Я отдала щетку конюшенной нимфе, которая появилась как по мановению волшебной палочки, и поцеловала в нос Эпи. Я не могла не обратить внимания, что кобылица стоит молча и тихо и смотрит на Аланну таким немигающе-черным взглядом, что у меня по телу прошла дрожь от ужасающего предчувствия. Я выбежала из конюшен навстречу Аланне. Она едва меня дождалась и сразу же повернула обратно. Я старалась от нее не отставать, и мы выбежали на храмовые земли.
– Что случилось?
– Мирна. У нее начались роды.
Я обрадовалась и испугалась до онемения. Шла середина августа, и я почти каждый день навещала свою сильно беременную дочь, у которой постоянно менялось настроение. Я ездила к ней в семейные владения Гранта (нет, я больше не называла его троллем – во всяком случае, в лицо, ну и за глаза не очень часто), которые примыкали к землям храма Эпоны. Мирне не терпелось поскорее родить, и я не могла винить ее за это. Я хорошо помнила, что значит быть слишком беременной – когда что ни делаешь, все вызывает дискомфорт. Но в таком случае этот день должен быть днем радости. Я глянула на бледное лицо Аланны, и меня как громом поразила ужасная мысль. Если бы все было хорошо, мы бы не бежали ко мне в храм. Мы бы оседлали Эпи и еще каких-нибудь лошадей (своего мужа я к ним не причисляю) и поехали (быстро или не очень) к виноградникам Маклуров, чтобы присутствовать при рождении моей внучки.
– Что-то пошло не так?
Аланна не оглянулась.
– Они привезли Мирну несколько минут назад. С ней сейчас Каролан. Он послал гонца-кентавра за Кланфинтаном, тот сейчас у лучников. А я пошла за вами.
Я схватила Аланну за руку и заставила посмотреть мне в лицо.
– Там что-то плохое?
Она напряженно кивнула, я видела, что она борется со слезами.
– Каролан говорит, что она потеряла слишком много крови. У нее… – Она переглотнула. – Он сказал, что у нее внутренние повреждения.
– Нет… – еле смогла выговорить я. Все внутри меня похолодело. Словно кровь в одночасье потеряла свое тепло.
Аланна взяла меня за руку, и мы побежали через храмовый двор туда, где располагалась амбулатория. Мои телохранители, молчаливые и мрачные, распахнули перед нами двери, чтобы мы смогли без задержек войти в помещение.
– Сюда, госпожа, – сказала молодая женщина с окаменевшим лицом, в которой я узнала одну из медицинских сестер храма.
Она провела нас во внутреннюю комнату и прежде, чем я успела открыть дверь в комнату дочери, почтительно, но твердо коснулась моего плеча.
– Госпожа, вам лучше подготовиться. Вашей дочери понадобится ваша сила.
В первый момент я сузила глаза, собираясь обрушить на нее свой страх и гнев и желая указать, чтобы она не рассказывала мне, в чем нуждается моя дочь. Но в ее глазах я прочла то, что лишило меня всех гневных слов.
Я увидела неотвратимость смерти.
Отвернувшись от них с Аланной, я уперлась лбом в розовато-желтоватую стену. «О, Эпона! – с жаром взмолилась я. – Не позволяй этому случиться! Мирна не может умереть. Я не могу потерять ее. Умоляю вас, как ваша Любимица, как ваша Избранная! Если вам нужна чья-то жизнь, возьмите мою! Но, прошу вас, не забирайте моего ребенка».
Голос Эпоны, прозвучавший в моем мозгу, был почти непереносимо доброжелательным.
– Иногда судьба выбирает такие пути, что даже богиня не может ничего изменить. Но знай, Любимица, что Мирна и моя дочь тоже, она дочь моей Избранной, и всегда будет жить на моих мягких лугах…
– Нет! – закричала я и, как маленький ребенок, зажала уши. – Нет, – вырвалось у меня вместе с рыданием.
Я почувствовала, что меня обняли руки Аланны, и на мгновение позволила себе прижаться к ней. Потом я отстранилась и вытерла лицо рукавом своей шелковой блузки. Слезам найдется время позже. Медсестра была права. Мирне нужна моя сила, а не истерика. Я кивнула медсестре:
– Я готова.
Комната была безукоризненно чистой и казалась маленькой из-за женщин, которые столпились в центре, вокруг узкой кровати. Я не обратила на них внимания, отя и отметила про себя, что они напевают что-то вроде партолонской песни рождения… Правда, такой я никогда не слышала. Рождение Мирны восемнадцать лет назад приветствовала более нежная и добрая версия. Песня была по-прежнему ласковой, мелодичной и древне-ритмичной – словно биение сердца, положенное на музыку, – но сейчас не было ни смеха, ни импровизированного танца. Завидев меня, женщины расступились и позволили мне подойти к Мирне.
Моя дочь отдыхала в промежутке между схватками. Ее глаза были закрыты, она тяжело дышала. Лицо не раскрасневшееся, а очень бледное, как у Аланны. Губы посинели. Она лежала совершенно голая. Живот – огромный, раздувшийся – покрывала тонкая льняная простыня. Я перевела взгляд ниже, к ее ногам, где с посеревшим усталым лицом стоял Каролан и осматривал ее. Он отдал одному из своих помощников пропитанный кровью комок толстой льняной ткани. Он встретился со мной взглядом, и я все поняла без слов. Грант стоял у изголовья кровати, и в его лице тоже не было ни кровинки, как и у его жены. Когда я улыбнулась ему и приблизилась к Мирне, он чуть не заплакал от облегчения.
Я взяла Мирну за руку, поцеловала в лоб и прижалась щекой к ее щеке.
– Привет, мамочкина драгоценность, – прошептала я нежное приветствие, которое столько раз говорила ей в детстве.
Ее веки слабо дрогнули и потом раскрылись. Мирна сфокусировала взгляд на моем лице.
– Мама! Я так рада, что ты здесь. Я собиралась позвать тебя раньше, но все случилось слишком быстро, и потом… – Она не договорила предложение, скорчившись от накатившей схватки. Она стиснула мою руку, как клещами, и закричала от боли. Ее глаза выражали панику.
– Все хорошо, милая. Посмотри на маму – дыши вместе со мной, моя драгоценная девочка. Мама здесь. Все будет хорошо. Смотри на маму…
Переживая мучительную боль, Мирна цеплялась за мою руку и голос как за якорь. Когда схватка наконец отпустила, мы обе с ней тяжело дышали. Я взяла у одной из стоящих рядом женщин прохладную влажную ткань и стала вытирать Мирне лоб, а Грант убрал с ее лица волосы и забормотал что-то нежное и успокаивающее.
– Мирна, я вижу твою дочь, – сказал Каролан. – И она сразу решила доказать нам свою уникальность, настаивая, что хочет появиться на свет ножками, а не головкой. Это будет для тебя нелегко, но я хочу, чтобы со следующей схваткой ты начала тужиться со всей силой своей души и тела.
– Вряд ли я смогу, – прошептала Мирна, не открывая глаз.
– Ты сможешь, моя драгоценная. – Я наклонилась и поцеловала ее влажный лоб. – Я помогу тебе. Крепко держись за мою руку и черпай мою силу.
Я обладала божественным даром использовать силу земли, но он был гораздо результативнее, если я физически касалась древнего дерева. Я быстро прикинула, есть ли у нас время вынести Мирну на улицу. Может, если я смогу перевезти дочь в окружавший храм лес, это ее спасет? Может, мне удастся через деревья собрать достаточно энергии, чтобы дать ей силы пережить роды?
– Ты не можешь изменить ее судьбу, Любимица. Это только причинит ей ненужную боль. Мне пришлось прикусить губу, чтобы не закричать в ответ. «Пожалуйста, не позволяйте ей страдать», – воздала я страстную молитву богине.
Ее уверенный ответ пришел мгновенно:
– Я обещаю. Она не будет страдать.
– Я так рада, что ты здесь, мамочка, – повторила Мирна. Ее голос был слабым, но рука сжимала мою неестественно сильно.
– Я тоже очень рада, мамочкина драгоценность, – мягко ответила я.
Она улыбнулась мне.
– Мамочкина драгоценность. Ты меня сто лет так не называла.
– Может, я перестала так называть тебя вслух, но про себя – не переставала, – ответила я.
– Мам… – Она сказала это так тихо, что мне пришлось наклониться, чтобы ее расслышать. – Мне страшно.
Я обняла ее и прижала к себе, как маленькую.
– Тебе нечего бояться, моя девочка. Я здесь. И Эпона тоже. И скоро в этот мир придет твоя дочь.
– Позаботься о ней за меня, мамочка. И о Гранте тоже. Ты будешь ему нужна.
От ее слов я испытала вспышку почти физической боли.
– Ты сама позаботишься о своей дочери и еще будешь принимать сторону Гранта, когда мы станем спорить о ее режиме и разрешенном количестве сладкого.
Мирна посмотрела мне в глаза твердым взглядом.
– Что-то не так, мама, я знаю.
От ответа меня спас ворвавшийся к нам Кланфинтан.
– Па! – закричала Мирна.
Женщины снова расступились, пропустив его. Кланфинтан остановился с другой стороны кровати и так же, как и я, поцеловал дочь в мокрый от пота лоб.
– Моя милая девочка, как ты справляешься? – Он говорил с Мирной, но смотрел на меня. Я увидела в его черных миндалевидных глазах отчаяние.
– Это трудно, пап, – начала было Мирна, но сразу прервалась. – И опять начинается!
– Мирна, ты должна тужиться! – приказал Каролан.
Мы с Кланфинтаном и Грантом втроем обхватили напряженное тело Мирны и начали бормотать слова нежности и поддержки, пока она, сжав зубы, тужилась изо всех оставшихся у нее сил. Потом, казавшийся секундным, отдых, и снова призыв Каролана тужиться. Я даже не считала, сколько раз это повторялось – тужься… отдохни… тужься… Я только помню, как посмотрела на раздутое напряженно-бьющееся тело Мирны и увидела, что Каролан берет нож у одного из своих молчаливых помощников. Ужасный звук рвущейся плоти. И прежде, чем я успела сказать хоть слово, Мирну скрутила новая схватка, и она закричала. Из ее тела наконец выскользнула дочь вместе с потоком крови.
А потом все случилось очень быстро.
– Она жива? Она жива? – все спрашивала и спрашивала Мирна.
Я пыталась успокаивать ее и одновременно следить, что делается у Каролана. Слава Богу – комнату заполнил громкий крик новорожденной, подхваченный радостными возгласами собравшихся вокруг нас женщин.
Каролан передал кричащую спеленатую малышку Аланне, которая стояла рядом – бледная и молчаливая. Та, нежно разговаривая с девочкой, принесла ее Мирне. Руки Мирны нетерпеливо обняли крошечный сверток, и мы все увидели красное личико маленькой прекрасной девочки.