Если бы Петр вздумал ее сейчас нагнать, он не смог бы ее удержать ни секунды – так разъярена была Полина. Она неслась по темным улицам, готовая разреветься. Ну почему, почему ее так ранило то, что любовь этого мужчины предназначалась другой?
Она спешила прочь, мечтая только о том, как бы оказаться дома, в темноте уютной спальни, их с Глебом спальни, где все знакомо до последнего уголка. Где можно спрятаться под любимым одеялом и наплакаться вдоволь под шум цветущих яблонь.
Ей было одиноко и грустно, как маленькой девочке, которая ждет, когда же вернется с работы мама, чтобы прижать к себе, погладить по голове и сказать, что все хорошо, все устроится, что она, мама, ее любит…
Глупые, глупые надежды на то, что любовь к ней предназначается именно ей, Полине, а не какой-то там идеальной домохозяйке с идеальной фигурой и не неизвестной богине Диане, которую Петр Соболь вспоминает с таким придыханием!
Полина совершенно выбилась из сил и потерялась на незнакомых улицах.
Вокруг было непроглядно темно, угрожающе нависали над Полиной какие-то заборы и здания с темными окнами, поблескивала кое-где колючая проволока, за огромными мусорными баками кто-то шуршал. Полина заметалась от поворота к повороту, силясь найти нужный и снова выйти на центральные улицы, и тут-то случилось страшное: кто-то большой и темный шагнул прямо на нее и преградил путь.
– Помогите, – пискнула Полина и понеслась прочь, подпрыгивая на ухабах в своих туфельках. Сзади слышалось тяжелое дыхание и топот.
Ее загнали в угол! Ее ограбят, а может – изобьют или изнасилуют!
От этой мысли Полине стало совсем дурно, и она развернулась и изо всех сил залепила сумочкой преследователю по голове. Он аж пошатнулся, и что-то хрустнуло.
– Пошел вон! – заорала Полина, продолжая колошматить грабителя сумкой, а он лишь закрывался руками и пытался поймать сумочку, прилетавшую от разъяренной женщины раз за разом.
– Я тебе покажу! – воинственно кричала Полина, торжествуя от предвкушения победы. – Я сегодня была на боксе!..
И тут преследователь увернулся наконец, шагнул вперед и схватил ее за руки, а потом прижал к себе так крепко, что у Полины перехватило дыхание.
Вспомнились слова Ангелины: беги, беги и спасай свою жизнь…
Полина затрепыхалась, как рыбка, но тщетно: ее держали очень крепко, словно в металлическом кольце. И все-таки она упиралась, таща бандита за собой, стремясь к свету ближайшего фонаря, словно отчаявшийся мотылек.
– Хватит! – взмолился бандит, когда она последним рывком дотащилась таки до желтого круга света на сером асфальте. – Кто-нибудь обязательно вызовет полицию, и я отправлюсь в обезьянник. Только потому, что собирался сказать женщине, что люблю ее!
Полина, разглядевшая наконец в преступнике Петю Соболя, взволнованного и без очков, внутренне опустела и восторжествовала одновременно.
Он пошел за ней, не бросил бродить одну по подворотням, он не собирается ее грабить и насиловать, и еще – она мастерски отделала его сумкой. Вечер можно считать удачно завершенным.
– Это… это было ужасно, – искренне призналась она, уселась на бордюр и вытянула гудящие от напряжения ноги. – Это ужасное признание в любви. Я так испугалась!.. – и, не выдержав, она запрокинула голову и захохотала. – Петя, вы бы себя видели!
Он осмотрелся с озабоченным видом.
– Я потерял очки, – сказал он. – По-моему, вы мне их с носа сбили где-то около помойки…
Он стоял взлохмаченный, в расстегнутом и перекошенном пиджаке и измятой рубашке, выбившейся из-под пояса брюк.
– А я?.. – хохотала Полина. – А я на кого похожа?
– На валькирию, – сказал Петр, – рыжеволосая Брунгильда. Вы действительно ходили на бокс?
– Нет, я врала для устрашения, – честно призналась Полина, – Петр, проводите меня в отель. Только без признаний в любви, пожалуйста. Я теперь понимаю, почему ваша Диана не пошла за вас замуж. Вы, наверное, притаскивали ей кольцо и заявляли что-то вроде: «Диана, вы прекрасны, как моя первая любовь, ее звали Оксана, давайте жить вместе!»
Петр немного помолчал и сказал:
– Я хотел предположить, что вы и есть моя Диана.
– Ночь, – устало сказала Полина, – нам пора спать.
Она поднялась с бордюра, подобрала сумочку и потащилась за своим нежданным преследователем к отелю «Акапулько».
Отель оказался далеко: Полина в смятении забежала в промзону. До центральных улиц добирались пять-шесть кварталов, и лишь когда вокруг стало снова светло как днем от количества фонарей, Полина отцепилась от Петра и с облегчением вздохнула.
– Что ж, – сказала она, стоя на ступеньках отеля, – спасибо за театр. Мне очень понравилось. Удачно вам провести время с сестрой.
– Да, – сказал Петр.
Он стоял на ступеньку ниже ее и не смотрел ей в лицо. Его профиль показался Полине красивым и чистым, немного римским.
Это был последний штрих, который слегка тронул ее сердце. Большего ей не хотелось.
– Всего хорошего, – она подала ему руку, и он бережно сжал ее холодные пальцы.
Глава 7В которой открывается, что цветы и женщины совершенно не совпадают во взглядах на жизнь, Мальвина – вовсе не Мальвина; а Тануки-сан ловит рыбу мошонкой.
В номере Полина стащила с себя измятую одежду, долго и с наслаждением отмокала под горячим душем, старательно намыливаясь розовой пеной с запахом вишни, и не думала ни о чем.
Потом она переоделась в коротенькую ночнушку, забралась в постель и моментально уснула. Букет на ее столике бесшумно уронил лепесток ей в волосы. Ох уж эти городские розы: вянут стремительно, не успев даже толком распуститься…
Утром весь столик и Полинины кудри будут в их шелковых лоскутках…
Утром весь столик и Полинины кудри были усыпаны лепестками. Она вычесала их из рыжей шевелюры и принялась за дела. Раз! Сбегала вниз, с наслаждением позавтракала виноградом, козьим сыром и чашечкой обжигающего кофе. (Петра Соболя нигде не было видно, и Полина была рада.) Два! Нашла адрес клуба «Сакура-химэ». Позвонила туда и напросилась на посещение, задав множество вопросов и выяснив, что это не бордель и не место для интимных развлечений, а восточный релаксационный центр для женщин – и никакого подвоха!
Три! Позвонила Марго и уточнила время ее визита.
– Приезжай ближе к вечеру, часам к восьми, – сказала Полина, ничуть уже не переживая. Была бы подруга заодно с Глебом – давно уже сдала бы, и Глеб оборвал бы ей телефон.
Раз нет ни звоночка от Глеба (я буду занят, сказал он, и ох, как это больно), значит, Марго хранит секрет и опасаться нечего.
– Я приеду! – взвизгнула Марго. – Чувствую, меня ждет жаркая история!
– Пожалуй, – засмеялась Полина.
За ночь она приобрела железобетонную уверенность в себе. Женщина, способная отбиться от наглого разбойника сумочкой – это вам не простая домохозяйка! Это уже что-то значит!
Четыре! Марго с сожалением покрутила в руках свое единственное, ужасно измятое и грязное персиковое платье и надела его, замаскировав сверху кардиганом.
Пять! До визита в «Сакура-химэ» у нее оставалась еще пара часов, и она отправилась в ближайший магазин, где натащила в примерочную уйму платьев, юбок, блузок и костюмов и выбрала укороченные узкие брючки горчичного цвета, к ним – белоснежную рубашку и черный короткий жакет, на талии собранный воланами.
К смелому наряду очень кстати пришелся шелковый шейный платок в крупный горох – подсмотрела очаровательную идею у Аглаи.
Все это продавщица согласилась пробить на Полине, и после дала ножницы, чтобы срезать бирочки. Так персиковое платье отправилось в помойку прямо в магазине, а сама Полина вышла из магазина обновленной: она теперь не плыла уточкой, не семенила, а тянула длинный шаг, ступая твердо и уверенно. Чувствовала себя шикарной, смелой и раскованной: вчерашние приключения, новый наряд, урок фитнеса от Ангелины – все это словно придало Полине, ощущавшей себя чаще всего расслабленной и тревожной, новую форму – гибкую, но жесткую.
Теперь она не боялась конкуренции с очередной женщиной из папки «Семья» – она и сама не такая уж и простушка и не такая уж и незаметная, раз так задела сердце почти незнакомого мужчины. Тут Полина чувствовала укол сомнения – все-таки страсть Петра относилась не совсем к ней… Ну так он и был справедливо отвергнут!
И все-таки Полина остановилась у выгнутого дугой мостика, где ей показалось, что Петр вот-вот ее поцелует. Красивый был мостик – из старинных, с резными перилами, увитыми лепными цветами, виноградными листьями и ягодами. Портили вид мостика только гроздья разноцветных замочков, как кораллы, облепившие его. Красные, белые, розовые, даже огромные серые амбарные замки – все они были подписаны и все сулили молодоженам крепкий счастливый брак. Полина поднялась над рекой, струящейся мягким серым шелком меж мостовых старой части города. Катя, Антон, Валентина, Сергей, Анна, Александр… Судя по замочкам, ваш счастливый брак совершился совсем недавно. Где вы теперь? Нянчите первого малыша? Унеслись в путешествие по африканским саваннам? Или устраиваете семейное гнездышко из старой квартирки, оставшейся в наследство?
Как сложилась жизнь тех, чьи замочки уже потемнели и потеряли свои имена? Где ваши безымянные супруги? Вместе ли они еще или уже погрязли в исполнительных листах, алиментах и дележе наскоро купленного после свадьбы автомобиля?
И был ли на свадьбе у Полины такой замочек?
– Простите, вы нас не сфотографируете?
Девушка в больших очках протягивала Полине фотоаппарат, из-за ее спины выглядывала другая – блондинка с просящим выражением голубых глаз.
– Конечно, – сказала Полина и взяла фотоаппарат.
Он легко и удобно лег в ладонь, но показался странно легким – Полина ожидала большего от обычной зеркалки.
Девушки встали напротив Полины и приобняли друг друга. Блондинка положила подбородок на плечо подруги. Выражение лиц обеих показалось Полине старательно заученным: словно у прилежных учениц, которые с улыбкой отвечают у доски на показательном уроке.