ко связь Сивы с растительностью, но и описывает ее как богиню любви:
В просторный Раценбург
К Сиве с почестями приезжали
На (реку. – М.С.) Пегниц с серебром и златом.
Богине, что грешила попеременно
Со страстью, с похотью
С розами и лилиями на груди364.
Интересно отметить, что с цветами описывалась и славянская богиня любви в Моравии.
Рис. 9. Богиня с ветвью из Тиуновского святилища
Иржи Стржедовский в 1710 г. так писал о почитании этой богини: «Среди Мораван Венера, или Красопани, называемая также Дзидзилеля, почиталась с большим великолепием. <… > Ее нагое изваяние изумительной работы имело вид прекраснейшей женщины или девушки; глаза были игривы, сладостны и полны соблазна, тело белоснежно, волосы ниспадали до колен; миртовый венок, переплетенный красными розами, украшал голову; уста, скромно усмехавшиеся, держали срезанную розу; на месте сердца был виден луч или пылающий факел; сзади тело было раскрыто, так что можно было увидеть сердце. Богиня ехала на золотой колеснице, которую везли два белых голубя и два лебедя. Рядом стояли три нагие девы, или Грации, взявшись за руки, спинами друг к другу»365. Понятно, что три грации этот поздний автор позаимствовал из античной мифологии, однако колесница, влекомая лебедями, имеет весьма древние корни в центральноевропейском регионе. Следует отметить, что чешские источники XIV в. называют планету Венера Красопани, а что касается граций, то в 1780 г. Папанек писал, что по-чешски они назывались «милостками». Следует также отметить, что более поздний немецкий автор С. Бухгольц прямо отождествляет Сиву с Венерой366.
Еще один достаточно поздний автор упоминает о другой западнославянской богине, связанной с растительностью, и притом даже называет связываемый с ней цветок. Петр Альбин в 1590 г. писал: «Цица, то есть молочная или кормилица; всеобщая питательница. От которой получила свое имя трава цист [чистотел], которая в Марке и Лужицах весьма распространена»367. Аналогичное представление бытовало и на Руси, только одноименное растение посвящалось уже Богородице: «Есть трава Богородицкая. Ростет кустиками; а листочки – что дикая мята… А та трава добра человеку от уроков и от призоров привсяких; или у женскаго пола болят груди – истолки, хлебай и парь»368. Хоть эти свидетельства достаточно поздние, однако вряд ли стоит полностью отвергать их только на основании одной лишь хронологии. Как свидетельствует сравнительная мифология, у целого ряда народов существовали богини, связанные с растительностью, а средневековое Житие Оттона показывает, что в Велегоще не названный бог считался тем, «который облекает поля травою и леса листием; плоды земли и древес и стад» – все было в его власти. Соответственно, в других регионах славянского мира подобными функциями могла обладать и богиня.
Определенно связано с растительностью и одно изображение богини на камне Тиуновского святилища (рис. 9), которое является вторым по значимости в композиции. Это – женская фигура с ветвью в правой руке, изображенная недалеко от Мирового дерева, слева от которой находится какое-то строение, внизу буква Ж, а справа подпись. Строение И.Ф. Никитинский трактует как юрту или чум, однако маковкоподобный верх, придающий ему сходство с христианской церковью, судя по опубликованному рисунку, был сделан одновременно с изображением здания (какие-либо линии, отделяющие его от основного сооружения отсутствуют), что противоречит его интерпретации этого объекта как юрты. Крест над сооружением, судя по трассологическому исследованию, был высечен позднее. В центральной части сооружения изображены два вертикально расположенных ромба. Безусловный интерес представляет надпись, поскольку это единственная известная нам подпись к изображениям языческих богинь. Однако она ставит больше вопросов, чем дает ответов. Сама надпись выполнена кириллицей. Как следует из рисунка, наиболее естественным ее прочтением является «поде ко маркуше», однако И.Ф. Никитинский, учитывая расстояние между слогами «по» и «де», в конечном итоге склонился к другому варианту прочтения: «деко по маркуше»369. Исследователь предложил такое объяснение выбранному им варианту: «В вологодском, архангельском и некоторых других говорах слово «дековаться» означает совершать колдовские, издевательские действия, направленные на уничтожение объекта. Маркуша в «Авесте» – персонификация сил зла, холода и разрушений»370. Однако предложенное толкование вызывает целый ряд вопросов. Во-первых, автор не указал то место в «Авесте», где упоминается Маркуша. Во-вторых, достаточно маловероятно, чтобы местное население в ХV в. помнило второстепенный персонаж иранской мифологии. В-третьих, слово «дековать» не упоминается ни в одном из памятников древнерусской письменности. В-четвертых, подобный способ написания, когда чтение начинается с середины строки, а затем читается ее начало и в завершении вторая строка, не имеет аналогов в памятниках древнерусской письменности. В-пятых, не совсем понятно, как данная надпись, отражающая, по мнению И.Ф. Никитинского, явно негативные колдовские действия, соотносится с изображением богини с веткой в руке при том, что в основном действия с веткой в восточнославянской традиции, как будет показано ниже, носили благожелательный, позитивный характер. Саму же женскую фигуру с ветвью исследователь определил как богиню-мать на фоне небесного жилища371, не приведя, правда, никаких доказательств ее материнства. В своей последней работе этот автор соотносил уже не только с богиней-матерью, но и с биосферой: «Вторым по значению являетсябожество на восточной плоскости камня. Высота его фигуры – 21 см. Это богиня – Мать всего живого с ветвью от Древа Жизни в правой поднятой руке. Эту ветвь она несет в средний мир, мир людей. Голова и туловище ее находятся в верхнем мире, а ноги – в среднем. Можно сопоставить этот символ с современным понятием «биосфера Земли»372. Также высказавший сомнения в ее связи с «Авестой» О. Давыдов обратил внимание, что в шести с половиной километрах от Тиуновского святилища речка Маркуша впадает в Тарногу, а при впадении стоял некогда Николо-Маркушевский монастырь373.
Поскольку предложенный И.Ф. Никитинским вариант прочтения надписи вызывает перечисленные выше возражения, представляется наиболее вероятным первоначальное ее прочтение, к которому сначала склонялся и сам этот исследователь. Неизбежно встает вопрос: кто такая Маркуша? Как славянская языческая богиня она не упоминается ни одним источником. Фольклору или народному православию она также не известна. В силу этого нам следует рассмотреть все возможные варианты, отмечая лишь их плюсы и минусы. Наиболее заманчивым является понимание загадочной Маркуши как Макуши, т. е. Макоши. Однако буква «р» на рисунке читается достаточно отчетливо, а о том, чтобы она в вологодском диалекте вставлялась в произносившиеся без нее в других регионах слова, данных нет. Можно рассматривать Маркушу как неизвестное нам восточнославянское божество, но тогда возникает вопрос о том, почему о ней ничего не известно. Весьма интересна указанная О. Давыдовым связь данной надписи Тиуновского святилища с местной речкой Маркушей. Однако и в данном случае возникают вопросы: была ли изображенная на камне Маркуша персонификацией этой реки? Указывала ли в таком случае надпись на необходимость ритуального шествия к данной реке? Какую роль играла в нем ветка, изображенная в руках божества? В восточнославянской этнографии известны ритуалы потопления дерева или ветки для магического обеспечения дождя, но это ли имели в виду создатели Тиуновского святилища? Однозначных ответов на эти вопросы пока нет. Однако известно сербское имя Маркиша, чешское Маркета, чешские и богемские женские имена Марка374. Не исключена вероятность того, что данное женское имя было образовано от мужского имени Марк. Если имя Маркуша было образовано от мужского имени Марк, то следует отметить, что последний в полесском календаре был связан с темой «отмыкания земли» и, соответственно, земного плодородия. День, так и называемый «Марко-ключ» отмечали в данном регионе, по всей видимости, 25 апреля/8 мая. Местные жители говорили о нем так: «Марко-ключ е таке сьвато. Одмыкае ключом зэмлю. (…) Через день после Юрия бывае Марко-Ключник. Говораць, ужэ отомкнул землю, надо ораць, сеяць»375. На Украине он также известен как «ключник», «владелец» дождевых туч, отмыкающий весной землю и дождь376. Данные функции Марка как нельзя лучше соотносятся с общей земледельческой ориентированностью Тиуновского святилища и заботой его создателей о возвращении земного плодородия. Теоретически, в данной местности этот христианский святой мог восприниматься как женский персонаж с сохранением его основных характеристик. Выше уже приводились примеры того, как, казалось бы, такой исключительно женский персонаж, как Богородица, могла восприниматься народным православием то совместно с Троицей, то как «апостол-боженька». В случае исключительно местного и достаточно позднего переосмысления образа Марка в народном сознании становится понятным и полное отсутствие сведений о Маркуше в общерусском масштабе. В принципе, подобные примеры возникновения локальных культов известны. Так, в народном православии у русского населения Бурятии и Читинской области возник культ Парушницы, к которой обращались женщины с молитвами о защите детей377. Однако до фиксации подобных представлений в местном фольклоре и это предположение не может считаться окончательно доказанным. Наконец, гипотетически существует возможность того, что надпись никак не связана с изображением. Однако данный вариант достаточно маловероятен: вряд ли кто-нибудь специально отправился к камню, находящемуся в глухом лесу, чтобы сделать на нем постороннюю надпись.
Приступим теперь к рассмотрению самого изображения. Главной отличительной чертой богини является ветвь в ее поднятой руке. Подобная характеристика женского сверхъестественного персонажа встречается нам в заговоре архангельских рыбаков: «…здесь Мати Христа Бога нашего, пресвятая Богородица – держит во правой руке цвет и траву, и дает нам, рыболовам, для обкуриванья и сохранения нашей рыбной ловли…»