География окрестностей Черкасского в настоящий момент интересовала меня в последнюю очередь. Как выяснилось, бледно-лазурные вспышки лишь издали выглядели хаотическим мельканием. Вблизи картина резко изменилась, да так, что я дар речи потерял.
— Стоим, — Родион замер и схватил меня за рукав футболки. — Вон они!
Так.
Я зажмурился, помотал головой и протер глаза. Нет, это не галлюцинация — никогда не слышал, чтобы одинаковые видения одновременно посещали двух разных людей. Родька, безусловно, наблюдал ровно то же самое.
— «Пантера», — шептал он. — Странно, прошлым и позапрошлым годом танки и самоходки появлялись в другой стороне, чуть подальше, где линия тополей…
— Что за хрень? — с трудом выдавил я. — Откуда оно здесь?
На первый взгляд это напоминало исключительно качественную 3D-графику — будто неяркий луч прожектора с голубоватым светофильтром выхватывает из кромешной тьмы узнаваемый объемный силуэт. Любой, кто хоть чуточку интересовался историей Второй мировой войны, моментом опознает в здоровенной гусеничной машине Panzer-V «Panther» — очень характерные «шахматная» ходовая и обводы корпуса. Танк непривычно высокий, почти три метра, никакого сравнения с приземистыми советскими Т-34.
Но… Что здесь и сейчас делает «Пантера» в полной комплектации? С обвесом по бортам, тросами, запасными траками на креплениях у кормы — общий вид такой, будто танк вчера сошел с конвейера?!
Изображение выглядело абсолютно статичным, ни единого движения. Голограмма. Хорошо заметно, как проскакивает едва заметная рябь — помехи?
Ясно. Чья-то не самая остроумная шутка, тем не менее выполненная на неплохом техническом уровне. Проекторы. Плюс радиохулиганство в эфире для создания «эффекта присутствия».
На эту тему я прямо и высказался: «Родион, ты вроде взрослый парень, а веришь незнамо во что!»
Меня будто подслушали — картинка дернулась, поморгала и исчезла. Снова стало темно как в горбу, только звезды над головой.
…И тут сотовый в правом кармане джинсов начал стремительно нагреваться. Едва успел выхватить, обжигая пальцы. Отбросил в сторону.
Аппарат полыхнул розовым пламенем и взорвался — не как граната, разумеется, но весьма ощутимо, с громким хлопком: серьезная травма мне была бы обеспечена.
— Я предупреждал, — начал было Родька, но необъяснимое происшествие с мобильником привело к цепи стремительно развивающихся событий. Настоящая детонация!
Появились звуки и запахи, мимолетные, приглушенные, однако вполне различимые. Посветлело — это уже была не глубокая ночь, а подобие предутренних сумерек. Солнца не видно, звезды начали исчезать, небеса затянула насыщенная синева — так небо выглядит из иллюминатора самолета, идущего на эшелоне на высоте не меньше десяти километров.
Очень странные ощущения. Ты не там, но уже и не здесь. Некая Граница.
Граница между чем и чем?
— Мамочки, — выдохнул Родька. Не испуганно, скорее потрясенно. Ввернул такое выраженьице, что я слегка покраснел — в моей ранней юности при товарище Брежневе подобные лексические формы четырнадцатилетним подросткам с пионерскими галстуками и знать-то было не положено, не то что произносить вслух при взрослых без малейшей ошибки. — Точно как отец говорил! Прорыв!
— Прорыв? — испуганно вякнул я. — Куда?
— Наверное все-таки не «куда», а «через что», — в отличие от меня, Родион выглядел спокойно-сосредоточенно. — Слушайте, я в физмат-школе учусь, две областные олимпиады выиграл, но ведь об этом никому не расскажешь! Засмеют! Или по врачам затаскают! А ведь это существует! Если не на материальном уровне, то хотя бы на энергетическом!..
«Это» выглядело следующим образом: пейзаж в колеблющемся сумеречном свете изменился разительно — аккуратные домики на гребне холма исчезли, заместившись черными дымящимися остовами и столбами закопченных печных труб. Склон изрыт какими-то канавами, хотя нет — батюшки святы, это ж окопы! Совсем рядом, метрах в пяти, блиндаж с бревенчатым накатом. Люди в советской военной форме, офицер с мягкими погонами, рядовой состав почему-то с архаичными петлицами. Силуэты полупрозрачны, настоящие призраки…
— Мы их видим, они нас замечать вроде не должны, — скороговоркой произнес Родька. — Так было всегда. Глядите…
Парень осторожно шагнул к окопу. Я чуть не вскрикнул «Свалишься!», но Родион неким волшебным образом завис прямо над головой бойца в каске и с противотанковым ружьем. Будто на стекле, укрывающем окоп, стоит! Выглядит дико.
— Твердая земля. — Мой проводник присел на корточки и похлопал ладонью по «стеклу». Вокруг пальцев взвились вихорьки пыли. — Это все иллюзия. Вроде объемной проекции, как вы недавно говорили! Подойдите, не бойтесь!
Я непроизвольно зажмурился, делая шаг вперед — разум утверждал, что я непременно навернусь в окоп. Ничего подобного, под ногами иссушенная летним солнцем почва, таковы объективные ощущения. Субъективные говорят прямо об ином — я воспарил над траншеей, словно раннехристианский святой, демонстрирующий чудеса усомнившейся пастве.
— Оказаться внутри 3D-фильма, это, по-моему, чересчур, — с трудом проговорил я. — Да еще настолько масштабного!
— Нет никакого фильма, — со взрослой серьезностью ответил Родион. — И никакого 3D. Если на то пошло — 4D, откуда запахи? Гарью воняет… Так всегда случается при большом Прорыве.
Требовать разъяснений относительно термина «Прорыв», которым оперировал Родька, я не решился — просто наблюдаемое явление так называется, и точка! Кто первым придумал данное определение, сейчас не важно, но ситуацию оно отображает достаточно верно: совершенно необъяснимое, невероятное и невозможное Нечто прорвалось неведомо из каких далей сюда, к нам, в звездную июльскую ночь, смешавшись с привычной реальностью и создавая реальность третью — мир теней, выглядящих пугающе достоверно. Пугающе до дрожи в коленях.
— Уф, — Родька смахнул со лба капельки пота, — нет, ну здорово же! Давайте чуть повыше заберемся, к блиндажу?.. Поближе посмотрим.
Картинка оставалась статичной, неподвижной, но не лишенной динамики — стоп-кадр как он есть. Младший сержант с ППШ в руках, пригнувшись, пробирается по траншее; прямо передо мной висит винтовочная пуля, оставляющая за собой ясно различимый след раскаленного воздуха — ни дать ни взять «Матрица»! Виден близкий разрыв снаряда, вздыбленная земля, кажущееся жидким мутно-оранжевое пламя, осколки — если окружающее нас Нечто «оживет», меня и Родьку гарантированно накроет!
— Они не настоящие, — констатировал Родион, подойдя к застывшему в немом крике лейтенанту с перемазанным копотью лицом. Рукав гимнастерки порван, левая ладонь перевязана грязной тряпкой с пятном темно-багровой крови. Желтая нашивка за ранение на груди. — Бесплотные. Сами проверьте!..
Мальчишка осторожно провел рукой над плечом фантома, пальцы погрузились в буро-зеленую ткань гимнастерки. Я из детского любопытства провел аналогичный эксперимент — кожу кольнуло. Вроде бы статическое электричество? К едва ощутимому запаху пороховых газов и гари вновь добавился привкус озона.
— Постой. — Меня внезапно посетила вполне логичная мысль, от которой по хребту мурашки забегали. — Слушай-ка, будущий великий физик, объясни мне, неразумному, почему мы чувствуем запахи? То есть обонятельные рецепторы реагируют на вполне реальные летучие ароматические вещества? Вдобавок, прислушайся — звук усиливается!
Родька озадачился не меньше моего. Застыл, наклонив голову. Доселе иллюзия сопровождалась тихим гудением, будто неподалеку работал трансформатор. Слышались отдельные хлопки, создававшие фоновый шум — если верить зрению, вокруг нас разворачивалось колоссальное по своим масштабам сражение, вне всяких сомнений относящееся к Курской битве летом 1943 года (вот почему у бойцов петлицы — не успели заменить форму на новую!), следовательно, грохот должен стоять неимоверный!
— Звук плюс запах, — упавшим голосом произнес Родька. — Холера! Как говорит наш препод, это же категории материальные…
— Радиоволны, — дополнил я, вспомнив загадочные сообщения на немецком языке, зафиксированные вечером. — Вдобавок, что именно могло вызвать взрыв батареи моего телефона? Соображаешь? Они не настолько бесплотны, как тебе представляется!
Я перевел взгляд на лейтенанта с перевязанной ладонью и шепотом выругался. Две минуты назад он стоял вполоборота ко мне, а теперь пригнулся, явно пытаясь залечь — взрыв близко. Отлично различимые крупные металлические осколки и пузырь воздушной волны приблизились к нам на расстояние метров трех с половиной против недавних шести или семи…
— Нет, это бред и небывальщина, — замотал головой Родион. — Читали про психосоматику?
— Ну?
— Мы видим определенное изображение, так? Незнамо как и почему появившееся, но это не важно! И подсознательно додумываем прочие подробности! Запах нам только чудится! Работа воображения, ясно?
— Ни хрена не ясно, — грубо ответил я.
— Путешествия во времени невозможны! — почти жалобно сказал Родька. — Особенно оттуда к нам, сюда! Для них будущего не существует!
— А кто тебе сказал, что не произошло обратное?
— Все равно невозможно!
— Ладно, уболтал. Но я все равно предпочел бы убраться подальше отсюда!
Осколки, подгоняемые огненным вихрем, теперь висели в трех шагах от нас. Лейтенант успел упасть на песок, раненая рука под грудью, другой накрыл голову. С трудом пересилив чувство спонтанно нарастающего ужаса, я двинулся навстречу ударной волне, осторожно вытянул руку, касаясь перекрученного энергией взрыва обломка металла и клуба пламени, смешанного с дымом.
Ничего. Ни холода, ни жара, пальцы прошли сквозь раскаленную железку, по моим оценкам, смещающуюся в пространстве со скоростью примерно пять сантиметров в секунду — очень скоро осколок без каких-либо последствий легко преодолел мою грудь и устремился дальше. Огонь тоже не причинил ни малейшего вреда, только вонь испарившейся взрывчатки усилилась…