Решив, что молчание — знак согласия, Фламм перевел дух, и они вместе с Федриной отправились на трибуны, оставив Нарцисса присматривать за своими «курицами».
Дождавшись, когда начальство исчезнет в глубине галереи, старавшийся не выказать своего волнения тренер поднялся и, оглядев притихшую команду, успокаивающе произнес:
— Все будет нормально… девочки… Собака — гораздо более приятный противник, чем какой-нибудь там лев или слон.
Главное, не теряйте присутствия духа. Стройтесь так, как я сказал: три четверки встают клином, и у них в тылу — последняя тройка. Есть желающие встать впереди? Учтите, стая кинется именно на вас.
— Мы хотим, — поднялась со своего места Германика, переглянувшись с Виданой, Примой и еще одной рослой девицей, с которыми жила в одной комнате.
— А мне кажется, что правильнее будет, если это сделаем мы, — возразила, вставая, Свами.
— У вас в команде ни на что не годная плакса!
— Зато у нас опытная Ахилла! И потом, нам нужно это место. Нарцисс, вспомни, что я тебе говорила!
— Что такое? — возмутилась Германика. — Вы плетете какие-то козни за нашими спинами?
В воздухе повисло напряжение. Нарцисс был рад и не рад, что спровоцировал скандал. С одной стороны, девчонки, вместо того чтобы, дрожа от страха, ждать своей участи, заняты делом, да и настрой у них самый подходящий для арены, с другой — как бы они не передрались или, того хуже, не перегорели до нужного момента.
Надо было гасить надвигавшийся скандал, и тренер успокаивающе поднял руки.
— Девочки, давайте не будем ссориться, — попросил он таким мягким тоном, что привыкшие к его хриплым окрикам венатриссы вытаращили в изумлении глаза. — Германика, меня никто не подкупал, поверь мне. В следующий раз я поставлю вас на самое жаркое место, но сегодня там будет четверка Свами. Надеюсь, девочки сделают все как надо. А теперь я вас оставлю ненадолго. Вода на столе. Отдыхайте. У вас еще пара часов в запасе.
Нарцисс вышел, и по сторонам двери встали вооруженные рабы, смотрящие в пространство с безразличием верблюда. В комнате понемногу утихли страсти, и девушки начали прислушиваться к тому, что творилось на арене, гадая, скоро ли придет и их черед.
А там представление шло без перерывов. И собравшиеся лучшие люди города, и безродная чернь до хрипоты кричали на трибунах.
Шум нарастал по мере того, как безобидная демонстрация экзотических животных сменилась выступлением дрессировщиков, за которыми последовала охота на оленей и бои животных друг с другом.
Напрягая слух, венатриссы по реву разъяренных зверей и крикам людей, которые не могли заглушить даже толстые стены, пытались понять, что происходит на арене. Бедные девушки рисовали в своем воображении картины одну страшнее другой, лишаясь последних проблесков воли.
Вдруг кто-то отчаянно зарыдал, и этот звук словно прорвал плотину, из последних сил сдерживающую перехлестывающие через край эмоции. Девушки словно обезумели: одни истошно кричали или исступленно молились богам, другие бросились к дверям, пытаясь оттолкнуть стражей, но те сильными ударами, но так, чтобы не попортить «товар», отшвырнули беглянок.
Только в углу, где устроились охотницы Германики и амазонки Свами царило спокойствие, если не считать тихо всхлипывающей Корнелии, которую нежно обнимала нубийка. Лицо темнокожей красавицы немного смягчилось, и она что-то нашептывала, глядя перед собой остановившимися глазами. Но коллективная истерика даже им действовала на нервы, и, в конце концов, Луция не выдержала молчания. С циничной улыбкой оглядев творившуюся вокруг вакханалию, она криво ухмыльнулась:
— Венатриссы, ларвы их побери… Им бы плакальщицами на похоронах быть, а не за венабул хвататься.
— Но ведь девушкам никто не предлагал выбора, — пожала плечами Ахилла, аккуратно сворачивая волчью шкуру. — И потом, если бы они умели постоять за себя, то вряд ли бы попали сюда.
— Умная какая! — фыркнула Германика. — Ты вот умеешь, а тоже сидишь здесь как миленькая.
— Не в бровь, а в глаз. Видишь ли, дорогая, до моего дома слишком далеко, да и нет его у меня. И этим несчастным тоже, может быть, некуда идти… Пожалеть их надо, а не ругать.
— Тоже мне, добрая душа!.. — Губы Луции скривились, и она на мгновение замолчала, придумывая, как бы побольнее уколоть подругу, но тут вмешалась очнувшаяся от задумчивости Свами.
— Луция, перестань! Может, нам всего несколько часов жить осталось, а ты хочешь отравить ссорой последние мгновения относительного покоя.
— Ничего себе «покоя»! В таком-то гаме! Да я…
— Я не сержусь, — перебила намечающийся монолог подруги Ахилла. — Это у нашей римлянки такой способ бороться со страхом. Да, Луция? Ты болтаешь, чтобы мы не слышали, как зубы клацают?
— У меня? Со страхом? Ты что думаешь, что я боюсь?! А что, очень заметно?
— Совсем нет. Ты настоящий гладиатор, хотя у вас, римлян, это слово считается худшим из ругательств. Забавные вы, право слово! Говорите, что гладиаторы не лучше убийц и насильников, а сами сбегаетесь на их поединки. Вон, пожалуйста — судя по воплям, там сейчас весь Рим кипятком писает.
— Ладно, красавицы, сменим тему. Корнелия, хватит плакать! Давай, девочка, приходи в себя и слушай меня внимательно, — Свами грациозно потянулась всем телом и пружинисто поднялась с лавки. — Значит так, во-первых, без паники. Кто побежал — тот проиграл. Главное, держаться всем вместе. Не знаю, что это за собаки такие, но вместе можно попытаться с этими бестиями справиться. И последнее: Луция, Ахилла, присматривайте за Корнелией. Не грусти, малышка, у тебя еще будет хороший муж и целая толпа детишек. Это я тебе обещаю! Слышишь?
Прелестная блондинка подняла испуганное лицо, которое до этого прятала в ладонях и благодарно кивнула, хлопая мокрыми ресницами.
— Девушки, вы простите меня, пожалуйста, что я такая трусиха. Я так завидую вашему спокойствию, если бы вы только знали!
— Хм, спокойствию… — и тут Ахилла расхохоталась так, что в комнате на мгновение воцарилась тишина, как если бы на похоронах развеселилась одна из плакальщиц. — Да у меня внутри знаешь что творится?! Я дрожу почище медузы или что там за дрянь плавает в море!
— Правда? — в синих глазах Корнелии заблестела надежда. — Значит, я не безнадежна?
— Да ты лучше всех! Посмотри на остальных наших соратниц! Вот где вакханалия полная, а ты хоть и хнычешь, но все-таки голову не потеряла. Или потеряла?
— Ничего я не теряла! — Корнелия сделала над собой страшное усилие и даже улыбнулась сквозь слезы. — Просто я никогда в жизни даже бабочки не убила.
— Не считая несчастной псины на тренировке?
— Не надо об этом, — губы девушки снова задрожали. — Она мне теперь снится почти каждую ночь.
— Ладно, не реви, — усмехнулась Луция, приходя в нормальное состояние. — Бабочек на нас вряд ли выпустят. Так что в отношении их убийства ты останешься девственно чиста, как весталка.
— Приготовились! — в дверях возник Нарцисс, оглядывая едва успевших успокоиться охотниц. — Строимся и идем. Скоро наш черед. Учтите: больше половины тех, кто сидит сейчас на трибунах, пришли ради вас. Цените, дурехи! Если устроите неподобающее зрелище, в колодках сгною!
— Нашел чем пугать, старый осел! — процедила сквозь зубы Луция, направляясь к выходу. — Сказал бы лучше, что ужина лишит.
— Да ладно, — примирительно пробормотала идущая за ней Ахилла. — Считай, что это его доброе напутствие.
— Я не пойду, — раздался вдруг отчаянный рев, и одна из женщин — крупная брюнетка из последней тройки — вцепилась мертвой хваткой в тяжелую скамью. — Я не хочу умирать!
И тут опять началось буйство: крики, вопли, плач, вой слились в жуткую какофонию ужаса. Женщины цеплялись за лавки, хватали полы одежды Нарцисса, обнимали ноги сопровождавших его рабов. Те даже растерялись и беспомощно глядели на коллективное помешательство, не зная, что предпринять.
Но Нарцисс прошел могучую школу борьбы за выживание и был лишен сантиментов. Выхватив у одного из рабов гладиус и стряхнув с себя цепкие женские руки, он одним прыжком пересек комнату и, схватив зачинщицу беспорядков за волосы, одним движением перерезал ей горло.
С булькающим звуком несчастная сползла на пол, упав лицом в расширяющуюся лужу крови, а тренер, свирепо сдвинув брови, обернулся к мгновенно замолчавшим девушкам, глядевшим на него как на бога смерти:
— Кто еще хочет? Никто? Тогда построились и пошли, твари неблагодарные! Быстрее, быстрее!
Так, вразумляя своих «бойцов» затрещинами, он навел хоть какой-то порядок и повел строй к выходу.
— Молодец твой. Нарцисс, — шепнула Ахилла побледневшей Свами. — Будь я на его месте, сделала бы тоже самое. Жаль, что из-за этой истерички у ее подруг не осталось шансов.
Нубийка ничего не ответила, только крепче прижала к себе дрожащую Корнелию.
— Ну и что здесь интересного? — лениво поинтересовался Домициан, развалившись в кресле рядом с братом в императорской ложе. — Надеюсь, мы не потеряем зря время, глядя на выступление охотниц? Выпустить на арену женщин-венаторов — это так… свежо…
— Вот и я так думаю, — откликнулся Каризиан. — Хотя многие из наших общих знакомых считают, что подобная идея достойна осуждения. Со времен Нерона женщины не выходили на арену, и главы семейств уверены, что зрелище сражающихся матрон может подвигнуть их супруг на неповиновение.
— А что думают по этому поводу Север и Александр?
— Они полагают, что поскольку богини не раз брались за оружие, то простым смертным это вполне допустимо.
— Ну, что так думает наш греческий друг, меня совершенно не удивляет, но Север… Что с тобой стало, дружище? Помнится, в Иудее ты не был столь покладист.
— Все меняется в этом мире, Домициан. Я стал домоседом, начал много читать…
— И беседовать с Александром, не так ли? Никак не могу понять, мой дорогой философ, чего от тебя больше — пользы или вреда?
Твои рассуждения о том, что женщина способна к чему-то кроме деторождения, это подрыв основ римской семьи. Может, мне тебя распять на всякий случай?