льких сотен его солдат?
Урианин прищурил свои двойные веки.
— Договариваться с ними пойдешь ты, Корсон. Тебя будут сопровождать двое уриан. Если ты вздумаешь обмануть меня, ты умрешь.
Корсон знал, что он выиграл. Малую партию.
Они шли сквозь лес, и омертвевшие обломки деревьев, ничем не напоминающие земные, потрескивали под ногами Корсона. Уриане двигались бесшумно. Слишком нежное сложение. От своих крылатых предков они унаследовали пустые кости. Он мог бы избавиться от них двумя ударами, уже слышал их хрип, но в своих клешнях они сжимали нацеленное на него смертоносное оружие. А кроме того, пока они были еще нужны.
Его первая ночь на планете. Тьма была столь же непроницаемой. И он также прислушивался к звукам леса, пытаясь определить, где притаилась Бестия. Сейчас ему предстояло иметь дело с новой Бестией. В человеческом обличье. С Вераном.
Они оставили аппарат позади, подальше от лагеря, рассчитывая, что в суматохе, вызванной атакой, а точнее — его собственным бегством, их приближение будет замечено. Он посмотрел на часы. В эту минуту они пробирались по лагерю под руководством незнакомца, которым был он сам. Приближаются к гиппронам. Незнакомец с лицом из мрака, которое было его, Корсона, лицом, помогает Корсону и Антонелле пристегнуть ремни, садится на другое животное. Все трое и оба гиппрона исчезают в небе и во времени.
Вот в эту минуту. Сейчас.
Его первая ночь на планете. Сейчас он также не отваживался зажечь свет. Но на глазах были прикреплены контактные линзы, позволяющие видеть в инфракрасном диапазоне.
Земля, за исключением редких пятен, казалась черной, такой же черной, как небо, лишенное сегодня звезд. Стволы розовели. Места с поврежденной корой, участки сравнительно более интенсивного энергетического обмена, казались апельсиновыми. На земле то тут, то там какой-то камень отдавал накопленное за день тепло и слабо светился. Он заметил крохотно светящееся пятнышко, украдкой крадущееся сквозь заросли. Напуганная зверушка.
Он почувствовал запах горелой травы и расплавленного песка. Лагерь был рядом.
Неужели сейчас наступит этот исторический момент?— поразился он. Столько событий на этой планете зависело от него. Согласится ли Веран? Что будет, если люди Верана начнут стрелять, если его убьют?
Представление не дойдет до конца. Бестии так и останутся на свободе. Бестии — люди и прочие.
Начнется война. Может быть — две. Между аборигенами Урии и людьми. Между Урией и Советом Галактики или Службой Безопасности, неважно, как это называется, какая-нибудь такая организация наверняка существует. Что-то надломится. Трещина пройдет через века, и будущее содрогнется. В этом он был уверен. Иных причин для его присутствия здесь не существовало. Его отправили для заделки трещины, не объяснив, ни как, ни для чего...
Историческое мгновение. Дата и место, в которой пересекаются многие линии времени, где он повстречал сам себя, не зная о том, и где сейчас по собственной воле сам с собой разошелся. Исторический момент! Словно кто-то будет об этом помнить! Словно вся история складывается из битв, подписанных и нарушенных перемирий и договоров. В то время, как она была их прямой противоположностью. В настороженном спокойствии леса он понял, что то, что заслуживало именоваться историей, было противостоянием войне. История напоминала ткань. Война служила разрушителем; войны — тупыми ножницами, разрывающими ткань истории, которая всегда или по крайней мере до этой поры, сопротивлялась с биологическим упорством,— подумал он с неожиданным потрясением, какого не вызвало бы даже столкновение с часовыми Верана. Он, Корсон, ощутил себя наследником, ощутил свое единство с миллиардами, миллиардами людей, родившихся и умерших в прошлом, которые собственными жизнями и своими телами соткали исполинскую сеть истории. Он ощутил свою ответственность, свою солидарность с миллиардами и миллиардами людей и других еще не успевших родиться существ. Он попробует дать им такую возможность, он предложит ответ тем, кто был уже мертвым.
Этот возможный конфликт даже нельзя назвать серьезной войной. И однако, ни одна война никогда не была более важной. Битва, в которой миллионы обрушиваются друг на друга, или же то сражение, что случилось здесь шесть тысяч лет назад, они имели значение не больше, чем первая драка между двумя питекантропами, вооруженными необработанными камнями. Все здесь зависело от точки зрения.
Деревья перед ними поредели. Замигали огоньки. Тонкая пурпурная линия, о которой Корсон знал, что она смертельно опасная, разделяла ночь прерывающейся на стволах чертой. Корсон дал знак. Уриане молча застыли. Он едва мог расслышать их короткое, легкое дыхание. Они договорились, что дальше он пойдет один и один будет разговаривать с Ве-раном. И так до заключения первого договора. Но на шею ему прицепили передатчик. Он не сомневался, что Нгал Р’нда сейчас слушает его.
Прерывистая линия исчезла. Корсон заколебался.
Из лагеря раздался спокойный голос:
— Корсон, я знаю, что ты там.
Голос Верана. Он направился в сторону закопченного диска какого-то рефлектора. Несмотря на сознание того, что в спину и в грудь ему направлено оружие, он старался казаться беспечным.
— Значит, вернулся. И даже нашел время сменить одежду.
Его голос звучал скорее с иронией, чем со злостью. Веран умел владеть собой.
— А дамочку спрятал в надежном месте.
— Вот именно,— беззаботно ответил Корсон.
— Я отлично знал, что ты вернешься. Достаточно было небольшого патруля, отправленного в будущее. Так же просто, как я знал, где тебя искать в первый раз. Ты же сам указал мне это место. Полагаю, у тебя есть серьезные основания предлагать мне разбить здесь лагерь после бойни на Аэргис-тале, полагаю, что ты мне хочешь кое-что сказать. Подойди-ка немного, я не собираюсь держать мою линию защиты отключенной все время.
Корсон подошел еще ближе. За ним засветилась пурпурная линия. Он почувствовал в костях характерную вибрацию.
— Ну, так что ты намерен мне предложить, Корсон?
— Перемирие,— сказал Корсон.— Перемирие, в котором вы так нуждаетесь.
Веран даже не моргнул. Его серые глаза так же поблескивали в уверенном свете прожекторов. Он напоминал грубо вытесанное изваяние. И его люди были похожи на него. Двое из них стояли за Вераном, неподвижные, грузные, но с быстрыми тренированными пальцами на спуске небольших пистолетов с заостренным стволом и без видимого отверстия. Их можно было принять за игрушки. Шестеро других стояли вытянутым полукругом, в центре которого находился Кор-сон. Они располагались на соответственном расстоянии, чтобы он не смог добраться ни до одного из них после отчаянного прыжка, чтобы всегда оставались время и место для выстрела. Это были профессионалы, и в какой-то мере это его успокоило. С их стороны ему не грозило, что они примутся стрелять под влиянием каких-либо неожиданных побуждений, прежде, чем раздастся приказ, или же ситуация станет в самом деле опасной для них.
Только Веран был невооружен. Рук его не было видно за спиной, где он, скорее всего, скрестил их. Поза, свойственная полковникам. В иные времена, в иной жизни Корсону часто приходилось иметь дело с полковниками.
Верана нелегко будет убедить.
— Я могу убить тебя,— сказал Веран.— Я этого еще не сделал, потому что ты прислал мне то сообщение и избавил от того чертова капкана на ногах. Жду объяснений, Корсон.
— Разумеется,— согласился тот.
— Это было сообщение от тебя или от кого-то другого?
— А от кого оно могло бы быть?— поинтересовался Корсон спокойным голосом.
Сообщение, подписанное им, но он не помнил, чтобы высылал его. Он даже не смог бы адресовать его Верану. А в нем, вне сомнения, назначалась встреча именно в это время и в этом месте. И способ покинуть Аэргистал именно тогда, когда положение становилось для Верана безнадежным. Сообщение, которое он вышлет позже. Это сообщение может стать частью плана, который начал у него складываться. Это значило, что в будущем существовала более солидная, более полная версия. Версия, которую, быть может, он разработал сам, когда узнал больше из того, с чем ему еще только предстоит ознакомиться. Но если бы что-то пошло не так, если бы Веран не согласился на перемирие, смог бы он тогда выслать ему сообщение? Поскольку он знал, что сообщение было, что без него Веран не смог бы оказаться на Урии, ему придется его выслать. Но когда ему пришло в голову то, что должно прийти ему в голову? Сейчас или позже? Выслал бы он ёго, не зная, что Веран его получит? Трудно было разработать стратегию и тактику, или хотя бы теорию войны во времени. Здесь в первую очередь требовались практические навыки.
— Ты слишком долго думаешь над ответом,— заявил Веран.— Не люблю этого.
— Мне предстоит тебе много сказать. Это место не самое идеальное.
Веран дал знак.
— У него нет при себе ни оружия, ни бомбы,— сказал один из мужчин.— Только передатчик на шее. Один звук, без изображения.
— Ладно,— сказал Веран,— пошли.
— У каждого человека есть какая-то цель,— заявил Веран,— даже если он сам об этом не знает. То, чего я не понимаю, так это твоих побудительных мотивов. Механизмом действия одних служит честолюбие, как в моем случае, к примеру, другие предпринимают что-то из страха, третьи, в определенные эпохи, находят стимул в деньгах. Ну, хорошо ли у них получается, или плохо, но действия их как выстрелы направлены в эту цель. Твоя же цель, Корсон, мне не ясна. А это мне не нравится. Я не люблю иметь дел с кем-то, чья цель мне не ясна.
— Скажем, мной руководит амбиция. И я действую со страха. С помощью этих уриан я желаю сделаться кем-то важным. И — боюсь. Я — человек вне закона, военный преступник, как и вы, Веран.
— Полковник Веран,— поправил его Веран.
— Как вы, полковник! Мне вовсе не улыбается вернуться на Аэргистал, вновь испытать на себе бесконечную и бессмысленную войну. Разве это не разумно?