ей. В конце концов, ты можешь заняться саботажем, но этр уж мои заботы. Теперь ты видишь, Корсон, ты можешь быть или моим другом, или сохранять нейтральность, но тебе не стать моим врагом. А если это унижает твое достоинство, то знай, что вся моя личная охрана носит такие же игрушки.
С удовлетворенным видом он посмотрел на Корсона.
— Именно это ты минуту назад назвал патом?
— Что-то в таком духе,— согласился Корсон.— Но уриане будут удивлены.
— Поймут. Кроме того, они уже получили отредактированную версию нашего разговора. Их крохотный передатчик не такая уж безделка. При соответствующем сигнале он может выделить достаточно тепла, чтобы убить тебя. Будь они предусмотрительнее, они бы поставили автоматический датчик. Выпьешь чего-нибудь?
— С удовольствием,— ответил Корсон.
Веран извлек из ящика стола бутылку и два хрустальных бокала. До половины наполнил их, сделал Корсону дружеский жест и отпил глоток.
— Я не хотел, Корсон, чтобы ты так сильно злился на меня за это. Ты мне нравишься, к тому же — ты мне нужен. Но я не могу доверять тебе. Все это уж слишком точно подходит друг к другу. И потому, что ты был здесь, что здесь сейчас, что здесь будешь. Я даже не знаю, что руководит тобой, что сидит в тебе на самом деле. То, что ты предлагаешь мне, Корсон, это измена человечеству. Это значит — пойти на службу к этим пернатым фанатикам, мечтающим лишь об уничтожении человечества, а взамен получить собственную безопасность и сравнительно неограниченную власть. Допустим, я могу пойти на это. Но ты? Корсон, ты не похож на изменника собственному народу. Или ты именно такой?
— У меня нет выбора,— ответил Корсон.
— Для человека, действующего по принуждению, ты слишком предусмотрителен. Тебе удается убедить этих птиц, чтобы они заключили со мной договор. Ты сам приходишь ко мне предложить его. Что больше, именно для этого ты меня сюда и вызвал. Ладно. Допустим, тебе удалось заманить меня в ловушку. Я исчез. Ты остаешься один с этими птицами. Уже сейчас ты предаешь род людской, отдавая меня существам, которые с твоей точки зрения заслуживают не большего, чем я, которые не гуманоиды даже, и ты знаешь, что тебе придется это сделать еще раз. Это на тебя не похоже. Пернатые не отдают себе в этом отчета, поскольку на самом деле знают людей паршиво, поскольку считают тебя за зверя, который станет разорять их гнезда и которого можно приручить или, скорее, выдрессировать. Но я таких вояк, как ты, Корсон, видел тысячи. Все они не способны предать свой народ, свою страну, своего предводителя. Нет, это идет не из какой-то там добропорядочности, хотя все в это верят, а просто из воинского воспитания. И значит? Остается другая возможность. Ты пытаешься спасти род людской. Ты решил, что полезнее окажется завоевание Урии, а потом всей близлежащей космической зоны, осуществленное людьми, а не кем-то из этих фанатиков в перьях. Ты вызвал меня. Ты предлагаешь мне договор с урианами, поскольку полагаешь, что он будет непрочен, что рано или поздно, когда условия его окажутся выполненными, дело дойдет до конфликта. Ты надеешься, что мне удастся разгромить уриан. Может быть, тогда ты собираешься отделаться от меня? Тебе даже не на-
до ничего говорить мне. Просьба о моей помощи против уриан оказалась бы излишней, но ты боишься, что я предам тебя. Сам знаешь, насколько взрывоопасны договоры.
— Есть также дикий гиппрон,— крайне холодно заметил Корсон.
— Верно. Он мне нужен, к тому же, я избавлю Урию от грозной опасности. Ну, разве я не прав, Корсон?
— Вы принимаете мое предложение?
Веран криво усмехнулся:
— Но вначале позабочусь о безопасности.
На этот раз они неслись за кулисами времени. Корсон следил за временем при посредстве нервной системы гип-прона. Витки от гривы животного охватили ему плечи и касались висков. Время от времени ему приходилось бороться со слабостью. Веран, висящий по другую сторону животного, добился, чтобы Корсон заглянул прямо во время. Он надеялся, что Корсон сможет быть проводником в лабиринтах подземного города.
Пока они пробирались по наброскам действительности, во все еще живой современности. Существо с очень острым зрением могло бы заметить шевелящиеся тени, может быть,— поблекшие краски, или, при определенном везении, огромного чудовищного призрака. Но прежде, чем оно успело бы моргнуть, сбрасывая невидимую пыль с глаз, они бы уже исчезли, поглощенные воздушной бездной, или растворившиеся в лишенном измерений проломе стены. А если бы свет оказался достаточно сильным, чтобы ореолом высветить какие-нибудь подробности, оно смогло заметить лишь плоский прозрачный контур. С современностью гиппрон был синхронизирован лишь на долю секунды, настолько лишь, чтобы Веран и Корсон смогли в ней сориентироваться. Стены, колонны, мебель виделись ими как туман. Живые существа или подвижные предметы оставались незамеченными. Это была обратная сторона медали, нельзя было подсматривать, не рискуя, что сам не окажешься обнаруженным, и нельзя было сохранять невидимость, но при этом видеть самому.
— Жаль, что ты не познакомился как следует с этой базой,— сказал Веран.
— Я же просил вас дать мне день или два,— возразил Корсон.
Веран пожал плечами.
— Есть риск, который я учитываю, и риск, которого я избегаю. Я не буду выжидать неделю, пока вы, вместе с птицами не наставите ловушек у меня на пути.
— А если нас заметят?
— Трудно сказать. Может быть, ничего не произойдет. Или произойдет изменение. Нгал Р’нда может догадаться, что именно происходит, и уже не станет окружать тебя почетом, когда ты вернешься. Или же решит ускорить ход событий и начнет атаку намного раньше. Не надо, чтобы нас замечали. Мы не должны вносить изменений в ход истории, если они могут обернуться против нас. Мы отправимся против нас. Мы отправимся одни. Без эскорта, без тяжелого вооружения. Использовать какое-либо оружие в прошлом, от которого ты сам зависишь, равно самоубийству. Надеюсь, ты это понимаешь.
— Значит, невозможно и устраивать засады в прошлом.
Веран широко улыбнулся, прикрывая рукой заменяющую ему зубы металлическую пластинку.
— Мне будет достаточно проведения небольшой модификации. Подробной модификации, которая не будет замечена, но которой я смогу воспользоваться в подходящее время. Ты ценный человек, Корсон. Ты указал мне слабую точку Нгал Р’нда.
— И еще должен сопровождать вас?
— Ты считаешь меня настолько ненормальным, чтобы я оставил тебя у себя за спиной? К тому же, ты знаешь все закоулки?
— Уриане заметят мое отсутствие. Они могут насторожиться.
— Мы могли бы рискнуть, оставив передатчик. Но он мог бы посылать какой-то сигнал, так мне кажется. Нет, я предпочитаю действовать в тишине. К тому же в том времени мы будем отсутствовать лишь несколько секунд. Как ты думаешь, сколько лет этой птахе?
— Понятия не имею,— немного поколебавшись, ответил Корсон.— Для своего вида он стар. А в мое время уриане жили дольше, чем люди. Мне кажется, сейчас ему должно быть по крайней мере двести земных лет, может быть, двести пятьдесят, если их гериатрия прогрессировала.
— Ныряем в аварийном режиме,— удовлетворенно сказал Веран.— Благодаря этому они не примут сигналов твоей безделки до того, как ее нацепили тебе на шею.
Теперь они мчались по аллеям времени. Вырвались в подземный город, пронзили километры скал, которые были для них лишь туманом. В галереях они появлялись как призраки.
Веран прошептал на ухо Корсону:
— Как его узнать?
— По голубой тунике. Но мне кажется, что здесь он проводит только часть своего времени.
— Это неважно. Когда гиппрон на него натолкнется, он пойдет за ним вплоть до момента рождения. Или тут скорее следовало бы говорить про проклевывание?
Голубая тень, мелькнувшая на мгновение. Они уже не отрывались от него, шли настолько вплотную, что Корсон с трудом верил, что это были годы и месяцы, во время которых Нгал Р’нда играл на поверхности роль уважаемого и мирно настроенного урианина. Они шли против течения жизни этого существа, как лосось плывет против потока. Тень изменила цвет. Нгал Р’нда был молод, и туника князей Урии еще не покрывала его плечи. Может быть, он даже не лелеял еще в себя мыслей о грядущем сражении. Но в этом Корсон сомневался.
Новые голубые тени выступили из реки времени. Другие князья, выходившие из голубых яиц, издавна предвкушавшие месть. Нгал Р’нда говорил правду. Он был последним. Близкая смерть заставила его действовать. Предыдущим поколениям князей оставалось только мечтать.
Нгал Р’нда исчез на длительное время.
— А он наверняка здесь родился?— спросил обеспокоенный Веран.
— Понятия не имею,— ответил Корсон, обеспокоенный тоном наемника.— Но я считаю, что так. Нгал Р’нда слишком ценен, чтоб мог родиться вдали от святилища своей расы.
И в это мгновение тень, которой был Нгал Р’нда, появилась снова. Корсон не смог отыскать ее, но он уже начал приспосабливаться к реакции гиппрона.
— Что это за ловушка? — спросил он.
— Увидишь.
Веран отказался от дальнейших объяснений. Он направился к минуте появления на свет последнего князя Урии.
«Не хочет ли он вспрыснуть ему сразу же после рождения генетический сенсибилизатор,— подумал Корсон,— который начнет действовать лишь много лет спустя при введении своего исполнителя?» Или же он собирается встроить в него какой-нибудь датчик, размером с клетку, в такое место, где хирургический нож даже случайно не сможет на него наткнуться, и который позволит следить за его носителем всю жизнь? Нет, все это недостаточно тонкие методы. Они могут вызвать серьезные изменения в ткани времени.
Гиппрон затормозил и остановился. Корсону показалось, что все атомы его тела разлетаются в разные стороны, словно им надоело быть рядом друг с другом. Он сглотнул слюну. Слабость понемногу проходила.
— Еще не родился,— заметил Веран.
Через мозг гиппрона Корсон увидел обширный эллиптический зал, странно изменившийся и напоминающий зал созерцаний. Из стены торчало лишь несколько завитков из гривы Бестии, и оба ее всадника были погружены в камень, невидимые для сторонних наблюдателей.