т меня делать уколы в печень».
«Когда я наведался к Ней в последний раз, — вспоминает Меримен, — она провожала меня и говорила о цветах в саду. Я шел по дорожке, ведущей от дома, а она стояла в дверях и наблюдала за мной, потом окликнула: «Эй, спасибо!» Мне стало грустно из-за нее. Это было так трогательно. Эта крошка была очень сильной».
Было и другое чувство. Меримен говорит: «Я был рад, что ухожу. Мне не понравилась атмосфера того дома — в ней было что-то гадливое, нездоровое. Дом чем-то напоминал остров. У меня было ощущение, что я нахожусь в крепости, знаете, бывает такое чувство, когда кажется, что мир ополчился против вас и вы находитесь в боевой готовности».
Мэрилин сказала Меримену слова, совпадающие с замыслом журнала «Лайф». «Слава пройдет, — говорила она в микрофон, — а пока она есть у меня, слава. Конечно, она пройдет, я всегда знала, что слава переменчива. Во всяком случае, это нечто, что я испытала, но живу я не тем».
Строчки эти звучат, как ее завещание, и с тех пор они трактуются именно таким образом, хотя у Меримена, возвращавшегося домой в Нью-Йорк, подобных мыслей не было. Листы с расшифровкой интервью лежали в кейсе, стоявшем у его ног. На пленке было еще кое-что, сказанное Мэрилин. «Теперь я живу в моей работе, — на одном дыхании произнес нервный голос, — и поддерживаю отношения с небольшим числом людей, на которых на самом деле могу рассчитывать».
Работы больше не было, и Мэрилин оставалось только с болью в сердце вспоминать о прежних друзьях.
Глава 40
Во время фотосеансов для «Вога» фотограф заметил, что Мэрилин выглядит задумчивой, а ему хотелось, чтобы она смеялась и была оживлена. Развеять ее плохое настроение он попросил Пэт Ньюком. Тогда та сказала: «Как насчет тех двух возлюбленных в твоей жизни?», — Мэрилин хихикнула. Фотограф не имел ни малейшего представления, кого имела в виду пресс-секретарь, но нужный снимок он сделал.
В картине «Так больше нельзя» Мэрилин играла роль человека, оставшегося в живых после кораблекрушения и на несколько лет оторванного от остального мира. Она должна была узнать у своих спасителей: «Кто сейчас президент?» На ответ: «Кеннеди», — ей надо было спросить: «Который из них?» В реальной жизни друзья Мэрилин могли бы задать подобный вопрос ей, так как до них доходили истории, связывавшие актрису сначала с одним, потом с другим братом, а потом снова с первым.
Нью-Йорк гудел от слухов, когда Мэрилин в день рождения президента пропела ему поздравительные куплеты на гала-концерте. В ту ночь сплетни укладывали ее в постель то с одним, то с другим братом. Сьюзен Страсберг, которая тоже была на приеме, вспоминает, что оба, президент и Мэрилин, уехали рано, но по отдельности.
«Нью-Йорк Таймс» в репортаже писала, что президент вернулся в отель «Карлил» в 2 часа ночи. Его биограф Ральф Мартин со слов неизвестного очевидца добавляет, что тот видел, как к нему там присоединилась Мэрилин. Если так было на самом деле, то их встреча не продлилась долго.
Джим Хаспил, молодой друг Мэрилин, в ту ночь дежурил у ее дома. До этого он уже побывал в Мэдисон-Сквер-Гарден и теперь надеялся перехватить Мэрилин, когда она вернется домой, чтобы перемолвиться с ней несколькими словами. Она приехала одна в пятом часу. Вышла из лимузина, держа в руках туфли.
«Ее волосы, — говорит Хаспил, — уже были причесаны, как на шоу. Теперь они были похожи на ватный торт».
Добравшаяся до дома Мэрилин нуждалась в компании и внимании. Ральф Робертс, массажист, вспоминает, что она позвонила ему и попросила сделать массаж. Стряхнув с себя остатки сна, он поспешил к ней, чтобы исполнить просьбу.
Что было ночью — неведомо, но зато известно, что президентские причуды этим не кончились. Еще раз коснутся они судьбы Мэрилин, состояние которой стало более опасным из-за того, что она (по непроверенным данным) начала применять наркотики.
Есть сведения, что с начала 1962 года до кончины Мэрилин Монро президент в Вашингтоне поддерживал любовные отношения с женщиной по имени Мэри Мейер, которая была ненамного моложе президента и знала его с университетских дней. В конце пятидесятых годов после неудачного брака с офицером из ЦРУ она приехала домой в Вирджинию. Там ее родня жила по соседству с семейством Роберта Кеннеди. В пору президентства Кеннеди Мэри вела жизнь свободного художника и друга знаменитостей. Одним из ее приятелей был Джон Кеннеди, у которого она бывала в гостях в Белом доме.
В семидесятые годы один из близких знакомых Мейер сделал сенсационное сообщение о том, что она познакомила президента с марихуаной. Джеймс Труитт, один из исполнительных директоров «Вашингтон-Пост», сказал, что во время свидания с президентом Кеннеди в Белом доме Мейер принесла ему шесть сигарет с марихуаной. Они выкурили их вместе, й президент пошутил по поводу предстоящей конференции по наркотикам. Кроме того, он проявил интерес к употреблению других наркотиков. Труитт утверждал, что президент был знаком и с кокаином.
Во время расследования правоохранительными органами обстоятельств смерти Мэрилин Монро, которое проводилось в 1982 году, Питер Лоуфорд заявил, что о наркотиках президент разговаривал и с кинозвездой. Лоуфорд рассказывал, что в 1961 году, когда Кеннеди и Мэрилин встречались в его доме, «значительную часть вечера они посвятили обсуждению пилюль».
Мэри Мейер не намного пережила Мэрилин. В 1964 году она была убита из огнестрельного оружия при обстоятельствах, которые так и не были надлежащим образом расследованы. Ее имя снова всплыло два года назад, когда увидела свет автобиография доктора Тимоти Лири, психолога, получившего известность благодаря экспериментам с наркотиками, вызывающими изменения в психике, в частности ЛСД, и выступлением в их защиту.
Лири, который в 1962 году занимался исследованиями в Гарвардском университете, рассказывает, что весной того года его навестила Мейер. Она упомянула какого-то таинственного любовника, «очень важного человека… общественного деятеля, которого заинтересовало то, что он узнал о ЛСД. Теперь он хотел бы попробовать его сам».
К доктору Лири Мейер обратилась как к обладавшему академическими знаниями специалисту, который мог дать по этому наркотику исчерпывающие сведения. Заинтригованный, Лири согласился встретиться С ней, и таких встреч у них было несколько. Позднее Лири познакомился и с Мэрилин Монро.
Встреча произошла в мае во время съемок фильма «Так больше нельзя» и, вероятно, как раз перед ее выступлением на гала-концерте по случаю дня рождения президента. В Калифорнии, уже снискавшей себе репутацию центра наркокультуры, доктор Лири с изумлением ощутил, что его встречают как гуру психоделии1. Благодаря этому имя его стало известно каждой домохозяйке. На Восточном побережье его исследовательская работа не выходила за академические рамки; здесь же он встретил множество людей, преимущественно из сферы шоу-бизнеса, которые уже экспериментировали с наркотиками, изменяющими психику. Некоторые из них делали это с ведома и при поддержке видных психиатров.
Встреча с Мэрилин случилась в конце приема, устроенного в Голливуде. Там, наряду с врачами, присутствовали и знаменитости. Среди них были Дженнифер Джоунз и Деннис Хоппер. «Я очень уто-милея», — говорит Лири. «Меня таскали но всему городу, я побывал на одной крупной киностудии, где на протяжении всего вечера меня забрасывали вопросами о наркотиках. Я поднялся в спальню и прилег. Через некоторое время появилась Мэрилин и разбудила меня. До этого на вечере я не видел ее, поэтому догадался, что она приехала уже после того, как я ушел. Она хотела познакомиться со мной и просила просветить ее относительно ЛСД».
Лири попытался объяснить ей, что ЛСД — это не то средство, которое можно принимать бездумно. В ту ночь он ничего ей не предлагал. Скорее наоборот, Мэрилин протянула ему две пилюли, назвав их «Рэнди-Мэндис». Это жаргонное обозначение мандракса — транквилизатора, популярного среди наркоманов в начале шестидесятых годов. В сочетании с алкоголем он вызывал чувство эйфории. Мэрилин сказала, что «пилюли дал ей мексиканский приятель», и пошутила, что это таблетки аспирина. Они вызвали у Лири глубокий сон.
Утром Мэрилин позвонила хозяйке дома, где остановился Лири, и они с Лиари договорились вместе пообедать в одном из ресторанов на бульваре Заходящего Солнца. Сегодня он называется «Источник». Лири чувствовал себя бодрым и энергичным. Мэрилин показалась ему «клубком противоречий. Смешной, игривой, но очень строптивой. Мы разговаривали о наркотиках, и я рассказал ей о проекте, который будущим летом собирался осуществить в Мексике. Она сказала, что хотела бы тоже приехать и присоединиться к ним. Но еще ей не терпелось проверить, как действует ЛСД». Лири говорит, что Мэрилин показалась ему «неустойчивой», но он не знал, что она состоит под постоянным психиатрическим наблюдением, дела ее плохи.
В ту ночь Лири дал Мэрилин ЛСД — «очень маленькую дозу». Они вместе поехали на широкий пляж в Венеции и в темноте гуляли по берегу моря. «Было весело», — вспоминает Лири.
В начале шестидесятых годов на Западном побережье самым крупным специалистом по изучению наркотиков был доктор Оскар Джэнигер, ныне профессор психологии при калифорнийской медицинской школе. Он хорошо помнит визит Лири в Лос-Анджелес в то лето. Он даже вспомнил, что квартирная хозяйка Лири, Вирджиния Деннисон, давала Мэрилин уроки йоги. Доктор Джэнигер говорит: «Люди, с которыми я работал, хорошо знали Мэрилин».
Из рассказа Лири видно, что в тот год, по крайней мере, две любовницы президента Кеннеди хотели поближе познакомиться с ЛСД. Но страшно и подумать, что это были за опыты с ЛСД у Мэрилин при ее тогдашнем состоянии.
Сразу же после увольнения с киностудии «XX век — Фокс» Мэрилин полетела в Нью-Йорк. Накануне, а может быть, и немного раньше она в последний раз беседовала с У. Дж. Уитерби, британским репортером, с которым после «Неприкаянных» время от времени встречалась. Они не виделись с прошлого года. «Я двинулся ей навстречу и увидел, как она переменилась, — вспоминает Уитерби. — У нее был измученный, усталый вид… Я не мог поверить, чтобы женщина, которую я недавно видел, могла так измениться».