илин заявление о разводе, указав в качестве причины развода «обычную душевную черствость». О звезде он писал в одной газете, что та страдала от заболевания, которое в различных источниках называлось по-разному: то вирусом, то нервным расстройством. В другой газете промелькнуло его сообщение иного характера: беременной Мэрилин не была.
Дом на Палм-драйв осаждали орды газетчиков. Автобусные компании срочно изменили маршруты, чтобы туристы могли поглазеть на дом Ди Маджо, взятый в блокадное кольцо. Два дня еще Мэрилин и Ди Маджо оставались в доме. Тем временем студия готовила финальную сцену. «Развод Монро, — вспоминает бывший работник отдела рекламы «Фокса» Рой Крафт, — был обставлен что надо».
Рано утром 6 октября газетчики в назначенное время собрались возле дома. «XX век — Фокс» доставил к Мэрилин обычно обслуживавшую ее команду гримеров, парикмахеров и других специалистов по наведению красоты. Парикмахерша Глэдис Уиттен вспоминает: «Нас провели в дом с черного хода. Все время, пока мы готовили Мэрилин, она бормотала: «Я не хочу этого», — и хваталась за голову, и плакала».
Там был и художник по костюмам Билл Травилла. Несмотря на ранний час, они с Мэрилин пили вино. Он вспоминает: «Она плакала и приговаривала: «Как мне хотелось бы быть другой. Если бы я только могла больше любить». Она ругала себя, но не объясняла почему». Когда их работа была завершена, команду косметологов той же тайной тропой вывели из дома. Обогнув его, они появились у парадного входа, чтобы посмотреть на представление.
Джо Ди Маджо, которому предложили выйти из дома по той же аллее, отказался сделать это. В десять часов утра он появился на пороге и сквозь строй газетчиков, толпившихся на обсаженной розами дорожке, пошел к машине.
— Куда вы направляетесь? — спросил один из них.
Ди Маджо, оказавшись в тесном кольце, громко прокричал, стараясь пересилить гвалт:
— Я еду в Сан-Франциско.
— Вы еще вернетесь сюда?
— Мой дом — Сан-Франциско, — ответил Ди Маджо, ускоряя шаг. — Он всегда был моим домом. В этот я больше никогда не вернусь. — Автомобиль, за рулем которого сидел его друг Рино Барзочинни, тронулся, унося с собой Ди Маджо.
По словам Глэдис Уиттен, то, что произошло дальше, было «ужасно». Спустя много лет корреспондент «Нью-Йорк Геральд Трибьюн» Джо Хайемс говорил, что он до сих пор видит «ее [Мэрилин] заплаканное лицо с той же отчетливой ясностью, как тогда, когда она вышла из дома и с полсотни журналистов набросились на нее, как стая диких зверей набрасывается на свою жертву. Только один маленький Сидней Сколски пытался защитить ее. Эта сцена и горькая мысль о профессии журналиста до сих пор болью отзываются в моем сердце».
Корреспондент «Ассошиейтед Пресс», которого не мучили такие сомнения, просто написал: «Сегодня Мэрилин Монро совершила выход, достойный награды Академии…»
Она появилась через пятьдесят минут после отъезда мужа. Несмотря на то, что на ее лице лежал толстый слой театрального грима, этого оказалось недостаточно, чтобы скрыть следы синяка на лбу. В черном наряде она жалась к руке своего адвоката и руководителя отдела рекламы «Фокса». Репортеры, которым пообещали пресс-конференцию, засыпали ее вопросами. Мэрилин всхлипывала. «Мне нечего добавить, — то и дело повторяла она. — Простите…» Она начала спотыкаться и покачиваться на каблуках, готовая вот-вот потерять сознание.
На другой день утром Мэрилин появилась на работе. Своему гримеру она призналась, что «впервые за много дней чувствует себя бодрой». В Сан-Франциско Ди Маджо проспал до полудня, красовался, позируя для фотографов, а потом играл в гольф. Для постороннего мира драма завершилась. Прессе ничего не оставалось делать, как ждать бракоразводного процесса, который начинался через три недели. Тем временем шла грязная закулисная возня.
Видя, что брак разваливается, пришедший в полное отчаяние Джо Ди Маджо, ревновавший к теням, предпринял попытку успокоить душу другими средствами. Он обратился за помощью к частным детективам, типичным персонажам Реймонда Чэнджлера пятидесятых годов, сыщикам, которые своими рапортами могли принести супругу облегчение или вызвать сердечный приступ.
Одновременно на студии «XX век — Фокс» такая же идея пришла в голову другого человека, но по иной причине. Обеспокоенная администрация «Фокса» боялась, что их вложения в Мэрилин Монро пропадут из-за скандала. Было решено предотвратить эту катастрофу. С этой целью созвали собственную команду платных агентов. Отныне за Мэрилин следили. В дальнейшем это неоднократно будет повторяться.
Однажды вечером, в пору своего замужества с Ди Маджо, Мэрилин зашла навестить Анн, мать человека, которого она когда-то любила, но потеряла, Фреда Каргера. Приходить к ней она будет до самой своей смерти. С семьей она была знакома еще с тех времен, когда была бедна, как церковная мышь, а теперь они, радостные, собрались вокруг нее и восхищенно рассматривали платье, норку и «Кадиллак» с откидывающимся верхом. «Когда в тот вечер она уходила, — говорит Пэтти Каргер, — снаружи ее поджидали два парня. Все в доме видели их, мы хотели помочь ей. Мэрилин не знала, что и делать».
У Мэрилин уже давно вошло в привычку звонить Сиднею Сколски в любое время дня и ночи. Однажды, вспоминает его дочь Стеффи, она позвонила после полуночи. «Я едва разбудила отца. В семь часов утра Мэрилин уже приехала к нам. Без макияжа, с непричесанной головой, в наспех наброшенном меховом пальто… Отец позже говорил, что Мэрилин просто нужно было уйти, скрыться. Она думала, что «они» пытались накачать ее наркотиками».
Через несколько дней после расставания Мэрилин с Ди Маджо актер Брэд Декстер столкнулся с ним в Лос-Анджелесе в ресторане «Вилла Капри». Тот был в компании Фрэнка Синатры и частного детектива по имени Барни Рудитски.
Когда-то Рудитски работал детективом в Нью-Йорк-Сити, но затем переехал в Калифорнию и стал совладельцем «Шерри» на Сансет-стрит, известного в те времена притона гангстеров. Одновременно он содержал городское детективное агентство и службу охраны. Детище его специализировалось на охране личной жизни и проводило слежку за супругами, собирая компрометирующий материал для развода.
Фрэнк Синатра, обозначивший для справочника «Кто есть кто» свою профессию как «баритон», в тридцать девять лет только что одержал крупную победу в жизни. Он завоевал награду Академии за роль рядового Маджо в картине «Отныне и вовеки веков», а также был удостоен звания «первого великого певца спален наших дней». В течение нескольких месяцев журнал «Тайм» будет называть его «одним из наиболее замечательных, сильных, драматических, печальных и порой откровенно путающих личностей, находящихся в поле зрения публики».
О Синатре «Тайм» также написал: «Мужчина, безусловно, внешне похож на общепринятый стандарт гангстера образца 1929 года. У него яркие, неистовые глаза, в его движениях угадываешь пружинящую сталь; он говорит сквозь зубы. Он одевается с супермодным блеском Джорджа Рафта — носит богатые темные рубашки и галстуки с белым рисунком… согласно последним данным, у него были запонки, примерно стоившие 30000 долларов… Он терпеть не может фотографироваться или появляться на людях без шляпы или иного головного убора, скрывающего отступающую линию волос».
Фрэнк Синатра и Джо Ди Маджо, оба американцы первого поколения, в то время были самыми знаменитыми итальянцами в мире. Они оказывали финансовую поддержку одним и тем же питейным заведениям, включая «Тутс Шор» в Нью-Йорк-Сити. В 1954 году можно уже было сказать, что и судьба им обоим досталась одинаково несчастливая. У Синатры были определенные проблемы в его неудачном браке с актрисой Авой Гарднер. В Рино, еще до женитьбы, он принял чрезмерную дозу снотворного. Два года спустя после свадьбы он поступил в нью-йоркскую больницу с «несколькими порезами на предплечье». К моменту разрыва Ди Маджо с Мэрилин Монро отношения Синатры с Авой Гарднер были еще запутанным клубком.
Итак, стояла осень 1954 года, когда Брэд Декстер увидел собравшихся за одним столиком ресторана «Вилла Капри» баритона, бейсболиста и частного детектива. С момента неловкой встречи на Норт-Палм-Драйв, когда Мэрилин попыталась использовать его в качестве моста между собой и мужем, Брэд не виделся ни с актрисой, ни с Ди Маджо. Теперь же, в приглушенном свете ресторанного зала, Ди Маджо снизошел до него: «Господи Иисусе, прошу прощения за тот вечер. Я не знал, кто вы, что за человек. Не могли бы вы помочь мне сейчас?»
По утверждению Декстера, Мэрилин скрывалась в своей гримуборной на студии «XX век — Фокс» и отказывалась встречаться с Ди Маджо. Часы между тем неумолимо приближали супругов к бракоразводному процессу. Ди Маджо теперь отчаянно пытался вернуть ее назад. Директор «Фокса» Даррил Занук распорядился, чтобы ничто не мешало работе Мэрилин, и запретил Ди Маджо появляться на студии. Вот в ресторане тот и попросил Декстера, актера, которого хорошо знала охрана, тайком, спрятав под одеялами, провезти его на территорию студии в своем автомобиле.
«Они пытались надавить на меня, — вспоминает Декстер, — тогда я сказал: «Я позвоню Мэрилин и спрошу, хочет ли она видеть вас». Я разговаривал с ней, но она ответила: «Брэд, пойми, я не хочу видеть Джо, не хочу говорить с ним; все кончено». Тогда я вернулся к ним, передал все, как есть, и исполнить их просьбу отказался».
Утром 27 октября Мэрилин вошла в здание суда в Санта-Монике. После поверхностного заслушивания дела она получила развод на основании «душевной черствости» супруга. На процессе Джо Ди Маджо не присутствовал и опротестовывать решение не стал. Несмотря на судебное решение, он еще не оставлял надежду повернуть дело вспять. Когда за день до суда его увидели в Лос-Анджелесе, Ди Маджо сказал, что приехал только «повидаться с сыном».
А в день развода Ди Маджо предпринял несвойственный ему шаг и пригласил журналистов, желая поговорить о личной жизни. Он сообщил им, что еще возможно примирение. «Я надеюсь, она увидит свет», — процитировала его слова одна из газет.