— Ты знаешь,— произнес неторопливо Веран, тщательно выговаривая каждое слово,— что войны на Аэргистале бессмысленны? Что там невозможно никого победить?
— Так мне кажется.
— Твое объяснение слишком логично. Когда враг хочет, чтобы я поверил, что он собирается сделать какой-то маневр, он старается иметь серьезные, основательные причины, чтобы якобы его сделать. Он обеспечивает себе возвращение и делает что-то другое. Тут он попадается в ловушку.
— Вам хочется, чтобы я начал плакаться. Ах, я несчастный, заблудившийся в пространстве и времени бедняжка, извлеченный с Аэргистала торговцем невольниками и проданный банде пернатых фанатиков.
— Это сообщение,— напомнил Веран.
Корсон оперся руками о стол и попытался расслабить мышцы.
— Ты утверждаешь, что отправил его с помощью уриан, но я его потерял. Ты не можешь напомнить мне его текст?
— Назначил вам здесь встречу, полковник. Объяснил, как покинуть Аэргистал. Говорил...
— Точный текст, Корсон!
Корсон разглядывал свои руки. Ему показалось, что кровь отлила от пальцев, что ногти сделались снежно-белыми.
— Забыл, полковник.
— Я склонен предположить, что ты его не знаешь,— заметил Веран добродушно.— Мне кажется, что ты еще не выслал его. Если бы ты работал на кого-либо, кто выслал тот текст от твоего имени, ты знал бы текст. Это сообщение принадлежит твоему будущему: а я не знаю, могу ли я этому будущему доверять.
— Примем вашу гипотезу. Значит, я окажу вам огромную услугу впоследствии.
— Ты понимаешь, что это значит?
Наступила тишина. Потом Веран, разглядывая Корсона, нервно сказал:
— Я не могу убить тебя, по крайней мере, пока ты не вышлешь этого сообщения. Меня не огорчает та мысль, что я не могу убить тебя. Я не убиваю ради удовольствия. Но вот то, что я не могу тебя запугать...
— ... это я не люблю. Я не люблю работать с людьми, которых я не понимаю и которых не могу держать в руках.
— Пат,— произнес Корсон.
— Пат?
— Слово, связанное с игрой в шахматы. Оно обозначает ничейное положение.
— Я не игрок. Я слишком люблю выигрывать.
— Это не вероятностная игра, это скорее что-то вроде стратегической тренировки.
— Вроде Крейгшпиля? С фактором времени как неизвестной?
— Нет,— возразил Корсон.— Без времени.
Веран коротко рассмеялся.
— Слишком просто. Меня бы это не развлекло.
«Время,— подумал Корсон,— и хорошо организованная механика. Я защищен сообщением, которое, скорее всего, вышлю сам, содержания которого я еще в точности не знаю, и о существовании которого еще час назад ничего не знал. Я иду по своим собственным следам, но не знаю, как избежать ловушек».
— А что произойдет, если я буду убит, если не пришлю этого сообщения?
— Тебя заботит философский аспект проблемы. А я понятия не имею. Может, кто-то другой пришлет это сообщение. Или — сообщение с другим содержанием. Или я никогда не получу, останусь там и позволю изрубить себя в клочья.
Он широко улыбнулся, и Корсон заметил, что у него совсем нет зубов, лишь заостренная полоска белого металла.
— Может быть, я уже сейчас взят в плен или того хуже.
— На Аэргистале мертвым надолго не останешься.
— И ты это знаешь.
— Я же вам сказал, что был там.
— Худшее, что может произойти,— сказал Веран,— это не оказаться убитым, это — проиграть сражение.
— Но вы уже здесь.
— Вот меня и волнует, как здесь остаться. Когда я жонглирую вероятностями, самым главным становится современность. Рано или поздно, но всегда так оказывается. Теперь же у меня появились совершенно новые возможности. И я не прочь ими воспользоваться.
— И все же убить меня вы не можете,— заметил Корсон.
— А жаль,— усмехнулся Веран.— Не ради самого факта. Из принципа.
— Вы даже не можете задержать меня. В выбранный мной момент мне придется уйти, чтобы выслать это сообщение.
— Я прогуляюсь с тобой,— пообещал Веран.
Корсон почувствовал, что его уверенность слабеет.
— Тогда я не стану высылать это сообщение.
— Заставим.
Корсону пришла на ум идея, подводящая итог проблеме. Он знал, что нашел трещину в системе Верана.
— Почему бы вам не выслать ее самому?
Веран покачал головой.
— Корсон, не стоит со мной шутить. Аэргистал находится на другом конце Вселенной. Я даже не знал бы, в какую сторону надо направиться. Без сообщения тобой сведений я никогда не отыскал бы дороги на эту планету.
Даже не миллиард лет. А кроме того, существует теория информации...
— Какая теория?
— Передатчик не может принимать себя сам,— принялся терпеливо объяснять Веран.— Я не могу дать знак сам себе. Это породило бы серию осцилляций во времени, что завершилось бы их концентрацией и устранением помех. Расстояние между точкой посылки и точкой получения исчезло бы, и исчезло бы все, что находилось в этом интервале. По этой причине я и не показал тебе текст сообщения. Я его не потерял, оно у меня здесь, под локтем. Но я не хочу уменьшать твоих шансов на его посылку.
— Вселенная не выносит парадоксов,— изрек Корсон.
— Это слишком антропоморфическая точка зрения. Вселенная все вынесет. Даже математика доказывает, что всегда возможно создание систем, в корне противоречивых, взаимоисключающих — вне зависимости от их значимости.
— Я всегда считал математику единой,— тихо заметил Корсон.— С точки зрения логики, гипотеза однородности...
— Корсон, ты меня поражаешь. Как своей безграмотностью, так и знаниями. Гипотеза однородности была разработана три тысячи лет назад по локальному времени. К тому же она не имеет ничего общего с этим делом. Истинно лишь то, что теория, основанная на бесконечном числе факторов, всегда содержит в себе противоречия. Тогда она уничтожается, исчезает, обращается в небытие. На бумаге.
«Вот поэтому,— подумал Корсон, обратившись к своему прошлому,— я двигаюсь наощупь по тропе времен. Мой дубль из будущего не может сообщить, что я должен делать. Но все-таки какие-то щели появляются, крохи информации до меня доходят и я могу пытаться сориентироваться на их основании. Должен существовать какой-то физический порог, ниже которого помехи не имеют значения. Если попытаться вырвать у него этот листок, в будущем...»
— На твоем месте я этого не стал бы делать,— сказал Веран, словно мог читать в его мыслях.— Я тоже не особенно верю в теорию непрогрессирующей информации, но никогда не отважился попробовать.
«Однако в далеком будущем, там боги не колеблются,— подумал Корсон.— Они развлекаются вероятностями. Они подняли порог до уровня Вселенной. А в таком случае барьеры рушатся, Вселенная раскрывается, освобождается, развивается. Окончательность, то, что написано, смазывается. Человек перестает быть узником туннеля, соединяющего его рождение со смертью».
— Перестань грезить, Корсон,— попросил Веран.— Ты сказал, что эти птахи располагают оружием, которое может мне пригодится. К тому же ты мне сказал, что без помощи уриан я никогда не локализую местонахождение на этой планете дикого гиппрона. И что она, взамен, нуждается во мне, в человеке, имеющем опыт войны, способного выигрывать сражения, способного обезвредить этого гиппрона, прежде чем тот успеет размножиться, и, скорее всего, вызовет тем вмешательство Совета Безопасности, что приведет к нейтрализации их самых. Все так точно одно с одним сочетается?
Он выбросил вперед руки так стремительно, что Корсон не успел ни перехватить, ни уклониться. Пальцы наемника стиснули его шею. Но Веран не пытался задушить его. Он сорвал с его шеи подвешенный на цепочке передатчик, размером не больше, чем амулет. Быстро спрятал его в небольшую черную коробочку, оказавшуюся у него под рукой. Корсон схватил его за руку, но Веран резким движением высвободился.
— Теперь мы можем поговорить по душам. Нас никто не услышит.
— Тишина их встревожит,— сказал Корсон растерянно, но одновременно почувствовал что-то вроде облегчения.
— Ты недооцениваешь меня, приятель,— холодно произнес Веран.— Они и дальше будут слушать наши голоса, Как мы рассуждаем о ведении войны и о пользе перемирий. Наши голоса, ритмика беседы, длительность перерывов, даже шум нашего дыхания был проанализирован. Как ты думаешь, почему мы беседуем так долго? В это мгновение машинка выдает им болтовню, может быть, немного скучноватую, но вполне соответствующую их ожиданиям. И теперь мне не остается ничего другого, как прибегнуть еще к одной мере предосторожности. Я украшу твою шею новой безделкой.
Он не подавал никакого знака, но Корсон почувствовал, как сильные руки впиваются в него. Пальцы, которых он не мог видеть, заставили его задрать голову. На мгновение ему показалось, что сейчас перережут горло. Ради чего им надо теперь убивать его? И почему таким кровавым, чудовищным, омерзительным способом? Может быть, Веран любит купаться в крови своих жертв?
«А как же сообщение?— думал Корсон, ощущая холод металла на горле.— Он же сам сказал, что не может убить меня».
Шелкнул крохотный замочек. Корсон поднял руки к шее. Ошейник оказался большим, но легким.
— Надеюсь, он тебе не мешает,— сказал Веран.— Привыкнешь. Тебе грозит некоторое время пощеголять в нем. Может, всю твою жизнь. Внутри действуют два независимо действующих взрывных устройства. Если ты попробуешь снять его, он взорвется. И можешь мне поверить, взрыв окажется достаточно мощным, чтобы отправить на Аэргистал всех, кто окажется рядом. Если же ты попробуешь использовать какое-либо оружие против меня или моей армии, будь то дубина или трансфиксер, наиболее страшная штучка из всех, известных мне по опыту, ошейник вспрыснет в тебя весьма неприятно действующий яд. То же случится, если ты отдашь приказ, заставляющий применить против нас оружие кого-либо другого. И даже тогда, когда ты будешь ограничиваться разработкой плана войн против нас. Эта игрушка основана на том, что ты сам заставишь ее сработать, вне зависимости от времени и пространства. Она реагирует на определенную сознательную агрессию. Ты можешь ненавидеть меня, если уж это так тебе нравится, можешь убивать меня в снах по сто раз в сутки, если это тебя утешит. И тебе ничто не угрожает. Ты можешь сражаться как лев, но не против меня и моих люд