нет, побежал дурень. Выстрелы все же прекратились быстро, немцы, а скорее всего, это были именно они, понимали, что это их выдает. Но уже было поздно. С наших позиций что-то громыхнуло, и я увидел разрыв снаряда возле дома.
«Выше и дальше давайте, ребята!» – пронеслось у меня в голове.
И тут же, с разницей в двадцать секунд, начался обстрел. Сначала чердак, а затем и сам дом разлетелись в щепки уже после пяти выстрелов. Как так смогли, я не понимал.
«Эк его сложило-то! – я аж обалдел от увиденного. В первый раз вот так живьем вижу результат работы моего же орудия. – Интересно, а кто наводил-то?»
– Живой? – встретил меня командир. – Ты какого хрена туда поперся, да еще и один?
Я стоял с поникшей головой и виноватым взглядом поглядывал на лейтеху. Выходило смешно, даже опустив голову, я один черт смотрю на командира сверху вниз. Тот, впрочем, не сильно ругался, но все же пропесочил. Наводчиков-то больше нет, не самому же за панораму завтра вставать. Да, это именно командир стрелял, классно стрелял, если честно, в темноте-то! Отбрехался я как-то, вроде сошло, но больше, конечно, так делать не нужно, могут ведь и в особый отдел накапать.
Утро принесло нам сюрприз в виде командира дивизиона, командира нашей батареи и старшего лейтенанта, что командовал батальоном, который мы прикрывали.
– Молодцы, бойцы! – скороговоркой пробасил усатый старлей, пожав руку нашему командиру батареи. – Сегодня разведка ночью ходила, немцы будут перегруппировываться, подтянут подкрепление и свои большие пушки. Короче, лейтенант, пойдем, поговорить нужно.
Когда лейтеха вернулся, все смотрели на него, ожидая рассказа. А он, гад, только улыбнулся и приказал мне, разведчику и одному из связистов идти за ним. Как оказалось, мы идем искать запасные позиции, с которых сможем работать по ширине в километр, а самое главное, в глубину на восемь-десять километров. Именно там сосредотачиваются немцы. Полковая разведка сейчас, рискуя жизнями бойцов, сидит у немцев в тылу. Ожидают лишь одного: когда немцы соберутся с мыслями окончательно. Это, значит, чтобы накрыть их там разом. Я, услышав это, пригорюнился немного. Блин, там работы на целый полк, а у нас? Где орудия-то? То, второе из нашего взвода, починили, конечно, там фигня какая-то была. Но если командир не злой, значит, реально были проблемы, а не трусость расчета. Все равно в два ствола какую плотность мы сможем создать? Вот так прямо и спросил.
– Пока мы тут бродим, прибудут оставшиеся орудия из дивизиона. Совершенно ясно, где они сейчас нужней, так что будет из чего стрелять, главное – это чтобы разведка смогла выжить.
Когда мы вернулись из обхода окрестностей, застали на позиции картину маслом. Четыре таких же МЛ-20 готовились занять свои места в укрытиях. И это называется весь дивизион? Так от него же только батарея и осталась! Тремя взводами работать по такому фронту? Дела…
Около десяти утра подвезли снаряды. Подводы длинной цепью притащились к нам, и началась разгрузка. Потаскали, однако. По два боекомплекта на ствол, и это не все. Снабженцы потянулись обратно в тыл, за новой партией. Прибывшие недавно остатки дивизиона окапывались и обустраивали свои позиции неподалеку от нас.
Завтрак сегодня был поздним, повар опять где-то пропадал. Наелись и в который раз проверили маскировку позиции. Вокруг, если честно, было очень шумно, но я не переживал, так как до врага все же далеко. Командиры батарей занимались дублированием связи, прокладывали новые линии, которые уходили далеко, через весь город. Около трех часов дня поступил приказ о готовности. Значит, в любой момент может начаться стрельба. Точнее, приказ поступит. Я сначала не понимал, как разведка даст точные координаты, как я когда-то, по карте, что ли? Оказалось, командир дивизиона ушел с ними. Смелый и достойный человек. Это ведь непросто, да, с ним связист и разведчики, но работа у него будет сложная. Так как нас свели всех вместе, то и на передке сейчас сразу командиры обеих батарей. От нашей, правда, всего один взвод, но старлей Иванцов там же. А в разведку ушел, как и говорил, сам командир дивизиона майор Тищенко.
– Первому! – услыхав возглас нашего замкомандира Васильева, продублированный командиром орудия, я «проснулся» и, прильнув к панораме, взялся за рукояти маховиков. Клацнул рядом затвор, принимая заряд. – Осколочный, прицел сто тридцать… – Дальше было как в тумане.
Отрывистые команды, приказ шел нам, как первому орудию. Крик замкового о готовности. Приказ на открытие огня и выстрел. Отпустив шнур, кричу:
– Выстрел!
Мой крик дублируют, а через несколько секунд, ох и долгих же секунд, следует новая команда.
– Влево ноль-десять, прицел сто тридцать пять, один снаряд. Орудие!
Вновь закрыт затвор, установлена поправка, и шнур в моей руке резко натягивается.
– Выстрел!
– Откат нормальный!
А дальше, с небольшими поправками, открывает огонь весь оставшийся дивизион. Эх и грохот стоит! Закончили стрельбу, когда оставалось всего три снаряда. Звучит команда, меняем позицию, и суета продолжается. Стреляли густо, наверняка не остались незамеченными. Орудие сворачивают, внезапно появляются повозки, орудия на передки, цепляемся за лошадок, и вперед, на новое место. Его уже немного подготовили, так что с нас только установка и маскировка. Чуть-чуть все же не успели. Погода сегодня оказалась дюже хорошей. Это помогло и нам, разведчики передали данные без помех, но и сыграло против. Немцы подняли авиацию, а вот у нас прикрытие… Да не было его, чего там, счетверенные установки – это ни о чем. Лейтеха кричал в трубку, требуя от кого-то прислать самолеты, да толку не было. Сначала прибыли два «мессера». Даже не удивился, что фрицы не прислали «раму». Те с остервенением прошли по нам пушками и сбросили по маленькой бомбе. Досталось многим, убитых было человек десять-двенадцать. Мы спешили к лесу, там уже и проход подготовлен, но немцы были тупо быстрее.
Появившаяся над нами семерка «лаптежников» закрутила свою карусель. Лейтенант уже плюнул на орудия и приказал уходить в лес, что толку спасать пушки, если для врага они и есть ориентир? Разбегались кто куда, надо отдать должное зенитчикам, стреляли долго, пока их не накрыли.
Толпа разбегающихся бойцов вызывала смех и слезы. Ну вот как? Ведь стоим хорошо, задачу выполняем, сколько мы там фрицев накрошили? Наверняка немало. Что стоило позаботиться о прикрытии с воздуха? Хоть пару стареньких «ишачков» можно было бы прислать? Они бы не дали бомберам противника так резвиться. Ведь нас сейчас попросту всех уничтожат, да и толку от нас теперь пехоте, без орудий-то. Эх…
В лесу все разбрелись кто куда, стараясь найти хоть какое-то укрытие. Немцы бомбили. Вокруг падали деревья, осколками срезало сучья, и те валились на нас. Я укрылся под одним таким упавшим деревом и затих. Страшно. Реально страшно, что говорить. Вокруг все перемешивалось, падало, визжало и горело.
На наше счастье, все же кто-то наверху явно за нас. Прилетели аж три наших «ястребка» и довольно быстро отогнали немцев. Тем, правда, и так домой было пора, отбомбились уже, но хоть пушками и пулеметами не станут добивать.
Когда бой в воздухе ушел в сторону, раздались команды на построение. Это командиры орудий собирали своих подчиненных. Медленно, наверное, целый час, на окраине леса собирался наш недодивизион. Осталось нас… Дай бог, половина. Последовал приказ найти в лесу и на подступах к нему всех раненых и тащить на окраину. В тыл были посланы связисты для установления связи. Нужны подводы для раненых и убитых и для вывоза остатков поврежденных орудий.
А мое, ну, не личное, конечно, орудие уцелело! Был поврежден только щит, колеса и прицел. Командир батареи быстро приказал переставить все с тех, на которых было целым то, что нужно, и к вечеру наше орудие было готово воевать дальше. Из тех четырех орудий второй батареи уцелело также одно. У него были проблемы только с колесами, их достали быстро, так же сняв с других орудий, правда, пришлось повозиться, заклеивая немаленькие дырки.
– Васильев! – услышал я голос Иванцова, зовущего своего заместителя. О, «прилетел», значит? И что теперь?
– Товарищ командир, в строю два орудия, оставшиеся слишком повреждены, требуется серьезный ремонт.
– Не успели, значит, отойти? – разочарованно проговорил старлей.
– Да как тут успеешь, товарищ командир…
– Да знаю я, – махнул рукой комбат. – Задачу выполнили не в полной мере, но радует то, что немцы в атаку теперь точно не пойдут. Потери и у них серьезные, поэтому и долбили вас с таким остервенением. На подступах к городу мы остановили целую дивизию, потрепали их очень серьезно, они там сейчас зализывают раны.
– Вот бы добить их, товарищ командир! – сожалеющим тоном проговорил замкомандира.
– Чем? Двумя орудиями? Тут авиация нужна, а ее нет. Истребители дали каким-то чудом, и то хорошо. Издалека летели, вот и успели к шапочному разбору. Слушай приказ…
Нас вновь отводили на восток. Хорошо хоть недалеко. Два уцелевших орудия объединили в один огневой взвод и разместили в одной деревеньке. Практически на максимальной дальности стрельбы орудий, это на всякий случай, для поддержки обороняющихся в городе пехотинцев. Убитых у нас заменили их товарищи из других расчетов, боеприпасы есть, связь и снабжение налажены, так что остаемся на службе. Деревня была здорово побита, несколько домов разрушены, некоторые сгорели. Мы, немного покумекав, пристроили оба орудия прямо в развалинах домишек. Вышло классно. Наше, первое, так и вовсе стояло закрытое со всех сторон, только с самолета разглядеть можно, но сверху еще и сеть бросили. Стены домика были почти целы, мы разобрали одну сторону, чтобы орудие втащить, так и поставили. Огонь вести будем через отсутствующую крышу, дальность приличная, ствол задрали очень высоко.