Боги войны — страница 47 из 74

— Чер-р-рт! — неожиданно басом взвыл Родька, выводя меня из состояния легкого ступора, настолько загипнотизировала картина бушующего вокруг безмолвного урагана огня и стали. Мальчишка рухнул на колени, опершись левой рукой на землю, его шумно вырвало.

Меня тоже замутило — «мой» осколок (очень уж характерная форма, напоминающая небольшой бумеранг!) попал в давешнего лейтенанта, чуть выше поясницы справа. Никогда бы не подумал, что металл способен сотворить с человеком такое — брюшную полость разнесло в клочья и оторвало правую ногу в бедренном сочленении. Зрелище, от которого и опытному патологоанатому стало бы не по себе…

— Поднимайся, — я схватил Родьку за плечо. Встряхнул. — Подъем! Пора сматываться! Мне это не нравится все больше и больше…

— Извините, — парень встряхнул головой и посмотрел на меня мутными, заслезившимися глазами. Утер рот рукавом. — Не выдержал… Они хоть и ненастоящие, но выглядят как живые…

— Давай, давай! Потом поговорим.

Двинулись в обход первой линии окопов. Мне явственно почудилось, что события начали радикально ускоряться — движения людей-призраков становились все более ясно различимы, взрыв очередного снаряда походил на распускающийся под утренним солнцем цветок. От слепяще-белой вспышки до момента, как пыль осела, прошло минут семь, не больше.

Поодаль пулеметный расчет поливал невидимого (пока невидимого?) противника из «Максима», я машинально насчитал три выстрела за пять или около того секунд — значит, течение субъективного времени «у них» замедлено раз в десять… Ну дела, кровь стынет в жилах!

Свет стал ярче, так обычно бывает перед самым восходом солнца ясным утром, когда восточная часть неба уже окрашена в золотые и алые тона, а на западе гаснут последние звезды. Мы с Родькой наблюдаем за невероятным спектаклем не больше сорока минут, значит, в объективном, «нашем» времени сейчас не больше двух пополуночи, самая темная фаза ночи.

Надо немедленно возвращаться. Родион утверждает, будто они никогда не поднимаются на вершину холма. Хотелось бы этому верить.

Главное сейчас — покинуть зону Прорыва. Ну не может быть, чтобы колоссальная иллюзия накрыла весь Яковлевский район и тем более Белгородскую область! Если бы явление отмечалось раньше и имело подобные масштабы, вой в СМИ, от центральных телеканалов до желтых изданий, стоял бы неимоверный. Следовательно, Прорывы локальны и о них известно только аборигенам, которые по объяснимым причинам предпочитают помалкивать…

— Пятое июля сорок третьего года, — монотонно говорил Родька. — Тогда тут такое творилось — жуть, я читал. Штурм Черкасского немцами, три танковых дивизии и одна бригада, две пехотных дивизии, артиллерия… Каждый год, каждый год все возвращается! Продолжается два-три дня, потом снова затишье до следующего лета. В полях до сих пор кости находят…

— Почему никто об этом не знает?

— Вы про кости? А-а, о Прорывах? Не докажешь. На обычных фотоаппаратах пленка засвечивается, цифровые ломаются, на видео тоже заснять невозможно. Бабка говорила, будто приезжали в девяностых какие-то уфологи из Ставрополя, двоих потом в дурку увезли. Что именно их настолько напугало — понятия не имею. Один сгинул бесследно, остальные умотали сверкая пятками и до сих пор помалкивают в тряпочку, в Интернете ни единого упоминания, нарочно искал…

— Как — сгинул? — я запнулся.

— Да вот так. Милиция дело вроде прикрыла, участковый и следователи из района все-таки из местных, соображают, что к чему.

— То есть Прорывы не настолько безопасны, как ты мне втирал?

— Не знаю! Все могло случиться! Там к западу заболоченный овраг, случайно свалишься, утонешь — никто не найдет! Никогда. Из деревенских они к себе никого не утаскивали, я бы обязательно слышал разговоры… Прорывы тоже разные бывают, когда сильнее, когда слабее — прошлым годом только огоньки ползали да радио перестало работать, еще наши самоходки у северного склона появлялись. А в этот раз — настолько ярко и реально, что жуть берет. Ох, зря я вас втянул, не надо было…

— Забудь, — отмахнулся я. — Переживу. Та-ак, а это что еще за чудеса?

«Пантера», которую мы наблюдали меньше часа назад, материализовалась в полусотне шагов впереди и правее — только что танка не было, и вот корпус с желто-зеленым камуфляжем начал появляться из пустоты: сначала часть правой надгусеничной полки и ведущее колесо с вымазанными коричневатой глиной траками, потом борт башни, ствол… Отчетливое впечатление, что машина медленно проходит через некий невидимый барьер, червоточину между реальностями. Послышалось тихое урчание двигателя.

Танк на малой скорости прополз вперед несколько метров. Остановился, слегка дернувшись вперед-назад. На передней бронеплите мелькнула яркая белая вспышка, кажется, попадание или из ПТР, или из легкой противотанковой пушки, не способной пробить мощную броню — вроде бы на второй линии обороны я видел замаскированную «сорокапятку» М-42, совершенно не подходящую для борьбы с подобными целями, в лоб такая пушка «Пантеру» не возьмет…

Башня начала поворачиваться, ствол чуть опустился.

— Она на нас смотрит, — заворожено проговорил Родька. — Прямо на нас!

Точно. «Пантера» решительно не обращала внимания на протянувшиеся в отдалении траншеи с противотанковыми заграждениями и гнезда орудий. Ствол с двухкамерным дульным тормозом был направлен точно в нашу сторону. Я сместился на три шага правее, потянув за собой Родиона. Танк довернул башню на несколько градусов ровно в этом же направлении.

— Она не должна нас видеть, — прошептал я, на мгновение задумавшись о том, что говорю о танке, словно о живом существе, хотя там, под прикрытием броневых плит, должен находиться экипаж. — Не должна! Мы в их мире не существуем! Максимум, что она способна рассмотреть — двух призраков в необычной одежде!.. Не бойся!

— Я и н-не боюсь, — заикнувшись, сказал Родька. Клацнул зубами. Бодрится, это хорошо. Значит, не запаникует. — Что теперь делать?

— Делать вид, будто мы здесь непринужденно прогуливаемся, — огрызнулся я. — Диснейленд, милитари стайл. Откуда я знаю?!

Танк развернулся на одной гусенице. Если прежде «Пантера» стояла «в три четверти», ромбиком, то теперь оказалась обращена к нам «мордой». Соответственно повернулась и башня — черный провал ствола бесстрастно разглядывал двоих гостей из чужой реальности.

— По-моему, лучшая оборона — это нападение, — от испуга меня пробило на гениальные мысли и не менее гениальные решения. — Тебе не кажется, что она нас тоже боится?..

— Чего? — Родька аж отпрянул, покосившись на меня, словно на умалишенного. — Чего-чего?

— Оглянись, — посоветовал я. — Опять статика, все замерло. Живы только мы. И она.

Я не ошибался. Яркое представление, кажется, заканчивалось. Свечение на небе начало угасать, по земле вновь забегали голубые светлячки, запах грозы усилился многократно. Я физически чувствовал, как дрожит и вибрирует невидимый кокон, окруживший подножие Черкасского холма — струны, связывающие «там» и «здесь», были готовы лопнуть; неизвестная человеку сила, вызвавшая сопряжение двух планов бытия, истаивала.

— Брось, ничего серьезного! Будет она тратить снаряд на привидений, фантомов?

Хотелось бы верить самому себе. Однако получается плохо.

Шаг вперед. Второй. Третий. Я оглянулся — Родька, сжав губы в узкую упрямую полоску, не отставал. Из мальчишки выйдет толк — если я решился на «психическую атаку» неосознанно, повинуясь инстинкту и иррациональным чувствам, то Родион точно знает, что делает: во-первых, безоговорочно доверился человеку куда более взрослому, во-вторых, заткнул вполне обоснованный и естественный страх поглубже, по старинному принципу «делай что должен, и будь что будет!».

А вот что именно будет, никто из нас не представлял. У меня складывалось ощущение, что иссякающее, агонизирующее Нечто, вполне возможно, обладающее неким разумом и сознанием, в настоящий момент способно удержать в единой реальности только нас двоих и желто-зеленого бронированного гиганта.

Краем глаза я видел исчезающие в накатывающей волной ночной тьме оборонительные линии на склонах, на место былых пепелищ возвращаются подсвеченные восходящей луной домики. Растворяются в ароматах сена и полевых трав совершенно неуместные в XXI веке тяжелые запахи войны, неприятное «трансформаторное» гудение утихает.

«Пантера» рыкнула двигателем и подалась назад — звук четкий, живой. Несет бензиновым выхлопом. Скверно, это уже никакой не фантом, танк более чем реален. Но как, как такое возможно? Как Нечто это делает?..

Мы втроем — я, Родька и «Пантера» — остались в постепенно сужающемся пятне неизвестно откуда изливающегося золотистого света, за пределами которого простерлась объективная реальность с сотовыми телефонами, Интернетом, экономическими кризисами, необычайно впитывающими прокладками и прочими достижениями постиндустриальной цивилизации.

Для нас же Вселенная ограничилась окружностью диаметром не больше тридцати метров. Подозреваю, что если появится желание сбежать, из круга нас не выпустят — Нечто сосредоточило остатки своей мощи на этом пятачке, яростно сопротивляясь наступлению мира видимого. Желает увидеть финал спектакля?

Волосы встали дыбом, по футболке и предплечьям проскальзывали искорки, кожу неприятно покалывало — истечение энергии просто невероятное! Земля под ногами подрагивала.

«Пантера» повела вороненым стволом курсового пулемета — движение явно угрожающее. Не приближайтесь! Отстаньте от меня! Вы чужаки!

Значит, все-таки боится…

— И что ты нам сделаешь? — вслух сказал я, изумляясь собственной наглости. Господи, какой сюрреализм, разговаривать с танком, будто с живым разумным существом! Настоящее помешательство. — Не-е, зверюга, твое время прошло без возврата. Твой корпус давно переплавлен, твои снаряды разорвались, твой экипаж мертв! Ты не существуешь! Твой мир сгинул и никогда не вернется!