пи, либо е. Если сравнить первое и второе, то е, само собой, более загадочное. – Очень довольная собой, она осмотрелась по сторонам.
– А во втором случае?
– Во втором все произошло по тому же сценарию. Какое число между нулем и единицей наиболее странное? Ответ прост: определимое, но не вычислимое число омега. Верно ведь, Алан?
Эдельштайн кивнул.
Мелисса, сияя от радости, взглянула на Кейт.
– Вот видишь?
– Бред.
– По-твоему, мы что же, разговаривали с Богом?
– Не выделывайся, – раздраженно воскликнула Кейт. – Я говорю одно: оно угадало.
– Послушайте, я не намерена охать и ахать, – произнесла Рей Чен, – но точно определила, что информация поступала прямо из места столкновения. Не из детектора и не с какого-либо жесткого диска, а именно из таинственного информационного облака, из пространственно-временного разрыва.
– Рей, – произнес Хазелиус, – ты же прекрасно понимаешь, что это невозможно.
– Я говорю то, что видела. Информационное облако посылало детекторам бинарные коды. К тому же оттуда поступало больше энергии, чем должно было. Расчеты вот здесь. – Чен придвинула к Хазелиусу папку.
– Невероятно. Такого не может быть.
– Что ж, тогда в следующий раз занимайся этим сам. – Чен развела руками.
– Поэтому-то я и говорю, что надо повторить этот опыт, – заявил Хазелиус. – Но без паники, без каких-либо ограничений. Дадим Рей столько времени, сколько потребуется, чтобы она нашла настоящее местоположение проклятой «бомбы».
– Я все время был у третьего пульта и почти ничего не видел, – сказал Эдельштайн. – У кого-нибудь есть запись? Хотелось бы почитать, что выдавала эта программа.
– Какой в этом толк? – спросил Хазелиус.
Эдельштайн пожал плечами.
– Просто любопытно.
Хазелиус окинул коллег вопросительным взглядом.
– Кто-нибудь записывал «беседу»?
– У меня где-то есть, – пробормотала Чен. – Я сделала ее распечатку вместе со всеми остальными. – Она просмотрела листы в папке и вытянула один из них. Хазелиус взял его.
– Прочти вслух, – попросил Сен-Винсент. – Я тоже много чего пропустил.
– И я, – сказала Тибодо. Остальные кивнули.
Хазелиус прочистил горло и принялся отчетливо читать:
– «Доброго здоровья!
Здравствуй.
Рад поговорить с тобой.
И я рада с тобой пообщаться.
Ты кто?
За неимением иного слова я – Бог».
Хазелиус поднял глаза.
– Когда выловим сукина сына, который «забросил» в нашу систему чертову «логическую бомбу», я придушу его собственными руками.
Тибодо нервно засмеялась.
Хазелиус мгновение-другое помедлил и продолжил:
«Если ты в самом деле Бог, тогда докажи это.
Для доказательств у нас мало времени.
Я загадала число от нуля до десяти. Угадай его.
Ты загадала трансцендентное число е.
Теперь я загадала число между нулем и единицей.
Число Чейтина: омега.
Если ты Бог, тогда… Скажи, зачем существует вселенная?
Точного ответа я не знаю.
Замечательно. Бог, и не знает, в чем смысл всего!
Если б я знал это, тогда вселенной было бы незачем существовать.
Как это так?
Если бы в самом начале было известно, каков будет финал – если мы все были бы лишь составляющими некоего детерминистского ряда заданных условий, – тогда вселенной не имело бы смысла возникать.
Объяснись.
Если ты там, где хочешь быть, тогда зачем куда-либо ехать? Если знаешь ответ, незачем задавать вопрос. Вот почему будущее есть и должно быть загадкой, даже для Бога. В противном случае, существование вселенной не имело бы смысла.
Это метафизический спор, а не разговор по существу.
Если говорить по существу, тогда ни одна составляющая вселенной не может совершать расчеты быстрее, чем сама вселенная. Она «предсказывает будущее» с той скоростью, какую способна развить.
А что такое вселенная? Кто мы? Что мы здесь делаем?
Вселенная – неостановимый масштабный компьютерный процесс. И продвигается к состоянию, о котором мне неведомо. Ее конечная цель – достичь этого состояния. Оно для меня загадка. Так и должно быть, ведь если б я что-то о нем знал, тогда ничто не имело бы смысла.
Что ты имеешь в виду под «компьютерным процессом»? По-твоему, мы все – составные части компьютера?
Я имею в виду раздумья. Все, что есть во вселенной, все, что происходит – падающий лист, волна у берега, мерцание звезды, – все это просто мои раздумья.
А о чем ты раздумываешь?»
Хазелиус опустил листок.
– Всё.
– Очень странно, – пробормотал Эдельштайн.
– Напоминает глупости «нью эйдж»[20], рассчитанные на дешевый успех, – сказал Иннс. – «Все это просто мои раздумья»! Любое его заявление отдает инфантилизмом. А чего еще можно ожидать от малообразованного хакера-компьютерщика?
– Ты так думаешь? – спросил Эдельштайн.
– Разумеется.
– Но, позвольте отметить, программа прошла тест Тьюринга.
– Тест Тьюринга?
Эдельштайн взглянул на Иннса искоса.
– Наверняка ты о нем слышал.
– Прости, но я всего лишь психолог.
– Впервые об этом тесте написали именно в психологическом журнале «Майнд».
Лицо Иннса сделалось профессионально бесстрастным.
– Ты одержим идеей самоутверждения, Алан. Я бы на твоем месте всерьез задумался об этом.
– Тьюринг, – сказал Эдельштайн, – один из величайших гениев двадцатого столетия. Идея создать компьютер посетила его еще в тридцатые годы. Во время Второй мировой войны он расшифровывал германские сообщения, закодированные шифровальной машиной «Энигма». Потом выяснилось, что он гомосексуалист, и его стали жестоко унижать. Тьюринг покончил с собой – съел отравленное яблоко.
Иннс нахмурился.
– Он явно страдал серьезным психическим расстройством.
– По-твоему, гомосексуализм – это психическое расстройство?
– Нет, конечно, нет, – быстро проговорил Иннс. – Я о том, как он ушел из жизни.
– Тьюринг спас Англию от нацистов – если б не он, она проиграла бы. В знак благодарности соотечественники пустились над ним издеваться. В том положении, в котором он оказался… по-моему, его поступок вполне понятен. Что же касается того, каким образом он это сделал… Все случилось быстро, чисто и весьма символично.
Иннс покраснел.
– Может, вернемся к нашим проблемам, а, Алан? Думаю, они интересуют всех тут присутствующих гораздо больше, чем Тьюринг.
– Свой тест он создал, пытаясь найти ответ на вопрос: способна ли машина думать? – спокойно продолжал Эдельштайн. – Суть теста состояла вот в чем: человек-судья вступает в письменный разговор с двумя собеседниками, которых не видит, – машиной и человеком. Если по прошествии продолжительного периода он не может определить, кто есть кто, значит, машина считается «разумной». С помощью теста Тьюринга традиционно и безошибочно определяют искусственный интеллект, интеллект компьютерных программ.
– Твои рассказы очень любопытны, – сказал Иннс, – но какое это имеет отношение к нашим неприятностям?
– Наши сверхсовременные компьютеры до сих пор не поняли, что имеют дело с искусственным интеллектом. По-моему, то, что хакерская программа прошла тест Тьюринга, просто невероятно. К тому же с ней разговаривали не о чем-нибудь, а о Боге и смысле жизни. – Он кивнул на распечатку. – Одним словом, ничего инфантильного здесь нет. Совершенно ничего. – Скрестив руки на груди, Алан взглянул на других коллег.
– Что еще раз подтверждает мои слова: надо произвести очередной запуск, – сказал Хазелиус. – Будем разговаривать с ней до тех пор, пока Рей не установит ее точный источник.
Все молча поерзали на стульях.
– Итак? – произнес Хазелиус. – Я сделал предложение. Мы его обсудили. Давайте проголосуем: стоит устраивать запуск и ловить «бомбу» – или не стоит?
Ученые стали неуверенно кивать и издавать приглушенные одобрительные возгласы.
– Завтра тут соберутся протестующие, – напомнил Форд.
– Но тянуть далее некуда, – произнес Хазелиус. Он пытливо заглянул в глаза каждому. – Итак? Кто «за», поднимите руки.
Одна за одной поднялись руки. Форд, поколебавшись, последовал примеру остальных. По-прежнему не одобрял план Хазелиуса только Долби.
– Без тебя нам не обойтись, Кен, – негромко сказал Хазелиус. – «Изабелла» – твое детище.
Долби помолчал и выругался.
– Черт знает что такое!.. Ладно, я тоже «за».
– Единогласно, – произнес Хазелиус. – В общем, завтра в полдень начинаем запуск. К полуночи разгонимся до полной мощности. И можем хоть до утра выслеживать «бомбу». А сейчас давайте-ка отдохнем.
Форд шел к своему дому, а в его голове все звучала и звучала фраза Кейт: «Оно угадало».
Глава 29
На полпути Уайман услышал свое имя и повернул голову. К нему, пересекая лужайку, шел невысокий проворный Хазелиус.
– Наверняка события прошлой ночи произвели на тебя неизгладимое впечатление, – сказал руководитель, догнав Форда и продолжая идти вместе с ним.
– Верно.
– И что ты обо всем этом думаешь? – Хазелиус немного наклонил голову набок и бросил на собеседника косой взгляд. Уайману показалось, его рассматривают под микроскопом.
– Думаю, что зря вы не сообщили о проблемах сразу. Избежали бы всей этой нервотрепки.
– Время вспять не повернешь! Знаешь, я даже рад, что Кейт ввела тебя в курс наших безрадостных дел. Было как-то совестно тебе лгать… Надеюсь, ты понимаешь, почему мы не открыли тебе тайну сразу?
Форд кивнул.
– Я знаю: ты пообещал Кейт, что будешь держать язык за зубами. – Хазелиус многозначительно замолчал.
Форд не осмелился что-либо говорить. Он больше не был уверен, что, как когда-то, умеет блестяще врать.
– Прогуляемся? – спросил Хазелиус. – Я бы мог показать тебе развалину индейской постройки в конце долины. Она вызывает много споров. Заодно поболтали бы…