Создавали его в комплексе с другими сооружениями, и для конкретной задачи, так что башня располагалась в окружении собственных дата-центров[12], исследовательских лабораторий и даже зданий, где проживали сотрудники, которых желательно иметь под рукой в любое время дня и ночи независимо от графика работы.
Личные апартаменты Михаэля Зильбера располагались на вершине Башни. Здесь, под защитой системы предотвращения ракетного нападения и личного отряда телохранителей при центре безопасности, который обслуживал всего лишь одного человека, за стальными стенами обитал человек, в одном из давних интервью заявивший, что смыслом своей жизни считает обман смерти.
И надо признать, что костлявая старуха до Старика так и не добралась несмотря на целую кучу благоприятных предпосылок. Максимум, что ей было доступно: посмотреть на него в те редчайшие моменты, когда он изъявлял желание оказаться в комнате с окнами. Но даже там ей ничего не светило: шестидюймовые стекла с интегрированной системой нанитного бронирования не оставляли ни малейшего шанса.
Большую часть времени Старик проводил в центральных покоях. Мало кто знал, что это не просто скопище небольших комнаток, а настоящая бронированная крепость с отдельной системой защиты — орех в орехе. Если скорлупа первого не остановит угрозу, все эти помещения провалятся в вертикальную шахту, пожиравшую немалую долю внутреннего пространства Башни. Пролетев несколько сот метров, капсула замедлится собственной системой торможения и плавно приземлится на укрытый в подземном помещении мощный транспортер, который незамедлительно оттащит логово Зильбера в другую шахту, уже горизонтальную. Там у него оборудован немаленький бункер, ресурсов которого достаточно, чтобы еще очень долго водить за нос костлявую старушку с косой.
Люди, проектировавшие твердыню Старика, как-то очень уж дружно отправились в мир иной по причинам, которые даже самое тщательное расследование не сочло бы подозрительным. То же самое касалось многих посвященных рабочих и прочих лиц, которым было известно слишком много.
Такие вот интересные совпадения.
Из тех, кто был знаком со всеми секретами убежища Зильбера, в живых никого не осталось. Эрик Коулман знал, сколько межконтинентальных ракет в данный момент стоит на боевом дежурстве в полной готовности к старту и сколько термоядерных боеголовок несет на борту только что покинувшая Норфолк «Питтсбург» — субмарина последнего проекта. Он даже знал, какого цвета носки утром надел президент Соединенных Штатов, и с кем именно его жена сегодня изменит мужу.
Коулман знал многое, но при этом понятия не имел, сколько именно комнатушек насчитывается в бронированном логове Старика.
В этой он точно ни разу не был. Такая же небольшая, как и прочие закутки тесноватой капсулы, и сильно вытянутая. Большую часть помещения занимают периферийные агрегаты централизованной системы поддержания жизнеобеспечения, к которым Старик сейчас присосался всеми трубками своего навороченного кресла, в цене сравнявшегося с суперсовременным истребителем. Эдакий механический паук, вместо лап использующий колеса.
Оставшуюся часть делили Коулман и капсула виртуальной реальности, или, как ее изначально называли сотрудники — индивидуальный модуль глубокого погружения. Ясное дело, что не ширпотреб за несколько сотен, пластмассовую поделку было бы странно встретить в таком месте. Зильбер может и равнодушен к объему личного пространства, зато очень неравнодушен к его начинке. Здесь он, похоже, даже слоновую кость не пожалел, а ведь из-за драконовских природоохранных законов даже неплохо обеспеченные граждане могут увидеть ее только в музее.
— Что скажешь, Эрик? Нравится?
— Это не та капсула, которую вы обычно используете. Взяли новую?
— Нет, она не новая. Она… это не совсем то, о чем ты подумал. Перед тобой не просто капсула. Это своего рода пульт. Личный пульт. Его сегодня протестировали, ни малейших отклонений не выявлено. Значит, он все еще рабочий. Это я к тому нашему разговору по поводу Ростовцева.
— Вы о последнем разговоре?
— Да. О том, когда я говорил про некий радикальный способ окончательного решения проблемы Ростовцева.
— Я понял.
— Время, Эрик, отказывается ждать. Это сердце… мое последнее сердце… Оно никуда не годится, оно бракованное.
— Я помню, вы уже говорили.
— Знал бы ты, каково это вот так… Полная беспомощность… Впрочем, не будем отвлекаться, времени у нас и правда нет.
В пространстве между Коулманом и Стариком вспыхнуло голографическое изображение. Подвешенная в воздухе трехмерная модель неведомого жуткого создания не столько страшила, сколько вызывало чувство законномерного омерзения. Слишком много отвратительно выглядевших щупалец, неприятно белесых, податливых на вид, будто тельца личинок навозной мухи. И со слизью перебор, она, того и гляди потечет на пол. Разных размеров красноватые глазки, там и сям выглядывающие из желеобразной массы, из которой состояло вытянутое тело, не прибавляли красоты.
— Эрик, тебе когда-нибудь доводилось слышать страшные истории про объект сто четырнадцать, пять, ноль, два, восемь?
Коулман покачал головой:
— Если это не относится к сто четырнадцатому проекту, то вряд ли.
— Это точно не относится к спутниковой индустрии. Это игровой объект.
— Я, как и все мы, в игру захожу, но про такой объект никогда не слышал.
— Никто не знает его под таким названием, потому у него другое прозвище. Игроки дали ему имя: Баг, и он его принял. Имя интересное, потому что именно так называются специфические ошибки программного обеспечения. Разве тебе не доводилось слышать страшилки об улыбчивым желтом шаре, который обожает поедать игроков заживо, и которого невозможно убить никакими способами?
— А… так вот вы о чем. Мне из-за него в свое время довелось иметь дело с тем скандалом, где были замешаны русские. Они этот шар почему-то называли смешным словом — Колобок.
— Да, у русских его зовут именно так.
— Мне даже казалось, что они с какой-то симпатией об этом желтом бреде высказываются.
— Русские — странные. Но речь сейчас вовсе не о них. Тебя никогда не удивляло, что в идеально выверенном Втором Мире вот уже долгое время существует подобного рода ошибка?
— Простите за невежество, но должен сказать, что моя деятельность не подразумевает тесное знакомство со всеми аспектами игровой механики. Я не считал это ошибкой.
— И зря. Ведь во Втором Мире не может быть неуничтожаемых персонажей. Это противоречит главным законам игровой механики.
— Я понял. Это все же ошибка. Но вы ведь не это хотели мне рассказать?
— Тебе, Эрик, надо понимать суть. Хоть немного, но понимать. Баг — не ошибка. Во Втором Мире не бывает ошибок, он идеален, куда идеальнее нашего, иначе бы вся эта затея не имела бы ни малейшего смысла. Сознание тяготеет к идеальному, именно на это мы и делаем ставку. Вижу, что ты слегка запутался. Ну так вот, объект сто четырнадцать, пять, ноль, два, восемь был создан по моему указанию под личным контролем. Но поместить его во Второй Мир я не мог, его система управления мгновенно распознает недопустимую ошибку и примет меры к исправлению. Вот только я ничем не хуже какой-то электроники, так что с исправлением справлюсь и сам. Взгляни внимательнее на это: что ты видишь? — старик указал на голографическое изображение.
Коулман пожал плечами:
— Не знаю, что это, но ничего омерзительнее еще не встречал. Подозреваю, это что-то из бестиария Второго Мира. Особо омерзительный монстр, может даже босс. Еще один игровой объект, коих бесчисленное количество.
— Верно, перед тобой изображение объекта сто четырнадцать, пять, ноль, два, девять, но я предпочитаю называть этого красавчика Аннигилятором. В отличие от Бага он неизвестен широким массам, но это вовсе не делает его менее интересным. Баг — неразрушимый объект, его существование во Втором Мире недопустимо. И если так получилось, что ты все же допустил создание такого объекта, то до старта реакции системы управления надо успеть добавить в игровой мир условие, которое позволит уничтожать неразрушимое. Вот поэтому и появился Аннигилятор.
— То есть этот слизняк может убить Бага?
— Вообще-то по классификации это не слизняк, а сухопутный фосфорный кальмар, но да, почти все верно — Аннигилятор единственный, кто способен убить Бага. Но на этом его функции вовсе не ограничиваются. Защита Бага настолько многогранна, что для ее преодоления потребуется удар с целого ряда направлений, что иногда невозможно с точки зрения логики искусственного интеллекта системы управления. Но Аннигилятором управляет индивидуальный искин, особым образом запрограммированный, без функции глубокого анализа, так что для него противоречий нет. У монстра лишь два умения: одно позволяет ему стремительно перемещаться по миру, второе боевое. Оно сжигает все его запасы магической энергии ударяя при этом по единичной цели. Цель при этом уничтожается полностью, стирается из мира напрочь без возможности возврата — то, что называется аннигиляция.
— То есть если целью будет игрок…
— Игрок не отправится на перерождение. И самого игрока не станет. То есть там, в реале, найдут пустое тело. Мертвое.
— Это невозможно.
— Возможно, в том случае, если игрок не из новых, а из той категории, что осознанно или нет проводит в игре много времени. Он врастает в игру, игра врастает в его сознание. Крайний вариант такого взаимопроникновения — частичный отрыв тела от носителя. Те самые «призраки» и прочие застрявшие в игре. Пораженный игрок будет стерт, оружие Аннигилятора действует без разбора, не оставляя ничего. Нечему будет возвращаться.
— Зачем вы вообще создали такую дрянь?
Старик хитро подмигнул, и тут же, болезненно поморщившись, начал осторожно массировать грудную клетку:
— Эрик, ты ведь прекрасно знаешь, что я вредная древняя развалина. Такая штука, — морщинистая рука указала на капсулу, — может пригодиться, если возникнет проблема с тем, кто слишком много времени проводит в игре. Но главная причина его существования — решение проблемы с отработанным материалом. Ну ты понимаешь, о чем я сейчас…