лько месяцев спустя начнет жить у нее в Нью-Йорке. «Она говорила, что никто не был с ней так хорош в спальне, как Джо, — вспоминает Грин, — но наступает момент, когда нужно выбираться из постели и начинать разговор. Этого они делать и не умели».
Однажды ночью в доме актера Брэда Декстера зазвонил телефон. Он давно познакомился с Мэрилин, еще во время съемок «Асфальтовых джунглей». С тех пор они не разговаривали, Декстер с трудом поверил, что звонила Мэрилин. «Мне хотелось бы, чтобы ты встретился с Джо, — сказала она. — Ты не мог бы прийти к нам на обед? Приди до того, как вернется Джо, чтобы мы могли поговорить».
В назначенный час Декстер приехал, и Мэрилин прямо с порога обрушила на него свои тревоги: «У меня в браке есть очень серьезная проблема. Джо изолировал меня; он не хочет, чтобы я общалась с людьми, причастными к кино. Он ужасно настороженный человек. Он даже отвадил меня от моих подруг-актрис, и я не знаю, к кому обратиться. Я подумала, может быть, ты сможешь стать чем-то вроде моста между нами. Ты парень что надо, играешь в покер, любишь спорт, мне кажется, вы с Джо могли бы стать друзьями. Тогда ты и я смогли бы разговаривать обо всем, что в течение дня делали на студии».
Декстер понимающе сказал, что Готов пойти ей навстречу. Но, когда в доме появился Ди Маджо, весь предварительный разговор оказался бессмысленным. «Боже, он был таким скованным и напряженным! — вспоминает Декстер. — Джо просто сидел, но я видел все, что творилось в его голове, — не переспал ли я с ней? Почему я пришел к ним? Мы убеждались, что ничего не выйдет. Я сослался на то, что у меня назначена еще одна встреча, и на обед не остался».
Отношения между супругами бесповоротно испортились. Позднее Мэрилин сказала судье на бракоразводном процессе: «Ваша Честь, у моего мужа бывало так, что он мог не разговаривать со мной пять-семь дней подряд. Иногда даже больше. Я спрашивала его, что случилось, но он не отвечал… Мне не разрешалось принимать в доме гостей, за девять месяцев, что мы были женаты, ко мне приходили не более трех раз… В отношениях преобладала холодность и безразличие».
Ди Маджо, мужа в лучших итальянских традициях, все больше и больше удручала потребность его жены выставлять напоказ свое тело не только на работе, но и дома. Брак отчасти смягчил эксгибиционистские замашки Мэрилин. Дома в обнаженном виде она теперь фланировала только перед женщинами. Одна гостья, сидя рядом с Ди Маджо, оказавшись в такой ситуации, заметила, что этим Мэрилин, вероятно, пыталась заманить его в спальню. Но эта шутка его не позабавила.
Когда Мэрилин вышла замуж за Ди Маджо, ее боссы на киностудии «Фокса» размечтались о том, что постоянное присутствие на съемках укрощенного героя бейсбола сделает хорошую рекламу. Один из работников управленческого аппарата хвастался: «Мы не только не потеряли звезду, но мы приобрели центрального полевого игрока». Ди Маджо разочаровал их. На съемочной площадке он появился только один раз, когда снималась картина «Нет такого бизнеса, как шоу-бизнес», и то позировать для фотографов рядом с женой, одетой в слишком откровенный костюм, отказался.
В августе 1954 года Мэрилин, не отдохнув ни одного дня после «Шоу-бизнеса», сразу приступила к работе над фильмом «Зуд на седьмом году», режиссером которого был Билли Уайлдер. Эта картина стала для нее наградой за участие в «Шоу-бизнесе». Предстояло сыграть интересную роль в паре с одним из ведущих актеров. Это обстоятельство, должно быть, осталось для Ди Маджо незамеченным. «Зуд» рассказывал историю женатого человека, сорока лет (его играл Том Иуэлл), которого соблазнила девушка сверху, — роль Мэрилин, — пока жена и дети были в отъезде. Картина балансировала на грани щекотания нервов и сексуального двусмыслия.
Уайлдер и сегодня посмеивается, вспоминая о съемках эпизода, в котором Мэрилин предстояло тихо спуститься по пожарной лестнице, чтобы увидеть жившего внизу мужчину. «На ней была надета ночная рубашка, — говорит он, — и я видел, что она в лифчике. «Под ночным бельем лифчики не носят, — сказал я ей, — а твою грудь заметят потому, что на тебе надет лифчик». «Какой лифчик?» — возмутилась Мэрилин и положила мою руку себе на грудь. Лифчика на ней не было. Грудь ее имела совершенную форму чуда, плотная, не знавшая, что такое земное притяжение».
В другой сцене, когда она, перегнувшись через балкон, извещает соседа о том, что в такую нью-йоркскую жару держит белье в холодильнике, казалось, что Мэрилин обнажена. Для начала пятидесятых годов это была большая смелость. Уайлдер вынужден был разочаровать Мэрилин, собиравшуюся играть одну из любовных сцен в нагом виде. Никакие увещевания не потребовались, чтобы она пошла на знаменитый эпизод с юбкой, который пресса назовет «самым интересным драматическим воплощением со времен леди Годивы» и который выведет Ди Маджо из себя.
В конце того лета Мэрилин посетила Марлона Брандо, игравшего тогда в картине «Дезире» Наполеона. Он, как и другие, заметил, что правая рука Мэрилин была покрыта синяками и кровоподтеками. Когда он спросил об этом, она ответила, что во сне укусила себя. Спустя несколько недель после сцены с юбкой друзья увидят и другие синяки. Тогда Мэрилин признается, что это Ди Маджо поколотил ее.
9 сентября 1954 года Мэрилин вылетела в Нью-Йорк, где предстояли натурные съемки «Зуда». Связанные с этим события хорошо освещены в воспоминаниях Роя Крафта, рекламного агента Мэрилин. «Если бы тогда русские оккупировали Манхэттен, никто бы не заметил этого». Когда Мэрилин покинула Голливуд, по городу пронесся слух, что браку с Ди Маджо наступил конец. В Нью-Йорк она приехала без него, но прессу заверила: «У нас все хорошо. Счастливый брак превыше всего».
Через пять дней она подъехала к театру «Транс-Люкс» для съемки эпизода со своим партнером Томом Иуэллом. По сценарию ей надо было стоять рядом с улыбающимся Иуэллом, когда порыв ветра из подземки выше головы задирает ее юбку.
Студийные агенты по связи с прессой не забыли сообщить газетчикам о точном месте проведения съемок — угол 52-й улицы и Лексингтон-авеню, — а также о том факте, что откровенный костюм Мэрилин вызовет на дороге «транспортные пробки». Несмотря на то, что минула полночь, у деревянного забора, поставленного полицией, собралось не менее тысячи зевак, жаждущих увидеть, как огромная машина, создающая ветер, задирает юбку Мэрилин выше головы. По иронии судьбы, говорит Уайлдер, съемки нижней части тела Мэрилин проводились в павильоне и весьма скромно. В ту же ночь жители Нью-Йорка увидели нижнюю часть, облаченную в достаточно тонкие трусики, и лицезрели неясное пятно лобковых волос. Тут-то и появился муж Мэрилин.
В ту ночь участники съемочной группы, жившие по соседству с номером Мэрилин Монро в отеле «Реджис», почти не сомкнули глаз. Сквозь стены до кинооператора «Зуда», Милтона Краснера, долетали яростные крики. Хотя к рассказам богатой на фантазии Мэрилин всегда надо относиться осторожно, тем не менее не принимать их совсем в расчет нельзя.
Парикмахерша Глэдис Уиттен и костюмерша никакого шума ночью не слышали, но утром к ним явилась Мэрилин. «Она сказала, что кричала и звала нас на помощь, — вспоминает Уиттен. — … Ее муж просто озверел и даже немного поколотил ее… На ее плечах были следы, но мы убрали их, знаете., наложили немного грима, и она ушла работать».
Эми Грин, нью-йоркская подруга Мэрилин, также видела следы побоев. Она пришла в «Сен-Реджис» исполнить глупую мечту — померить норковое пальто. «Я сидела на кровати, обвернувшись ее норкой, — говорит Грин, — когда Мэрилин начала раздеваться. Она забыла, что я сижу здесь и начала снимать блузку… Все ее спина была покрыта синяками — я не могла поверить своим глазам… Она не знала, что и сказать. Но так как лгуньей она не была, то просто сказала: «Да…»»
Эми Грин добавляет: «Мэрилин бывала умницей, но стоило ей выпить шампанского, как она начинала подстрекать его. Они не были интеллигентами, они но умели обсуждать наболевшее, а просто издевались друг над другом…»
Гример Уайти Снайдер, один из немногих голливудцев, кто вполне ладил с Ди Маджо, говорит: «Они любили друг друга, но не могли быть мужем и женой… Иногда он устраивал ей «хорошую» жизнь — бывало, что мог слегка и поколотить».
В сентябре 1954 года, после «юбочного» скандала в Нью-Йорке, Мэрилин храбро заявила всему свету: «Я просто хорошенькая девушка, которую вскоре забудут. Но Джо совсем другое, он будет велик во все времена».
Наедине с собой эта хорошенькая девушка подвергалась тяжелым испытаниям. Том Иуэлл, ее партнер по «Зуду», заметил, что она была больна в физическом смысле, «она дрожала, как осиновый лист», и с жадностью поглощала таблетки. Милтон Грин, навестивший ее в «Сен-Реджисе», застал Мэрилин в состоянии лекарственного дурмана. Он решил, что это, должно быть, были транквилизаторы. Актриса не способна была вести разумную беседу.
В Калифорнию Мэрилин вернулась вместе с Ди Маджо и на десять дней взяла отпуск. Много времени провела Мэрилин в разговорах с Мэри, сестрой Фреда Каргера. Соседи несколько раз видели ее, бродившую по улицам ночью, по-видимому, в слезах. Днями валялась она в постели. В постели же давала интервью Сиднею Сколски, знакомя его с подробностями поездки в Нью-Йорк. Сколски имел возможность наблюдать ссоры супругов, но писать об этом не стал.
Утром в понедельник 4 октября 1954 года Мэрилин позвонила Билли Уайлдеру, режиссеру «Зуда». Чувствовалось, что она расстроена. Запинаясь, сказала, что не вернется на работу, потому что «Д-Джо и я собираемся р-р-разводиться».
Отдел рекламы студии «XX век — Фокс» под руководством своего начальника Гарри Бранда тотчас взялся за дело. Все было устроено самым тщательным образом. Бранд переговорил с адвокатом Джерри Джизлером, колоритной фигурой, который обычно занимался распутыванием сложных голливудских узлов. (Позже выяснилось, что с ним Мэрилин начала договариваться еще десять дней назад.) В понедельник, во второй половине дня адвокат и директор отдела рекламы вынесли свой вердикт: причиной размолвки стал «конфликт карьер». Джизлер сказал, что на другой день оформит для Мэр