Разбирая символы, цифры и топографические карты, он разработал план, который постоянно совершенствовал. Наконец, план созрел окончательно.
До посадки пиратского корабля с рабами оставалась еще неделя. И он знал, что у него впереди еще четыре месяца, чтобы завершить свою работу и добраться до звездолета-нарушителя. Но работа предстояла долгая и трудная, и он не был уверен, что успеет завершить ее. Он никому ничего не сказал, и это легко понять — никто бы не принял его всерьез.
Однажды утром он перевел в автоматический режим систему оповещения кораблей, которые могли затребовать координаты, и предупредил город и экспедиции, что должен отлучиться на несколько часов. Он не сообщил, что собирался предпринять. Сказал, проводит «небольшое исследование». Он использовал именно эти слова.
Он набил вездеход инструментом, надел скафандр и покинул станцию. Вездеход был идеальным средством для передвижения по поверхности скалистого плато, ему ни по чем были ветер и бури, земляные лианы (странные минеральные наросты), провалы и давление атмосферы.
Небо в тот день должно было быть относительно ясным, в верхних слоях атмосферы, в разрывах ярко-желтых облаков играли пурпурные сполохи. Ожидалась буря — на горизонте темнели фиолетовые полосы. В разрывах тумана Хазель различал мигающие звезды, быстрые спутники планеты, а может быть, и крохотное солнце.
Сначала он направил машину на север, потом двинулся вдоль провала. Он сверялся с расчетами, сделанными несколько дней назад, и без колебаний двинулся к определенной точке на плато. И нашел то, что искал. Нам легко представить, как он выпрыгнул из вездехода, минуту-две отдышался, потом привязал к поясу ледоруб, кирку, набил рюкзак точным инструментом и катушками медного провода.
Он спокойно пустился в путь и отыскал стоногого, который и был целью его путешествия. Это было юное существо размером с большой холм на Земле. Оно лежало неподвижно, поджав под себя ноги. Стоногий либо спал, либо выжидал окончания какого-то метаболического процесса. Жерг Хазель начал восхождение на стоногого словно это была обычная ледяная стена. Он проделывал в кристаллическом панцире животного ступеньки и медленно лез вверх, ибо имел дело с исключительно твердым материалом. Мышцы его уже утратили крепость молодости, но он без устали долбил киркой широкие темные пластины. Делая это, он шептал про себя текст Конституции, что хранился в одном из карманов под скафандром; он не мог сейчас достать его без того, чтобы тут же не сгореть в атмосфере Урана, несмотря на холод и отсутствия ветра. Быть может, он придавал этим словам почти магическое значение; во всяком случае в этот момент он ощутил веру в возможность успеха своего предприятия: «Радость била во мне ключом, но не радость от уже совершенного, а радость от предстоящего».
Он без колебаний направился к тому месту, что можно было бы назвать головой стоногого, к месту, где панцирь имел три роговых пластины, позволявших животному выбирать направление и обходить препятствия благодаря эффекту электрического конденсатора, иными словами, то были глаза и уши стоногого, его осязание, его вкус и его обоняние.
Жерг внимательно изучил анатомию стоногого по репродукциям, изготовленным по единственному разделанному экземпляру, и когда принялся сверлить отверстие, не ошибся. Он в свое время изучал медицину и умел выполнять такого рода работу, хотя, наверно, ему скорее бы пригодились навыки шахтера, а не хирурга, ведь оперировать приходилось гору. Он несколько раз использовал небольшие заряды взрывчатки, но животное не проснулось. В какой-то момент он даже решил, что оно мертвое, но его температура все же превышала на несколько десятков градусов температуру атмосферы, а значит, страхи Жерга не имели оснований. Наконец, он изготовил отверстие глубиной в два и диаметром в один метр. Чем ниже он спускался, тем легче становилась работа, ибо он уже пошел в зону живых тканей с волокнистой структурой и мягкой текстурой; то были слои, предохранявшие организм стоногого от условий внешней среды, и он обрадовался, что добрался до них.
Теперь он приступил к операции, требовавшей хирургической точности. Он хотел ввести в нервную систему стоногого постороннее тело, чтобы контролировать сон и движения животного. Сделал он это виртуозно. Он знал, что нервная система стоногих отличается от нашей, что в ней происходят иные химические процессы, но ему удалось найти несколько главных центров и отключить их. Он обрел власть над стоногим. Ему помогла относительная простота нервной системы этого существа и ее большая разветвленность, что позволили произвести буквально географическое оконтуривание основных нервных цепей. Проделывая это, он сравнивал себя с «теми насекомыми, которые справляются с куда большими по размеру личинками, чтобы накормить собственное потомство».
Но он не был насекомым и им не управляли накопившиеся за миллионы лет инстинкты. Он изобретал сам, использовал опыт других людей, но только их слова и замыслы, но не их память или жесты. Он предпринял весьма опасную игру и знал это. Когда он ввел стальной стержень в двигательные центры стоногого, чтобы обездвижить его, «животное вздрогнуло, словно холм испытал сейсмический толчок. Я пулей вылетел из ямы, чтобы не быть зажатым и раздавленным, и ухватился за пластины и предусмотрительно вбитые колышки. Меня несколько раз подбросило кверху, потом все успокоилось».
Он покорил стоногого. Правда, он еще не заставил его подчиняться воле человека, но главное сделал и мог оставить его здесь на сгниение, ибо стоногий принадлежал ему. Думаю, он во весь голос прочел несколько статей Конституции, как, наверно, обращался к богам первый победитель мамонта или пещерного медведя.
После всего этого он оставил стоногого на месте и на вездеходе вернулся на станцию. Прежде чем уехать, он заделал отверстие в теле животного легким пенистым веществом, служившим герметиком на станций и на звездолетах. Единственными следами его работы были две медные проволоки, спускавшиеся на бок животного, через которые он мог подавать ток на нервные окончания животного, чтобы побудить его к движению.
Он в деталях описал в фильме все проделанное, но на вопросы города и двух экспедиций ответил, что «сделал мол небольшое открытие, но предпочитает пока ни о чем не говорить, не зная, идет ли речь о чем-то важном или нет».
К вечеру поднялась буря, но это так только говорится, ибо сутки на Уране длятся около десяти земных часов, а люди все же сохранили счет времени, к которому привыкли за тысячелетия. Буря была короткой и буйной, но Жергу Хазелю пришлось ждать еще семьдесят два часа, пока успокоятся нижние слои атмосферы, чтобы выйти из станции.
Когда он оказался снаружи, стояла ночь, и небо было на удивление чистым. Небосвод был темно-пурпурным, спутники бежали среди неподвижных звезд. В нескольких миллионах километров летела пока еще невидимая ракета, в чреве которой стонали и мучались рабы с Венеры, но это мало беспокоило капитана — на корабле была прекрасная звукоизоляция.
Хазель без труда разыскал своего стоногого. Он повторил уже привычную для себя работу в нескольких точках на панцире. Он хотел контролировать основную часть двигательных центров животного, ибо собирался оседлать стоногого и пересечь на нем смертоносные просторы планеты. Он вовсе не собирался приручать стоногого и сообщать ему, что отныне стал его хозяином, присвоив себе право жизни или смерти животного. Ему нужно было лишь продублировать простейшую нервную систему стоногого столь же примитивной, но эффективной сетью медных проводов, с помощью которой можно было бы направлять движение зверя. Затея была достойна сумасшедшего, но Жерг Хазель обладал упрямством стихии.
Кое-где он потерпел неудачу, но нашел достаточно нервных узлов, чтобы рассчитывать на успех. Воспользовавшись затишьем после бури, он работал несколько дней кряду; питался, не снимая скафандра, принимал противоусталостные средства и пересказывал вслух текст Конституции.
Многие художники изображали его за работой. Однако большая часть картин просто-напросто неверна, а там, где были точны детали, отсутствовала истина. На картинах Жерг изображался в виде героя-олимпийца, каковым он никогда не был. Он был довольно низок ростом, а в чертах морщинистого лица отсутствовало величественное спокойствие, которым его наделили живописцы. Борода у него была грязной и неухоженной. А стоногий был куда крупнее, чем его могли представить. Одно из лучших полотен — наивная картина, сделанная рукой пилота, знавшего Жерга Хазеля лично. Это произведение не имеет никакой художественной ценности, но оно куда выразительнее других, а потому по праву занимает почетное место в Межпланетном музее Дарка.
Успех не вскружил голову Жергу Хазелю. Он превратил стоногого в некий биолого-механический комплекс. Но Жерг опасался, что не сумеет нормально управлять животным. Он подключил концы кабелей к самодельному пульту, который укрепил на спине стоногого. Но не осмелился управлять первыми движениями зверя, сидя на нем, а потому использовал дистанционное управление вездехода. Вначале он послал по проводам очень слабый разряд тока.
«Стоногий вздрогнул и мелко задрожал. Я запустил двигатель вездехода, чтобы ретироваться, если опыт пойдет насмарку. Я боялся, что стоногий взбунтуется против принуждения и решится на отчаянный шаг. Но вскоре понял, что мыслил категориями человека, не стоногого. Огромное животное, похоже, не понимало, что с ним происходит. Мне удалось поднять его на часть ног. Но ему было трудно удерживать равновесие, и оно рухнуло на грунт. Тогда я попытался привести в действие одновременно все контролируемые центры, и животное словно взбесилось. Оно поднялось и попыталось бежать сразу в разные стороны. При его гигантской силе оно могло переломать себе все конечности. Но эти неуверенные движения были следствием моего неумения, и вскоре мне удалось заставить его двигаться в заданном направлении, хотя движение его было замедленным и неуверенным, с остановками и падениями. Я едва не расплакался от отчаяния».