Все наконец были в сборе, и маленький круглолицый викарий начал службу. Холмс стоял рядом с Сент-Клером и рассматривал присутствующих. Туман немного рассеялся, так что для этого по крайней мере не требовалось подходить к каждому вплотную.
Эмили Трефьюсис уже опиралась на руку своего жениха и что-то шептала ему; он чуть наклонился к её уху. Чуть поодаль миссис Трефьюсис втолковывала что-то миссис Хадсон — та рассеянно кивала. Полковник Росс поддерживал полноватую рослую даму в несколько старомодном платье, по-видимому, миссис Брэкстенхолл, дама рыдала, будто хоронила любимого сына. Рядом с ней, вцепившись в сумочку, стояла девушка, худенькая, в простом чёрном платье, в шляпке с густой вуалью. Чарльз Эндерби вёл светскую беседу с Уотсоном, не выпуская из виду мисс Трефьюсис.
У самой ограды стояла закутанная в чёрное фигура — не сразу разберёшь, мужская или женская.
— Кто это там стоит? — негромко спросил Холмс.
— Где, там? — Сент-Клер оглянулся. — Понятия не имею, лица же не видно… А, это, наверное, миссис Стэплтон. Она вечно одевается, будто привидение.
— Миссис Стэплтон… — повторил Холмс. — Какая она?
— Чокнутая, — уверенно ответил Сент-Клер. — Очень красивая и очень сумасшедшая. Мне кажется, её стоит опасаться. — Подумав, он добавил: — Я думаю, она могла бы схватить тяжёлое пресс-папье и стукнуть им человека по голове. Просто так, в припадке безумия.
— Она носит очки?
— Никогда не видел её в очках. Нет, скорее всего нет.
— А кто здесь вообще носит очки?
— Кроме этого Эндерби? Мисс Трефьюсис иногда, когда читает.
— Больше никто? — уточнил Холмс.
— Я не видел. Впрочем, я не ставил своей целью изучить нравы и обычаи всех жителей Ситтафорда. А, детектив Мюррей ещё. Но он это отчаянно скрывает.
Холмс кивнул и переместился поближе к Джеймсу Пирсону.
— …и ты представляешь, — тут же услышал он свистящий шёпот миссис Трефьюсис, — вообще ничего ему не оставил кроме дурацких охотничьих трофеев! Даже Джеймс не мог в это поверить, хотя в итоге и оказался главным наследником! Битые молью оленьи головы, и больше ничего! Как можно так обойтись с близким другом, я не понимаю! А полковник Росс ничего, держится молодцом, как будто так и надо. Хороший он человек, бескорыстный. Побольше бы таких.
— Ну что ты стоишь как дура? — истерично вскричала миссис Брэкстенхолл. — Вечно позоришь меня!
— Матушка, я… — пролепетала девушка под вуалью.
— Ты, ты, несносное созданье! Ты что, не видишь, как мне дурно? Немедленно принеси мне воды! Ах, я сейчас потеряю сознание от горя! Ну же!
— Да, мамочка, — девушка метнулась куда-то в сторону, скоро вернулась со стаканом воды и подала его матери. Та, громко всхлипывая, выпила стакан залпом и едва не швырнула его в дочь.
Увидев, что Холмс смотрит на эту сцену, мисс Брэкстенхолл подошла к нему.
— Меня зовут Вайолет, — сказала она. — Вайолет Брэкстенхолл.
— Я Шерлок Холмс, мисс. Я расследую убийство капитана Тревеллиана.
— Я думала, этим занимается полиция.
— Я тоже. Откровенно говоря, я лучше полиции.
— О, в таком случае, надеюсь, сообща вы найдёте убийцу. Мистер Холмс, я хотела извиниться и попросить вас не обращать внимания на мою мать. Она… очень много пережила. Недавно моего отца убили грабители, вы представляете, она видела их, но спряталась за портьерой, и они не заметили её. Такая трагедия, и матушка стойко перенесла её, а теперь её нервы… Простите её, пожалуйста.
— Я очень сочувствую вашей матери, мисс Брэкстенхолл. И вам тоже. А что вы думаете об убийстве капитана?
Девушка смешалась.
— Откровенно говоря, я не знаю, что думать. Я плохо знала капитана, он… не очень любил женское общество. Я больше общалась с Эмили и Джеймсом, и оба они казались мне хорошими людьми. Мне трудно поверить, что Джеймс мог… Да он же мухи не обидит! Я очень рада, что обвинения наконец сняты с него, и за него рада, и за Эмили. Он ведь правда не виноват, мистер Холмс?
— Совершенно точно, мисс Брэкстенхолл.
— Но кто же тогда убил капитана?
— Не знаю. Пока не знаю.
5
Похороны уже закончились, когда Уотсона негромко окликнули. Откровенно говоря, он ждал этого: таинственный человек у ограды давно внимательно рассматривал его, Уотсон чувствовал взгляд, как будто у него в спине зудел нарыв.
Когда он услышал своё имя, то понял, кто это.
— Здравствуйте, миссис Стэплтон, — произнёс Уотсон, подходя и целуя протянутую руку. — Как поживаете?
— Снова приехали бороться со злом, да, доктор? — прошептала дама, укутанная бесформенной шалью из плотной чёрной ткани. — Не выйдет: вас опередили.
— Опередили? О чём вы?
— Пойдёмте ко мне, я расскажу вам.
Уотсон беспомощно оглянулся на Холмса.
— Ваш друг сейчас занят, доктор, он смотрит и слушает, думая, что это поможет ему понять. Он не захочет уйти от людей сейчас. Пойдёмте, я вас не укушу.
Холмс наконец поймал его вопросительный взгляд и прикрыл глаза.
— Хорошо, миссис Стэплтон.
— Бэрил. Зовите меня Бэрил, доктор. Меня так давно никто не звал по имени.
— Хорошо, Бэрил. Вы расскажете мне, что делаете здесь?
— То же что и вы, доктор.
— Если вы Бэрил, тогда я — Джон, хорошо?
— Договорились, Джон, — миссис Стэплтон рассмеялась, и Уотсон вздрогнул. Смеялась она как раньше — очень приятно, весело, как ребёнок. А вот всё остальное изменилось.
Кажется, она действительно сошла с ума. Но отчего?
Они шли недолго. Миссис Стэплтон жила в самом последнем коттедже Ситтафорда, практически напротив кладбищенских ворот.
Она отперла дверь, сняла свою дурацкую шаль, повесила её на вешалку в прихожей, будто пальто. Они с Уотсоном устроились в гостиной — большой, совершенно пустой комнате, в которой были только низенький столик и два стула.
Миссис Стэплтон подала чай.
— Вы сказали — то же, что и я? — переспросил Уотсон, когда церемонии были окончены.
— Да, Джон, — она села на один из стульев, Уотсон опустился на второй. — Я приехала, чтобы бороться со злом. Вы ведь знаете: у меня никого больше нет. Моя родня осталась в Коста-Рике, моя молодость осталась в Йоркшире[1], и даже тот, кто причинил мне больше всего боли, остался в Гримпенских болотах. Я теперь совсем одна, Джон. Но осталось зло. Оно ведь никогда не умирает, вы знали?
— Конечно. Как и добро, Бэрил.
— Возможно. Но зла на свете больше, и потому с ним надо бороться. Впрочем, кому я это говорю, — она снова рассмеялась, — вы ведь с мистером Холмсом именно этим и занимаетесь. Вам кто-то рассказал про Тревеллиана, да?
— Расскажите мне вы.
— О, он настоящее чудовище! Думаю, в аду его встретили фейерверками. Наверное, сразу поставили начальником где-нибудь. Вы знаете, это ведь он познакомил меня с Робертом.
— В Коста-Рике? Я думал, он служил в Индии.
— В Индии, Джон, именно в Индии. Вы, жители метрополии, отчего-то считаете, что только вам можно поехать сначала в одну страну, потом в другую, а больше никто так не делает. Мы с отцом были в Индии дважды… Впрочем, это неважно. Я не помню. Я уже многого не помню. Но капитан Тревеллиан — он уже тогда был капитаном — познакомил меня с Робертом. А я дружила с Хизер, которую он убил.
— Капитан Тревеллиан?
— Ну да. Вы не знали? Ха! Почти никто не знает. Даже его друг, представляете? Уже полковник, а всё ещё не знает, о, это так смешно! — миссис Стэплтон расхохоталась. — Он думает, Хизер отказала его драгоценному Джозефу. А она согласилась, Джон! Согласилась! Потому что он пообещал ей, что женится. Ну, и, конечно… Джон, вы часто обещали женщинам, что женитесь на них?
— Однажды было, — признался Уотсон.
— И как?
— Женился.
— Вы хороший человек, доктор. Что с ней теперь?
— Умерла.
— Что ж, сочувствую вам и рада за неё. Она прожила остаток жизни в любви и умерла, не зная предательства.
— Надеюсь, что всё так и было, Бэрил.
Уотсон ощущал себя странно — словно ему пришлось стать частью ритуала, смысла которого он не понимал. Эта пустая гостиная в доме напротив кладбища, где он пил чай и разговаривал с безумной женщиной, напоминала ему сцены из мистических романов вроде тех, что любила читать Мэри. Наверное, он бы не удивился, если бы сейчас дверь с ужасным скрипом отворилась, и в гостиную вошла вереница призраков в длинных белых одеждах.
Но ничего подобного не происходило. Безумная женщина рядом с ним неторопливо пила чай, пахнущий травами. Туман за окнами сгущался.
У Уотсона в чашке был чисто чёрный чай, крепкий и несладкий, как он любил.
Безумное чаепитие. Вот-вот прибежит кролик. Где же он? Действительно, опоздал.
— Это банальная история, Джон, — спокойно продолжала миссис Стэплтон, ставя чашку на столик. — Хизер забеременела. Он пообещал дать денег на аборт, но не сделал и этого. Спешно перевёлся в другой полк, подальше. У Хизер от волнения случился выкидыш, и она умерла. Истекла кровью. Я уехала домой с отцом. А потом меня нашёл Роберт… Зло ото зла, Джон. Я просто разматываю нить назад. Хотела размотать.
— Но вас опередили?
— Да. Я подсыпала ему травы, безобидные, от сердца. Он ведь принимал и сердечные лекарства, вы понимаете, да, Джон?
Уотсон понимал. Чрезмерная доза сердечных средств может убить. Один из самых страшных ядов — дигиталис, лекарство, которое назначают при заболеваниях сердца.
— Я не скажу вам, как делала это, простите. Не хочу доставлять неприятности хорошему человеку. Но мне понадобилось бы ещё месяца два, не меньше. А кто-то устал ждать.
— Вы не знаете кто?
— Я не знаю, — миссис Стэплтон отпила чай и, подавшись вперёд, к Уотсону, прошептала: — Но я догадываюсь.
— И кто же?
Она снова рассмеялась.
— Не скажу, Джон. Ни за что не скажу. Зло должно быть наказано, понимаете? Иначе оно снова возродится. Тогда, когда он убил Хизер, зло не было наказано — и Роберт женился на мне.