– Муж ваш говорит, гулять отправились без сопровождения? А я предупреждал вас, Полина Сергеевна.
– Где я? – спросила Полина, пытаясь закутаться в плед, чтобы хоть как-то защититься.
Отбиваться она уже не могла и боялась.
Глеб стоял в дверях, огромный и мрачный, как охранник ночного клуба. Его тяжелая фигура среди розовых обоев и цветочков смотрелась нелепо.
– Дома вас оставлять было нельзя, – сказал Карл Валерьянович. – Вас там все раздражало. Пришлось сменить обстановку. Ничего, подлечимся, и вы снова вернетесь домой. Вы, скажите мне, дорогая, кто сейчас?
– Я Полина, – пропищала Полина, в ужасе глядя на Глеба.
– Час назад была какой-то Дианой, – поделился с Шелепой Глеб.
– Очень вы нестабильны, дорогая моя, – вздохнул тот и попытался взять Полину за руку, чтобы посчитать пульс. Полина отдернула руку. – Нервничаете-то как, – сочувственно произнес он, – вон, метались, голову себе разбили. Швы пришлось накладывать.
– Это не я разбила, – поспешила опровергнуть Полина, – это ангел…
Карл Валерьянович нежно улыбнулся, словно одобряя сказанное Полиной. Глаза его по-прежнему смотрели цепко, жестко.
– Ну, вы и сами видите, что вам нехорошо, – заключил он и поднялся со вздохом. Галстук его пустил блик, и тот отразился в сияющем платье балерины, замершей на крышке шкатулки. – Надо ехать. Надо везти ее, Глеб Анатольевич, – обратился он уже к Глебу.
– Конечно, – сказал он.
– Тогда еще укольчик, чтобы не раздражать ее поездкой, и…
И они вышли, а Полина заплакала от бессилия.
Глава 11В которой Петр является на свидание и угадывает любимые цветы Марго; Глеб задумывается о семье и детях, а о Полине ничего неизвестно
И снова такси остановилось возле красных ворот бывшего Полининого дома, высадив гостя. В руке он держал огромным букетом лилий. От них шел пьянящий аромат ванильного безе. Темно-зеленые листья бросали тени-стрелы на подъездную дорожку.
Гость переложил букет из одной руки в другую, и показалось его лицо с точеными чертами. Глаза гостя, светлые, по радужке опоясывались синим кольцом. Оттого они казались строгими, пристальными, хотя гость явно волновался.
Он вынул из кармана брюк платок и промокнул лоб. Пиджака на нем не было, светло-серая рубашка не по этикету распахнутая у ворота, соседствовала с жилетом стального цвета.
В кармане у гостя, помимо платка, лежала коробочка, обитая изнутри белым шелком, а в ней покоилось лучшее кольцо из тех, которые ему доводилось видеть.
Классическое желтое золото свивалось в косу, украшенную россыпями драгоценных камней. Кольцо не выглядело девически-нежным. Оно выглядело царски-роскошным. Его могла бы носить Екатерина Великая… и Диана Стрелецкая. Вечная королева сердца Петра Соболя, а гостем был именно он.
Отпустив такси, он решительно двинулся к воротам и нажал на кнопку звонка. Самого звонка он, конечно, не услышал. Ответом ему была долгая томительная тишина.
На соседнем участке тоже было тихо, и через участок – тоже. В жаркий будний день коттеджный поселок словно вымер.
Самое то время для тайного свидания! Петр не сомневался, что свидание будет тайным – ведь говорила же Полина-Диана, что замужем. Или – нет? Или ее замужество такая же ложь, что и ее новое имя?
Впрочем, семейный статус Полины-Дианы его мало волновал. Если Диана настоящая, то судьба дала ему еще один шанс, и он намеревался им воспользоваться: надеть кольцо на палец любимой и увезти обратно в Москву.
Какие бы легенды и тайны ни окутывали Полину-Диану, какие бы обстоятельства ни заставили ее исчезнуть, повергнув в черное горе Марину Петровну, сегодня им придет конец.
Петр прогулялся по дорожке взад-вперед, набрал Полинин номер – номер не обслуживался.
На всякий случай Петр прошелся специально перед глазками видеокамер. Никакой реакции. На участке все так же стояла тишина, перемежаемая шелестом ветвей.
Петр вернулся к воротам и еще раз утопил кнопку звонка. Подождал немного. Ничего.
Лилии пахли так сильно, что начала кружиться голова. Он сам не выбрал бы такие цветы, но точно помнил – Диана восхищалась ими, их колдовским ароматом, который большинство считали слишком навязчивым. У нее и духи были такие: лилии в сердце…
Именно лилии должны подсказать, не шутит ли с ним эта женщина. Настоящая Диана признала бы свои любимые цветы.
Дразнящие воспоминания. Вот юная Диана взбегает по лестнице: рыжие кудряшки подпрыгивают, стучат каблучки. На ней зеленое платье с аккуратным ученическим воротничком. Когда она поворачивает голову, на шее показывается нежная ямка. У нее чудесные ключицы. Озорная улыбка. Зеленые веселые глаза.
А вот Полина-Диана. Она взбегает по лестнице, длинные локоны тщательно уложены и струятся огненными волнами. Стучат каблучки. На ней серо-розовый кардиган. Поворачивает голову, и – она все еще там, эта ямка… и у нее такие же чудесные ключицы: точеные, манящие. Но! У нее испуганная и тревожная улыбка. У нее непроницаемые темные глаза. Она это или не она?
Из юной охотницы за приключениями, девчонки с огромным талантом, тогда еще нераскрытым, должна была вырасти роскошная покорительница олимпов, а эта женщина выглядит как обеспеченная и милая домохозяйка с целой кучей семейных скелетов в шкафу.
Разве могла бы Диана стать такой?
Петр помнил последние работы Дианы. Он всегда ходил на ее выставки. Он помнил каждое ее фото. Последние работы показались ему искусственными – она снимала словно на заказ, по чужой указке, чего прежде никогда не делала. Сама она тоже начала сниматься в образах, которые никогда не стремилась примерять: в каких-то бабских платьях в цветочек, в свадебных платьях-тортах, с волосами в пучок и овечьим выражением в глазах. Эти фото на выставки не попадали: сделаны они были неумелыми руками, и Петр видел их только потому, что у Дианы была привычка завозить все свои фото матери – та по старинке собирала гигантские толстые альбомы и расписывала их вензельным почерком старой аристократки. Петр с Мариной Петровной был в хороших отношениях еще с момента своей работы в газете, где она тогда была старшим редактором. Она ушла на пенсию, а отношения остались, и Марина Петровна постоянно хвасталась новыми фото своей дочери.
Фото в свадебном платье разозлили Петра.
Это была пошлость, стократное повторение, как сама часто называла банальные фотографии меткая на слово Диана. И все же она создала эту пошлость своими руками: зачем?
Никто не мог дать ответа. Это выглядело, как закат ее карьеры, и только исчезновение позволило ей не свалиться в пропасть окончательно. Может, на то и был расчет?
Петр остановился и задумался. Огромный дом за высоким забором – глухим забором, похожим на тюремный, хоть и выкрашенный в яркий красный цвет. Это ее прибежище? Или?..
Бросив букет на нежный плюшевый газон, Петр оперся ногой на кирпичное основание забора, вытянулся как мог, уцепился одной рукой за край, потом второй, подтянулся и ловко справился с упражнением «выход на одной руке» – по старой памяти. Затрещала рубашка.
Надеюсь, собаку она не держит, мелькнуло в голове у него, когда он спрыгивал вниз, в кустарники по другую сторону забора. А еще – только бы соседи не увидели!
Оглядевшись, он понял, что зря гулял перед камерами: их провода были аккуратно перерезаны. В остальном – абсолютная и прекрасная идиллия царила перед глазами. Круглилась вдалеке альпийская горка, увитая камнеломкой и украшенная цветными мхами. Под ней кружились в потоке ручейка опавшие яблоневые лепестки. Газон, словно зеленый мех, покрывал все вокруг, обнимал дорожки, широкие и узкие, выложенные камнем и просто протоптанные. Протоптанные вели к каким-то фантастическим грядкам: кто-то очень неумелый очень старался высадить какую-то рассаду, и ломкие прутики торчали во все стороны.
За этими «грядками» стояла темная баня-изба, по другую сторону – гараж с плотно закрытыми воротами. Пройдясь к сауне, Петр попытался заглянуть в окошки – темно. За домиком он обнаружил островок прежнего сада: густо стояли яблони, вишни и кустарники крыжовника, смородины. Среди них примостилась круглая большая беседка с плетеной крышей и деревянным полом. В центре стоял столик, на нем – пусто, а под ним Петр заметил блестящую коробочку. Нагнулся и поднял: это оказалась помада, новенькая помада, запечатанная и ни разу не использованная.
Помаду Петр положил в карман. У него почему-то появилось чувство, что он снова бродит по джунглям Камбоджи, нафаршированным остатками долгой войны – спрятанными и готовыми сдетонировать противопехотными минами.
С той же осторожностью, мягко ступая и примечая все вокруг, Петр обошел огромный дом. Он не стал ломиться в двери, опасаясь сигнализации, и к окнам близко не подходил, но очень внимательно рассматривал то, что ему удавалось увидеть. И увидел – на одном из стекол мутные темные разводы. Пришлось тащить из беседки стул. Плетеный и легкий, он все-таки согласился выдержать вес взрослого мужчины, и с его высоты Петр увидел то, что соизволила открыть легкая занавеска.
Кровь на подоконнике. Замытая кровь на спинке диванчика. Разбросанные всюду коробки, похожие на футляры от украшений – Петр невольно сжал в кармане свою маленькую коробочку с кольцом.
Здесь произошло ограбление. Вот почему телефон Полины-Дианы выключен. Скорее всего, он уничтожен – разбит или выброшен в прудик. И скорее всего, Полина-Диана лежит в доме без сознания, может, избитая, а может…
Петр кинулся бежать. Он осознавал, что если оставит здесь улики, то он – первый подозреваемый, первый, на кого упадет вся тяжесть допросов, а если Полина-Диана убита – то и КПЗ, СИЗО… Он все понимал, но не мог бросить ее в доме одну.
Добежав до двери, Петр рванул ее на себя – она оказалась предсказуемо заперта.
– Диана! – закричал он. – Диана, ты там? Ты жива?
Ему показалось, что шумливые яблони залепетали слабым голосом Дианы. Он решил вернуться за стулом, чтобы обрушить его на ближайшее окно, как вдруг сзади раздался резкий автомобильный гудок. Потом еще один.