— Ты с ума сошел, Андре, или шутишь?
— Пока не знаю. Почему бы не попробовать? Это не будет тянуться ни век, ни тысячелетие. А нашего положения не ухудшит.
Гийом и Бартелеми внимательно, огорченные, смотрели на Андре.
— Мы же не в Средневековье.
Андре скрестил руки на груди и уселся в метре от пола.
— А знаете, что я делаю сейчас?— спросил он.
— Строишь осла,— ответили они вместе.
— Нет. Левитирую. Святые иногда занимались этим, и такое называлось чудом.
Бартелеми стал еще озабоченней.
— Почему бы не попробовать?— повторил Андре.— Давайте рассуждать по-научному. Представьте, что параллельно нашей Вселенной, которую мы знаем, расположена другая, которая соответствует... скажем, некоторым верованиям, сознательно отброшенным нами. Сочтите существование Бога научным фактом. Что логически из этого вытекает? Возможность чуда. Статически вероятная реализация молитвы. Дайте мне обет, мог бы сказать Архимед, и я переверну мир.
— Практическая точка зрения,— начал Гийом,— но...
— Точка зрения чокнутого,— сказал Бартелеми. Он медленно двинулся и начал вращаться вокруг собственной оси.
— А как испросить чудо?— поинтересовался Гийом.
— Точно не знаю. Я не неаполитанец.
— Когда-то я бывал в Неаполе,— скривился Бартелеми.— На редкость грязный город. Там до сих пор на улицах попадаются нищие. Какие рожи они строят.
— Им случается донищенствоваться до чуда. Говорят, у них опасная техника, книги с заклинаниями и особые святые. А если они не получают удовлетворения, то ставят рядом с проштрафившимся святым доску с оскорбительными надписями и обращаются к другому.
— Бросим взгляд в будущее,— проворчал Бартелеми.— Теперь в звездолетах рядом с пилотом, штурманом и физиком будет сидеть неаполитанец на случай, если понадобятся его услуги. Он получит право на провоз десяти килограммов свечей и пятисот святых образков. И кроме того, на библиотеку с назидательными произведениями.
— Неаполитанцы действительно читают только назидательные произведения,— вставил Гийом.— Еще в колледже я знал одного неаполитанца...
— Не вижу ничего смешного в этой теории, Бартелеми,— сказал Андре.— И сейчас на звездолетах к физикам относятся со святотатственным опасением.
— Полагаю, вы намекаете на меня!— воскликнул Бартелеми, хватаясь за стенку, чтобы остановить вращение. Недовольный товарищами, он начинал обращаться к ним на вы.
— Подведем итог,— сказал Андре,— и вернемся к нашим чудесам.
— Надо составить уравнение,— усмехнулся Бартелеми.
Ему хотелось бы хлопнуть дверью, чтобы подчеркнуть свое презрение и осуждение, но по ту сторону переборок, кроме шкафов и грузовых отсеков, ничего не было — только космос и несколько далеких невидимых звезд, да еще безглазые метеориты, да изредка летящий по своим делам атом водорода.
Оставалось только отвернуться.
— Нам нужна, по крайней мере, одна свеча, несколько образков и текст молитвы. Может, мы сочиним ее сами?
— Свеча делается из воска,— проворчал Гийом.— Не думаю, что на борту звездолета есть воск. В крайнем случае, можно использовать электрическую лампу.
— Возможно,— кивнул Андре,— но боюсь, этого недостаточно. Насколько мне известно, Бог не любит простых решений.
— Твой Бог — ретроград,— усмехнулся Гийом.
— А вдруг электрический ток помешает нашим молитвам добраться до него.
Они отыскали воск вокруг выводов запасного аккумулятора. Осторожно сняли его и расплавили восковую перемычку, изолировавшую выводы.
Пока они трудились, Бартелеми молчал, закрыв глаза. В аптечке они нашли кетгут, растопили воск на электроплитке. Слили его в пробирку так, чтобы кетгут оказался в центре расплавленной массы. Когда смесь затвердела, они разбили пробирку и получили коричневый цилиндр.
— Теперь надо раздобыть образок,— сказал Гийом.
— У нас есть микрофильм Библии. Может, этого хватит?
Они прогнали книгу по экрану. Вдруг Андре нажал кнопку
И прочел:
Надежда на кощунство равносильна зародышу, унесенному ветром, пене, сдунутой бурей.
— Не очень вдохновляет,— пошутил Гийом.
Они погасили свет во всем звездолете, Андре с трудом зажег свечу. Она загорелась с треском и фырканьем, но вскоре пламя стало гаснуть. Андре удалось поддержать его, обмахивая листом бумаги. Они поместили позади висящей в воздухе свечи фотографию с текстом из Библии, приняли коленопреклоненную позу и начали молиться. И хотя им было трудно вспомнить слова, которых они не произносили долгие годы, молились они вслух и с усердием. Перед их глазами стояла Земля, вращающаяся в пустоте, зеленый укутанный облаками шар; они спрашивали себя, где границы Божьей власти, не пересекли ли они их, или согрешили, перейдя те ограничения, которые были поставлены перед человеком.
Бартелеми остановил вращение вокруг собственной оси. Ему не нравилась его фантастическая, пляшущая тень на стене. Он начал молиться — сначала про себя, потом шепотом, затем его голос окреп, и он присоединился к друзьям. Он тоже молился от всей души. У каждого из них было свое понимание Бога, впрочем, полной ясности в концепции божественного не было ни у кого. Но у них была одна родина, Земля, и в этом мире все люди, когда им угрожала опасность, обращали свои взоры к невидимому властителю. Бартелеми не мог не помнить об этом. Быть может, дело выгорит, думал он, но было и другое. Молитва в дрейфующем звездолете с мертвыми приборами и неподвижными стрелками была делом мирным и чистым. Возможно, повторял он себе, иррациональное поведение вызовет реакцию иррационального мира. Быть может, Бог даст физикам то, чего они ждут, верующим то, чего они желают, лишь бы веровали они с надлежащей силой.
Впервые с того момента, как заглохли двигатели, перестав сотрясать своим воем кабину звездолета, у них не было страха. Правда, и особых надежд тоже не было. Они просто ждали. Андре продолжал обмахивать пламя свечи. Потом дунул на нее и погасил — было приятно и странно находиться здесь, висеть в воздухе, вдыхая запах горячего воска. Барте-леми включил свет, и некоторое время они молча смотрели друг на друга. Потом бросились к циферблатам приборов. Стрелки с места не сдвинулись. Даже не вздрогнули. Они попытались запустить двигатели, но ничего не вышло. Они снова молча переглянулись. Затем привязались к койкам, погасили свет и долго лежали, устремив взгляд в черный потолок, едва подсвеченный красными контрольными лампочками.
— Спокойной ночи,—произнес Гийом.
— Может, это случится ночью,— добавил Бартелеми.
Впервые после аварии они спали без кошмаров.
Они выпили горячий кофе через соломинку, вымыли сферические чашки, поставили их на место и уселись в воздухе. Ни один не решался начать разговор.
— Не сработало,— наконец вымолвил Андре.
— Нет,— мрачно подтвердил Бартелеми.
— Мы постучались не в ту дверь,— сказал Андре.
— Быть может, надо было превратиться в мусульман или буддистов.
— Буддисты не верят в чудеса,— наставительно произнес Бартелеми.
Снова воцарилась тишина.
— Быть может, наши разные молитвы взаимно уничтожились. Какова твоя религия, Гийом?
— Мои родители были протестантами. Кальвинистами.
— А твои, Бартелеми?
— Я — еврей.
— А я католик. Полагаю, нам надо перерезать друг другу глотки.
Они переглянулись и рассмеялись.
— По правде говоря, мы были дураками, считая, что Господь поможет трем проходимцам вроде нас. Мы недостаточно сильно верим в чудеса.
— Теперь стали верить еще меньше.
— Ну что, снова за работу?
Они огляделись: множество табло, бесчисленные цветные проводки, бегущие по стенам кабины, и экраны, бледные, как глаза мертвых рыб. У них даже свело пальцы от одной мысли, что надо брать в руки отвертки и крутить несчетные винты.
— Представьте себя на месте Бога,— вдруг сказал Андре.— Я не теолог, но думаю, наши молитвы только привели его в раздражение. Нам хотелось всего-навсего поставить себе на службу его неограниченное могущество.
— Я это уже слыхал,—перебил его Гийом.
— Мы постучались не в ту дверь. Мы страдаем излишней гордыней. Мы думали ввести в машину молитву и пламя плохонькой свечи, чтобы получить на выходе добрую тягу, которая выведет нас на должный путь. Детские мечты.
— По-моему, я это говорил,— проворчал Бартелеми.
— Попытка не пытка,— продолжил Андре.— Теперь, представьте, что Бог готов помочь нам, но обходным путем, так, чтобы об этом особенно не знали, как если бы тягу вместо него создал кто-то другой. И нам надо постучать в другую дверь. В ту, что напротив. Почему бы не прибегнуть к магии?
— Колдовство,— хмыкнул Гийом.— Ересь.
— Нет, если намерения наши чисты.
— Теперь иезуитство,— простонал Бартелеми.
— Бартелеми, кое-кто из ваших рабби занимался магией. Вспомните о раввине Лебе. А сколько умнейших и выдающихся священнослужителей занимались алхимией и белой магией? Что касается протестантов...
— Они жгли колдуний в Салеме, прости нам Господи.
— Андре набрал одно очко,— сказал Бартелеми.— Почему бы не попробовать? Я знал одного теоретика, специалиста по асимметричным полям, который верил в силу крови рыжей курицы, рассеянной в полночь на поле с волчьими зубами.
— Он пытался сделать это?—спросил Гийом.
— Насколько я знаю, нет. Он боялся.
Андре нахмурился.
— Плохо то, что в библиотеке звездолета не очень-то много магических заклинаний.
— Может, попробуем что-нибудь изобрести?— предложил Бартелеми. Его серые глаза сверкали от любопытства.
— Не хватает и аксессуаров. Где мы отыщем волчьи зубы?
Они думали в полной тишине целых три часа. Потом Бартелеми опустился на пол, открыл люк и исчез в нем.
— Куда он отправился?—спросил Гийом.
— Наверно, на прогулку,— усмехнулся Андре.
Они ждали долго, хотя трюмы были весьма невелики. Но там было множество самых разных предметов, инструментов, оснастки, консервов, книг, фильмов, традиционных флагов, которым следовало трепыхаться в водородной атмосфере ледяных планет, лекарств, оружия, горелок (где найти сейфы для вскрытия?), комбинезонов, игральных карт.