Девушка замерла, боясь поверить страшной догадке, но тут ее схватила за руку вынырнувшая из мрака Ахилла и буквально поволокла за собой:
— Бежим! Дорога каждая секунда!
Еще на полдороге Луция заметила, как мимо их комнаты прошли с очередным обходом дежурные охранники, и за их спинами от колонны отделилась высокая худая тень, беззвучно шмыгнувшая в дверь.
— Ахилла!
— Вижу! Давай быстрее! Сейчас тут такое начнется!
Они чуть-чуть не успели добежать до дома, если можно так назвать комнату в казарме, когда с дальнего конца поля раздались громкие крики. Луция замешкалась, отчаявшись остаться незамеченной, но Ахилла толкнула ее в спину и, схватив за руку, протащила несколько метров, оставшихся до спасительной двери.
— Бегом! Скрываться нет смысла!
Уже не таясь, они проскочили узкую галерею и буквально ввалились в комнату, захлопнув за собой дверь.
— Великие боги, вы пришли! — и Луция с Ахиллой оказались в объятиях черных и белых рук.
— Мы не успели, все пропало! — всхлипнула вдруг Корнелия, опустившись без сил на постель.
— Ну что ж, умрем достойно, — отозвалась стойкая Свами, обнимая трепещущую подругу.
— А может, все обойдется, — откликнулась Ахилла, которая буквально лучилась азартом. — Есть надежда, что охрана, привлеченная шумом с другого конца двора, не смотрела в нашу сторону, и мы смогли пробраться незамеченными. Свами, тебя никто не видел?
— Еще чего! — гордо распрямилась дочь Африки. — Мы с этим парнем немного погуляли, а потом я убежала, а он остался собирать брошенные монеты.
— Ну вот и славно! А теперь быстрее по постелям! Сейчас наверняка примчится все начальство, и мы должны сладко спать, если не хотим неприятностей. Сенаторша, ты пыхтишь, как старый медведь. Постарайся побыстрее восстановись дыхание, потому что ты у них главная подозреваемая.
Раздался тяжелый топот приближающейся стражи, но прежде чем Нарцисс, которого оторвали от попойки с Фламмом, успел распахнуть дверь, девушки уже нырнули в свои постели и притворились спящими с большей или меньшей степенью достоверности. Так что когда в комнату с шумом ввалился тренер в сопровождении охранников с факелами, все лежали не шелохнувшись, словно пребывая в глубоком сне.
Нарцисс оглядел помещение, а затем сконцентрировал свое внимание на телах, лежащих на верхних полках. Особенно его заинтересовали светло-русые пряди волос той, что спала с левой стороны. Внезапно девушка пошевелилась и, приподнявшись на постели, посмотрела на своего тренера, едва приоткрыв щелочки заспавшихся глаз:
— Что такое? Уже подъем?
Нарцисс пристально поглядел в лицо Луции, ища следы волнения, но оно было столь безмятежным, что в его душу закрались сомнения. В конце концов, раб не был уверен в том, что видел промелькнувших в галерее девушек. Можно, конечно, наказать «курицу» просто так, в назидание остальным, но ведь она дочь сенатора, кто бы что ни говорил. Вдруг отец ее простит, что тогда? Луций Нумиций скор на расправу. И потом, девчонка свое уже получила. Стоит ли ее добивать, даже если смерть гладиатора — ее работа? У самого Нарцисса были похожие интрижки, и он сочувствовал парню, висевшему на кресте, от всей души. Ладно, он сделает вид, что им поверил…
На противоположной койке завозилась, громко зевая, Ахилла:
— Что-то случилось, тренер? Надеюсь, божественный Тит пребывает в здравии?
— Он-то в здравии, даруй ему боги много счастливых лет, а вот распятый бедняга…
— Что с ним? — в голосе Луции послышались неподдельное беспокойство, и она села на постели, прикрываясь одеялом от нескромных взглядов охраны.
Нет, так прикидываться нельзя! Девица явно ничего не знает.
— Парня убили ударом ножа в сердце. В кромешной темноте так точно метнуть клинок под силу только профессионалу. Да, Ахилла?
— Откуда я знаю, тренер! Как я могу ответить, если не видела место преступления? Но вам я верю. Мастер — так мастер.
Нарцисс почувствовал, что над ним издеваются, но формально придраться было не к чему, и он, пробормотав витиеватое ругательство, отправился восвояси, забрав с собой вооруженную свиту.
Ахилла прислушалась, дожидаясь, когда затихнет топот ног стражников, а потом поинтересовалась у новой подруги:
— Эй, сенаторша, он хоть стоил того, чтобы мы рисковали своими шкурами?
— Наверно, да, — честно призналась Луция, поражаясь хладнокровию скифянки, которая могла спокойно болтать о пустяках, хотя только что убила человека и чуть сама не попалась с поличным.
— Тогда я спокойна, — пробормотала, непритворно зевая, Ахилла, устраиваясь поудобнее на постели.
Жизнь среди гладиаторов приучила ее к ощущению сиюминутности бытия, и она играла со смертью, как акробат с разъяренным быком. Все же обошлось, чего переживать-то?
Превратности любви
— Север, ты не представляешь: этот негодяй отправил Луцию в школу венаторов! К такому же, как он, мерзавцу Федрине! А я еще помогал жирному борову с покупкой путеольской девицы! Ну, помнишь бестию, которая чуть не отправила к праотцам твоего
Марка?
Щеголь Каризиан так разволновался, что не заметил, как от его жестикуляции разошлись аккуратно уложенные складки тоги, над которыми с утра бился специально обученный раб. Стоя на ступенях термы, он только что не заламывал руки, как актер в провинциальном театре. Проходившие мимо римляне с удивлением поглядывали на всегда улыбавшегося красавчика, лицо которого сейчас представляло маску Трагедии.
— Я только собрался начать новую жизнь, заняться делом, завести семью, а тут такая новость! Это ужасно! Приезжаю вчера вечером от моего дяди из Остии — старичку что-то нездоровится в последнее время, — и вдруг мне сообщают, что она уже неделю размахивает рудисом в «Звериной школе»! Моя нежная Луция среди грязных венаторов! Я этого не переживу!
— Не ори ты так, если не хочешь стать всеобщим посмешищем! Могу я поинтересоваться, с чего это вдруг сенатор Каризиан решил поменять свои взгляды на жизнь? Что-то не припомню, чтобы ты безумно любил эту мраморную статую. По-моему, тебя больше интересовали миллионы ее отца.
— Все течет и изменяется, мой друг, — поник завитой головой светский лев. — Аполлон дал мне ясно понять, что с прошлым пора кончать.
— Когда это он успел? Мы не виделись с тобой чуть больше двух недель. И потом, не думаю, что ты был столь значительной фигурой, чтобы сын Латоны лично занялся твоими делами.
— Перестань язвить, мне и так плохо! Понимаешь, перед отъездом к дяде мне приснился кошмар, будто я одряхлел и умираю один на обезлюдевшей вилле. Кругом пустота, разруха, нет даже никого, чтобы принести завтрак. Это меня так взволновало, что на следующий день я побежал в храм Аполлона и принес в жертву ягненка. Я умолял любимого бога указать мне правильный путь. И случилось чудо! В Остии я познакомился с одной очень перспективной вдовой… Не закатывай глаза! Мне тогда нужны были деньги!
— А теперь не нужны?
— Нужны, но не так!
— Ладно, продолжай. Чем окончился роман с вдовушкой?
— Ничем! В этом было что-то мистическое. Ты сам знаешь, у меня со здоровьем все в порядке, но на всякий случай я, чтобы показать себя с лучшей стороны, принял все, что советовал в таких случаях мужчинам Овидий. Давился растертой желтой ромашкой, настоянной на красном вине, непрерывно жевал белый лук из самого Алкатоя, объелся яйцами, горчицей и гиметтинским медом… И в самый решительный момент у меня прихватило живот, да так сильно, что я три дня пролежал в постели, кушая одни сухарики. Вдова после этого перестала пускать меня даже на порог.
— Ну, это ты просто перестарался. При чем тут Аполлон?
— Я сначала тоже не усмотрел в этом божественного знака. Но пока я валялся в постели, то подумал: «Ну почему мне так не везет? Вот если бы дядюшка помер, оставив мне свое добро, то мне не пришлось бы бегать за каждой девицей в радиусе ста миль от Рима. Я бы попробовал уговорить сенатора, чтобы он отдал мне Луцию без всякого приданого, завел семью и стал достойным своих предков». И что ты думаешь: назавтра дядя переписал свое завещание, и я оказался его единственным наследником, не считая супруги, которая должна получить свои двадцать пять тысяч сестерциев! Представляешь?!
— Действительно знак судьбы! — кивнул головой Север, пораженный до глубины души известием, что его меркантильный друг готов отказаться от приданого ради прекрасных глаз избалованной мужским вниманием патрицианки.
— Вот видишь, и ты со мной согласен! Короче, я примчался в Рим, чтобы сообщить об этом Луции, и тут выясняется, что моя будущая жена опозорила себя и продана папашей в рабство! Я чуть с ума не сошел.
— И что сказал по этому поводу Аполлон?
— Север, если ты не прекратишь говорить гадости, я тебя убью вот этими руками!
И Каризиан изящно воздел к небу унизанные кольцами пальцы с полированными ногтями.
В глазах префекта претория промелькнула улыбка, но он сдержался и сочувственно посмотрел на расстроенного приятеля. Похоже, в их «Союзе холостяков» чуть было не случилась убыль. Впрочем, теперь это вряд ли произойдет. Не может быть, чтобы вечный искатель богатого приданого долго убивался из-за красотки, которая теперь (увы!) не самая богатая невеста в Риме, а ходячий завтрак для хищников. Божественный Тит собирался устроить празднества по случаю открытия Амфитеатра в начале июня, и шансов пережить это радостное событие у надменной патрицианки практически нет.
Перед его глазами возникла Луция, какой он видел ее последний раз, идущая в кольце поклонников, величественная, прекрасная и холодная, с венком из нарциссов на русых со странным зеленоватым отливом волосах. Поговаривали, что ее мать родила дочь от речного бога, а не Луция Нумиция. Бедный Каризиан! Может быть, и к лучшему, что все так сложилось: пусть лучше парень немного помучается и успокоится, чем станет мужем этой ходячей статуи.
Но Каризиан, похоже, вовсе не собирался прислушиваться к голосу разума. Схватив приятеля за руку, он жалобно заглянул ему в глаза: