Он покупал ей жемчуг и бриллианты, белое золото и платину, всегда только эти камни и эти металлы, называя их единственными достойными Полины.
Это льстило и возбуждало восхищение. Однажды, после того как Глеб окружил шейку Полины удивительно красивой цепочкой с жемчужным кулоном, он наклонился и нежно поцеловал ее за ухом.
Полина почувствовала небольшую приятную дрожь, и Глеб заметил это.
Это был первый момент близости, который наконец-то настроил тело Полины на прикосновения Глеба: прежде они казались ей лишними и раздражающими. Он гладил ее руку, и другой рукой она невольно делала жест, словно пытаясь отогнать муху.
Поцелуй за ухо, отразившийся в глубинах зеркала, перед которым Полина примеряла украшение, показал ей всю красоту их пары: вот она, нежная блондинка с глубокими глазами и прекрасной шеей, вот – он, ее муж, темноволосый, с тяжелыми чертами лица, смягчившимися от любви к ней…
Мы прекрасны вместе, подумала Полина.
И все-таки она оказалась не готова. Ночь, которая должна была стать ее первой брачной ночью, довела ее до слез, и это не были слезы счастья и восторга.
Глеб по-медвежьи ворочался на ней, больно сжимая руками то грудь, то ее бока, то бедра. Она стонала от боли, а он только распалялся, и в какой-то момент это стало невыносимо, и Полина закричала от отчаяния. Глеб расценил ее крик как крик наслаждения, и поблагодарил ее за это: «Ты такая сладкая, девочка моя», – сказал он, и Полине стало невыносимо стыдно. Она залилась румянцем, Глеб рассмеялся и поцеловал кончик ее носа.
Это было мило и похоже на любовную игру, и Полина смягчилась, смирилась и не придала значения тому, что сама так и не смогла расслабиться и не почувствовала ничего, кроме раздражения.
Позже она научилась получать удовольствие от силы и жесткости мужа, потому что ему нравилось быть главным, а ее видеть слабой и задыхающейся – ей не нужно было ничего изображать, кроме собственной растерянности и покорности. Такой она и была в их сексе – бьющейся добычей хищника, смущенной и напуганной. Это было то, что нужно Глебу, и то, к чему она привыкла со временем. Она нашла сексуальность в своем положении, положении робкой девочки с иногда текущими по щекам слезами, добычи варвара, подчиненной его желаниям.
Других ролей Глеб от нее не требовал и в ее инициативе не нуждался.
– Я словно в клетке, – призналась Полина, – но как мне вернуть то, что было раньше? Путешествия, любимую работу, своих подруг и друзей, свое прошлое? Муж только и твердит, что я могу перенапрячь психику, снова все забыть и заболеть. Врач тоже говорит одно и то же: все может повториться, никаких сильных впечатлений, вы слишком эмоциональны! Я бы хотела достучаться до мужа, узнать его снова: человеком, которого полюбила, который делал прекрасные фото самой жизни… я хотела бы, чтобы он взял меня за руку, и мы отправились в театр, на выставку, в бассейн! Я бы могла работать: например, хотя бы в реабилитационном центре Аглаи, там так мило… и они делают что-то важное. Я бы ходила по магазинам сама, я бы занималась спортом. Я бы сделала выставку своих вышитых картин! А мне нельзя, нельзя, я дома, вечно дома, я обречена быть дома и ненавижу себя за это! Почему, ну почему моя голова так меня подвела? Почему это случилось – почему именно я оказалась такой? Я хочу что-то узнавать, что-то думать, хочу, чтобы меня слушали, чтобы мое мнение тоже было важным! А мне все: «девочка моя, девочка моя», как будто я неразумный ребенок! Ничего я не значу в его жизни по-настоящему, я только красивая прислуга, а когда я начну стариться – что будет? Я уже морщины видела у себя… муж меня успокоил: говорит, можно делать операции, подтянуть лицо, увеличить грудь… Ну и буду я бабка с силиконовыми сиськами, и дальше что? Вся моя жизнь пропала, а он говорит – грудь можно подтянуть!.. И я не могу даже сказать, что не так: он сразу скажет – чего тебе не хватает? Хотела дом – вот твой дом, хотела сад – вот твой сад, платьев полный шкаф, что тебе еще нужно? Не стыдно жаловаться? А мне стыдно, правда стыдно, потому что мне это и не надо вовсе, не помню я, чтобы хотела этот чертов дом, и цветы у меня все вянут!.. А еще он хочет детей, а я не хочу детей, совсем не хочу, я же с ума сойду с ними…
Полина прижалась к коленям Анны плотнее и снова залилась слезами.
Анна долго гладила ее, успокаивая, и вскоре Полине начало казаться, что она лежит на травянистом берегу реки, и гладит ее теплый ветер, и что солнце колышется в волнах. Девушки в ярких кимоно поднялись, закружились и заколыхались: словно ныряя, они то опускались, то вновь устремлялись вверх всем телом, и кувшинки на их кимоно плыли в ряби…
Музыка, легкая и приятная, неслась отовсюду, слезы постепенно высыхали, и Полина уже с интересом наблюдала за танцем.
– Так красиво…
– Это танец ама-собирательниц жемчуга. Так называются японские ныряльщицы, добывавшие эту драгоценность. Это нелегкий и уважаемый труд. Ама часто живут общинами на берегах морей. Это исключительно женская профессия.
– Они живут одни, без мужчин?
– Не обязательно. Часто у ама есть семьи и есть дети. Но три раза в год они отправляются к морю, чтобы каждый день нырять на немыслимую глубину и добывать жемчуг. До сих пор ама не используют никакого снаряжения, кроме веревки у пояса, привязанного к нему груза и особого черпака, которым они соскабливают и выкапывают раковины. Они – женщины моря, рыбки. Понимаешь, Полина-сан, не все из нас – цветы.
Девушки закончили танец и разбежались по углам, вернулись к своим делам: кто смотрелся в зеркало, кто собирал букеты из лилий, стоящих в огромной вазе, и украшал их лентами, кто снова взялся за вышивку…
– Ох, – выдохнула Полина и выпрямилась. Она окончательно пришла в себя и даже улыбнулась.
– Спасибо вам, Анна-сан.
– Пожалуйста, химэ, – невозмутимо ответила та.
Глава 8В которой оказывается, что Глеб женат, и это становится для Полины неожиданностью, четверо импозантных мужчин зазывают Полину на кофе, а богиня снова приходит на помощь.
Полина вспомнила о цели своего визита только тогда, когда переоделась в свою одежду (с ней вместе словно вернулся груз загадок и проблем). Она стояла в тесном коридорчике, по стенам которого выстроились провожающие ее девушки. Анна с улыбкой подавала ей прощальный подарок, чудесный веер из рисовой бумаги.
– На нем написано: весна, – пояснила она, – и вот: розовые лепестки, цветение сакуры в самом разгаре…
Полина приняла веер и заволновалась: как задать нужные ей вопросы, стоя у порога, в таком вот тесном окружении незнакомых женщин?
Она осмотрелась и вдруг увидела нишу, в которой на высоком деревянном постаменте лежала пухлая большая книга в переплете из тисненой кожи.
– А что это? – спросила она, показывая на книгу.
– Это фотоальбом-портфолио нашего клуба. Хотите посмотреть? – отозвалась Анна и пошла прямо в нишу, что и требовалось Полине.
Она поспешила следом. К ее облегчению, никто из сестриц не двинулся с места.
– Здесь проводят званые вечера, дни рождения, девичники, свадьбы… – перечисляла Анна, раскрывая альбом. – У нас во дворике есть небольшие беседки, где можно отдохнуть парой или парами, и большая беседка для компании побольше. Там высажены розы, можно сделать красивую романтичную фотосессию. А еще есть сад камней…
Полина ее не слушала. На фото, которое открылось посередине альбома, Глеб, в шикарном синем костюме, держал на руках хрупкую девушку в свадебном платье цвета шампанского.
– Это у свадебной арки с розами, – пояснила Анна, – а вот – эта же пара у пруда.
У пруда Глеб стоял, расставив ноги, в позе капитана дальнего плавания, а блондинка в платье с нежностью и улыбкой смотрела ему в лицо. С левой стороны от Глеба с бутылкой пенящегося шампанского в руках поздравляла пару не кто иная, как Марго собственной персоной. Марго в немыслимо коротком белом платье, сверкающая загорелыми ногами.
Дата под фото указывала, что свадьба эта произошла три дня назад. В то время, когда Глеб должен был решать важные дела с иностранными коллегами, а Полина бегала по городу в поисках разгадок.
Словно молния ударила в макушку, боль сотрясла все тело, закончившись аж в пятках. Разгадка была так близко, но по иронии судьбы Полина пришла к ней слишком поздно. Хрупкая блондинка в платье цвета шампанского, так влюбленно смотрящая на Глеба: Светлана. Та самая Светлана из папки «Семья», грациозная балерина.
– Светлана, – вслух сказала Полина, словно знакомясь с ней.
– Да, это Света. Света Соболь, наш хореограф, кстати. Она ставила почти все танцы наших девушек. А вы с ней знакомы?
– Да, – ответила Полина, – мы… виделись. Кстати, я знакома и с ее мужем. Захаржевский, правильно? Мы были с ним партнерами… по бизнесу.
Анна тихо рассмеялась:
– А вам он тоже рассказывал, что женщина неспособна сама вести дела? Что женщина – глупышка и место ее за крепкой стеной мужниной спины?
– Конечно.
– О-о-о, – протянула Анна, – и как ваше партнерство состоялось? Наше – категорически нет. Глеб хотел купить у меня дело, якобы переоборудовать «Сакура-химэ» под корпоративный клуб для работников своей фирмы. Я сказала, что проще будет клуб арендовать на время корпоративных праздников и что я вовсе не собираюсь лишаться любимого дела. На что он фыркнул, что я просто еще не встретила нужного мне человека, поэтому и играюсь в свой бизнес. Порекомендовал мне избавиться от клуба, пока он не стал убыточным и не разорил меня. Сказал, что дорога моему клубу одна: в дешевые бордели, и только тогда я отобью хотя бы налоги.
Анна примолкла. Ее темные глаза стали сердитыми.
– Вы не представляете, но почти то же самое он говорил и мне! – воскликнула Полина, почти не кривя душой: чтобы поддержать воспоминания Анны.
– Мое заведение никогда не станет борделем, – отчеканила Анна, словно снова обращаясь к Глебу, – оно создано, чтобы женщины могли отдохнуть и расслабиться, а не для того, чтобы всякие извращенцы их здесь мучили. Здесь – наша территория, а не ваша. А вы, господа мужчины, тут всего лишь гости.