Но де Дьенес не таил на нее зла. До своей кончины в 1985 году он бережно хранил экземпляр книги Мэри Бейкер Эдди «Наука и здоровье», которую дала Норме Джин ее последняя приемная мать, последовательница «христианской науки». На форзаце есть сделанная детским почерком надпись:
«Милый Андре,
В 10-й и 11-й строчках на 494 странице заключена моя молитва за тебя.
В 10-й и 11-й строках сказано:
«Божественная любовь всегда приносила и будет приносить утешение в ответ на каждое человеческое желание… если обращена ко всему человечеству и ежечасно, божественная любовь несет все только хорошее».
Как видно из истории Нормы Джин, пробивавшей себе путь в Голливуд, она вовсе не старалась отдавать себя всему человечеству. Из ее печального повествования следует: «Теперь я стала кем-то вроде «ребенка-вдовы». Я смотрела на улицы глазами, исполненными одиночества. У меня не было родственников, которых я могла бы навестить, или однокашников, с кем можно было бы пойти на вечеринку… Но всегда находились мужчины, готовые скрасить одиночество девушки. Они говорили: «Привет, детка», — когда ты проходила мимо. А если ты не поворачивалась, чтобы взглянуть на них, они подкалывали: «Какие мы гордые, а?» Я никогда не отвечала им».
В беседах с Беном Хектом Мэрилин подчеркивала, что в 1946 году вела целомудренную жизнь. Но в тот год она оставалась почти без гроша, поэтому вполне вероятно, что у нее была любовь, но отнюдь не божественная. Позже, находясь под опекой преподавателя драмы Ли Страсберга, Мэрилин в частной беседе как-то обмолвилась, что в ранние годы жизни в Голливуде она подрабатывала девушкой по вызову. Страсберг, увлекавшийся в ту пору тем, что добивался от своих предполагаемых учеников правдивых рассказов о своей жизни, заметил, что это признание сорвалось у нее с губ во время их первого серьезного собеседования.
Много лет спустя Страсберг заметил в разговоре со своим биографом: «Она сказала мне, что была девушкой, которую приглашали в тех случаях, когда кто-то нуждался в найме красавицы». Еще он добавил, что позже она поняла, что «ее прошлое девушки по вызову работало против нее». У биографа Страсберга, Синди Адаме, не было сомнений относительно смысла его слов. «Он говорил об этом трижды. Все это записано на пленку, — вспоминает она. — Он точно имел в виду то, что она работала девушкой по вызову. Об этом ему было доподлинно известно из уст самой его ученицы».
Лена Пепитоне, нью-йоркская горничная Мэрилин, работавшая у нее с 1957 года до самой смерти хозяйки, говорит, что актриса частенько откровенничала с ней. Она вспоминает, как Мэрилин рассказывала ей о том, как она в свою бытность Нормой Джин незадолго до финальной развязки с Дахерти фактически продала себя одному мужчине. Человек средних лет предложил подвыпившей Норме Джин за пятнадцать долларов пойти с ним в его гостиничный номер. Сначала он попросил ее раздеться, желая увидеть ее голой, потом стал требовать большего. Норма Джин хотела убежать, но, по словам служанки, передумала. Она будто бы сказала ей: «Тогда я пораскинула умом. В конце концов, меня это не слишком волнует. Тогда какая разница?» Но она настояла, чтобы мужчина воспользовался презервативом. По словам Пепитоне, потом были новые визиты в тот же бар, другие мужчины и больше карманных денег для нужд поплывшей по течению Нормы Джин.
О подлинной сексуальности мирового секс-символа можно судить по многочисленным воспоминаниям, иногда комичным, но чаще грустным.
Много раз снимал Мэрилин Монро видный фотограф «Лайфа» Филипп Холсмен. Первый сеанс состоялся в 1949 году, когда ей было двадцать три года. Мэрилин стала одной из восьми девушек, отобранных для воплощения четырех ситуаций: встреча с жутким чудовищем, проба деликатесного напитка, бурная радость по поводу удачной шутки и объятия с неотразимым любовником. Мэрилин, как явствует из его воспоминаний, хорошо справилась только с одним из заданий: когда находилась в объятиях мужчины.
Годы спустя Холсмен скажет: «Когда она встречала мужчину, которого не знала, то чувствовала себя уверенной и защищенной только тогда, когда понимала, что желанна для него; поэтому все в ее жизни было направлено на то, чтобы спровоцировать это чувство. Талантом в этой области она обладала недюжинным. Я помню, как сам пережил нечто подобное, находясь в ее крошечной квартирке со своим ассистентом и исследователем из «Лайфа». Каждый из нас чувствовал, что, если двое других уберутся, произойдет что-то невероятное».
Холсмен является единственным известным мне человеком, задавшим Мэрилин вопрос, в котором содержалось частичное объяснение неугасающего страха Нормы Джин. «Скажи мне, — поинтересовался он, — сколько тебе было лет, когда ты впервые занялась сексом?
— Семь, — ответила Мэрилин.
— Мой Бог! — воскликнул Холсмен, опуская камеру. — А сколько лет было мужчине?
Ответ прозвучал хорошо известным шепотом с задержкой дыхания: «Он был еще моложе».
Это была единственная шутка Мэрилин о детском сексе. Обычно на эту тему у нее был другой взгляд — более мрачный. Она утверждала, что в детстве подверглась изнасилованию. Эту версию звезда маниакально поддерживала на протяжении всей жизни. Имело ли место это событие на самом деле?
Впервые об изнасиловании Норма Джин, похоже, упомянула в 1947 году в беседе с журналистом Ллойдом Шиарером, который брал у нее интервью по просьбе отдела печати киностудии «XX век — Фокс», что нашло отражение в его записях. Он выслушал эту жуткую историю, на что отреагировал следующим образом: «За обедом она призналась нам, что на нее посягнул один из ее опекунов, изнасиловал полицейский и напал моряк. Тогда мне показа- лось, что она живет в мире фантазий, с головой погрузившись в процесс его создания и ничем не интересуясь, кроме собственной сексуальности». Шиарер настолько скептически отнесся к ее исповеди, что решил ничего не писать о Мэрилин.
Изнасилование в детские годы, по ее признанию, сделанному в 1954 году, произошло следующим образом: «Мне было почти девять. Я жила в семье, которая сдавала комнату мужчине по имени Ким-мель. Это был человек сурового вида. Все с уважением относились к нему и называли не иначе как мистер Киммель. Я как-то проходила мимо его комнаты, когда дверь открылась и он тихо сказал: «Норма, зайди, пожалуйста…». Он улыбнулся мне и повернул ключ в замке. «Теперь ты не можешь уйти отсюда», — сказал он, как если бы мы с ним играли в игру. Я стояла и во все глаза смотрела на него. Мне было страшно, но я не осмелилась подать голос… Когда он обхватил меня руками, я изо всех сил начала брыкаться и драться, но я не произнесла ни звука. Он был сильнее, чем я, и не отпускал меня. Все это время он шептал мне на ухо, чтобы я была хорошей девочкой. Когда он открыл дверь и выпустил меня, я бросилась к своей «тете», чтобы рассказать, что мистер Киммель со мной сделал. «Я хочу тебе кое-что рассказать, — запинающимся голосом пробормотала я, — о мистере Киммеле. Он… он…»»
По словам Нормы Джин, ее приемная мать того времени сказала: «Не смей говорить ничего дурного о мистере Киммеле. Мистер Киммель — замечательный человек. Он мой звездный жилец!» Потом Киммель, по утверждению Нормы Джин, сказал, чтобы она пошла и купила себе мороженое.
Эту историю актриса Мэрилин Монро без устали повторяла на протяжении многих лет — репортерам, любовникам, всем, кто был готов выслушать ее. Пегги Фьюри, которая сегодня содержит актерскую студию Лофта в Лос-Анджелесе, вспоминает о своей встрече с Мэрилин Монро на одном приеме в Нью-Йорке. Это произошло незадолго до ее кончины в 1962 году. Она опять завела старую песню о том посягательстве.
Была ли история подлинной или порождением ее услужливой фантазии с целью вызвать участие? Незадолго до смерти, в интервью с Джейком Розенстейном Мэрилин сказала: «Это случилось на самом деле. Но я не выбежала из комнаты с криками и слезами… Я понимала, что это было дурно, но, по правде говоря, больше всего в тот момент меня разбирало любопытство… До сих пор о сексе мне никто ничего не говорил и, честное слово, я никогда не думала, что это было так важно или плохо».
Доктор Ральф Гринсон, голливудский психиатр, который в последние годы лечил Мэрилин Монро и подружился с ней, признавал тот факт, что у нее было «ужасное, ужасное прошлое». Однако и он ссылался на ее «неуемную фантазию». Иллюзии и галлюцинации являются признаками расстройств, носящих шизофренический характер. Доктор Рут Брун, психиатр, которая специально для этой книги изучила историю семьи по немногочисленным сохранившимся сведениям о ее матери и бабушке, выявила признаки шизофрении.
Доктор Гринсон был единственным психиатром. Мэрилин, оставившим документальные свидетельства. Из переписки с коллегой, предоставленной мне исключительно для этой книги, видно, что он выражал озабоченность относительно «склонности Мэрилин к параноидальным реакциям». Поначалу он считал, что ее параноидальные наклонности скорее носят характер «мазохистский, чем шизофренический, и являются выражением отрицательных реакций девочки-сироты… тенденция к сильным депрессивным реакциям и импульсивная защита против них, на мой взгляд, занимают центральное место». В заключении после смерти Мэрилин Гринсон охарактеризует ее как женщину с «чрезвычайно слабыми психологическими структурами… слабостью своего «я» и определенными психотическими проявлениями, включая и шизофренические».
История об изнасиловании в детские годы — не единственный пример, указывающий на неуемную фантазию или склонность к непроизвольным преувеличениям. Первый муж ее, Джим Дахерти, вспоминал об одной ночи, когда после незначительной размолвки вечером Норма Джин разбудила его. Она сказала ему, что ходила гулять в одной ночной сорочке. Дахерти продолжает: «Я почувствовал, как она меня обнимает, по ее лицу текут слезы и она, всхлипывая, причитает: «За мной гонится какой-то человек! За мной кто-то гонится!» Несколько секунд я сжимал ее в своих руках, потом сказал: «