Перед его глазами вдруг возник Лоренцо, распростертый на земле, и сгустки его еще теплой крови, не желавшие впитываться в песок. Эдди моргнул. Почему эти ужасные картинки до сих пор всюду преследовали его? Издав стон, он попытался прогнать видение, завел пикап за холм, так, чтобы его не увидели с дороги, и заглушил мотор. Тот кашлянул и умолк. Поставив машину на ручной тормоз, Расс вышел и обложил колеса камнями. Потом спрятал в карман ключи, глубоко вздохнул и пошел назад к дороге. Луна светила так ярко, что не требовалось ни ламп, ни фонариков.
Никогда прежде Эдди не чувствовал себя настолько значимым. Бог призвал его на помощь, и он ответил: да. Все, что ни случалось раньше, все нескончаемые жизненные перипетии, оказывается, были лишь прелюдией. Господь испытывал его, и Эдди выдержал все испытания. История с Лоренцо поставила точку в череде проверок. Умертвив индейца на глазах пастора, Бог предупредил его о том, что грядет нечто важное. Крайне важное.
И в Пиньон несколькими часами ранее Эдди направил не иначе сам Господь. Там пастору бесплатно наполнили бак, потом один турист, спросив, как попасть в Флагстафф, отблагодарил его десятидолларовой купюрой. Потом работник автозаправки поведал ему, что, по мнению Биа, ученый с «Изабеллы» не сам ушел из жизни, а стал жертвой убийцы. Убийцы!
Где-то вдалеке взвыл койот. Ему ответил второй. Их крики казались воплями одиноких проклятых. Дойдя до группы холмов, Эдди осторожно спустился по тропе в долину Накай. Справа от него, точно горбатый демон, темнела Накай-Рок. Поселение внизу горело желтыми огнями. Старая фактория смотрела во тьму квадратами света.
Эдди, держась холмов и прячась в тенях тополей, бесшумно двинулся к фактории. Что он ищет и как это узнает, он еще не знал, но не сомневался в единственном: настанет час, и Господь пошлет ему знак и укажет верный путь.
Ночной воздух наполняли звуки фортепиано. Расс спустился вниз, пересек рощицу, бегом пробежал по траве и прижался к стене фактории. Сквозь старые балки и штукатурку до него донесся приглушенный разговор. Эдди с предельной осторожностью подкрался к окну и заглянул внутрь. Некоторые из ученых сидели за столом, пили кофе и разговаривали на повышенных тонах, будто споря. Хазелиус играл на фортепиано.
Увидев человека, который, по-видимому, был антихристом, Эдди почувствовал приступ страха и гнева. Затаившись под окном, он стал вслушиваться в беседу, но Хазелиус играл так громко, что Эдди не мог уловить почти ничего. Вдруг сквозь оконные стекла, фортепианную мелодию и осенний воздух до него донеслось единственное слово: Бог.
Его же мгновение-другое спустя произнес и кто-то другой.
Бог.
Хлопнула решетчатая дверь. Эдди расслышал удаляющиеся за угол два голоса: один высокий и напряженный, второй негромкий, настороженный. С бешено бьющимся сердцем пастор подполз ближе и затаил дыхание.
– …Хотел задать тебе одни вопрос с глазу на глаз, Тони… – Человек заговорил тише, и Эдди не расслышал окончания фразы, но подкрадываться еще ближе не осмелился.
– Не-ученые здесь только ты и я…
Говорящие вошли в тень деревьев, и их беседа стала совсем неясной. Эдди видел две темные фигуры на тропе и выжидал время. Потом, собравшись с духом, пронесся через открытое пространство, нырнул в рощу и вдавился в шишковатый ствол дерева.
Его лицо обдало ветерком. Должно быть, это Святой Дух, решил он, доносит до меня куски беседы.
– …О возбуждении уголовных дел, но ведь я даже не прикасаюсь к «Изабелле».
– Не дурачь самого себя, – ответил более низкий голос. – Я уже сказал, ты понесешь такую же ответственность, как и все остальные.
– Я всего лишь психолог.
– Но правду скрывал вместе со всеми…
Скрывал правду? Эдди тихо перебежал к другому дереву.
– …Как так вышло, что мы по уши погрязли в этой путанице? – спросил более высокий голос.
Что ответил низкий, Эдди не услышал.
– Но ведь это немыслимо: чертов компьютер заявляет, будто он Бог! Как в фантастической книге, честное слово!
Ответ снова прозвучал слишком тихо. Расс так старательно напрягал слух, что почти не дышал. Беседовавшие приближались к домам, в которых горел свет. Эдди следовал за ними, как паук, а ветер доносил до него лишь обрывки фраз.
– …Бог в проклятой машине… Волконский съехал в овраг… – произнес высокий голос.
– …Разглагольствовать – только терять время… – ворчливо ответил низкий.
Разговор продолжился еще тише. Оттого, что Эдди ничего не слышал, ему казалось, он вот-вот сойдет с ума. Психолог и его собеседник остановились под фонарем в конце подъездной дороги. Эдди набрался смелости и подбежал ближе. Более высокий из разговаривавших выглядел раздраженным и как будто хотел избавиться от второго. Теперь их голоса звучали отчетливее.
– …Выдает такие вещи, которые в уста Бога никто никогда не вкладывал. Все это – чистой воды бредни «нью эйдж». «Все, что есть во вселенной, все, что происходит, – это просто мои раздумья». Где это слыхано? Странно, что на эту дешевую удочку попался Эдельштайн… Впрочем, он же математик. Ему положено быть со странностями. Нормальные люди не держат в доме гремучих змей… – Человек с высоким голосом говорил все громче, будто боялся, что собеседник вот-вот махнет на него рукой и уйдет.
Тот повернулся так, что Эдди увидел его лицо и узнал в нем охранника. Последний тихо сказал что-то вроде «пройдусь, проверю окрестности, и на боковую». Они пожали друг другу руки. Психолог направился к своему дому, а охранник внимательно посмотрел в одну сторону, потом в другую, где высились тополя, по-видимому, решая, откуда начинать проверку.
Пожалуйста, Господи, пожалуйста! Сердце Эдди билось так неистово, что в висках оглушительно пульсировала кровь. На его счастье, охранник двинулся в противоположную сторону. Расс же, ступая предельно осторожно, чтобы под ногами не хрустели ветки, устремился через рощу к темной тропе, ведущей прочь из долины.
Издать ребячески-победный вопль он позволил себе, лишь когда ехал назад по Дагуэй. Ему удалось раздобыть именно то, что требовалось Спейтсу. В Вирджинии была уже ночь, однако Эдди намеревался разбудить преподобного и немедленно сообщить ему все, о чем он узнал. По такому случаю тот будет только рад прервать сон. Да, будет даже рад.
Глава 37
В пятницу утром Нельсон Бегей стоял, подпирая косяк, у входа в здание правления и наблюдал за наездниками, которые явились самыми первыми. Пыль, поднятая копытами, кружила тут и там золотистыми облаками. Всадники, позвякивая шпорами и похрустывая старой выделанной кожей, разгружали и переседлывали лошадей. Конь Бегея, Холод, полностью готовый к поездке на гору, стоял в тени единственного в округе живого кедра и жевал траву. В том, что засохли почти все хвойные деревья, Бегей с удовольствием обвинил бы Bilagaana, однако не мог поспорить с телевизионщиками, заявлявшими в выпусках новостей, что их погубила засуха да жуки-короеды.
К Бегею подошла предводительница Мария Атситти.
– Неплохо, – заметила она, окидывая взглядом собравшихся.
– Даже лучше, чем я думал. Поедешь с нами?
Атситти засмеялась.
– Вы готовы пустить в ход любой трюк, лишь бы увести меня с рабочего места.
– Где твоя лошадь?
– Ты, что, с ума сошел? Я поеду на машине.
Бегей снова взглянул на демонстрантов. Их лошади в основном были неказистые, неподкованные и тощие, и лишь три – две кобылы с ранчо и арабский скакун – радовали глаз. Сцена напомнила Бегею дом дяди Сильверса, который научил племянника проводить Благословение пути и вместе с тем был безумным наездником. Он принимал участие в родео в Санта-Фе и Амарилло до тех пор, пока не повредил спину. А потом держал у себя массу лошадей, на которых катались дети. В ту пору Бегей и научился уверенно сидеть в седле, тогда же познал и массу других всаднических хитростей…
Он покачал головой. Казалось, с тех времен минула целая вечность. Дяди Сильверса давно не было в живых, старые традиции отмирали, а нынешние дети не могли ни ездить верхом, ни говорить на родном языке. Поэтому-то дядя Сильверс и передал искусство проводить Благословение пути именно Бегею – он, как никто, знал навахо.
Сегодняшняя поездка должна была стать не только выступлением против проекта «Изабелла». Она обещала приблизить людей к той жизни, которую они так быстро утрачивали, вернуть их к своим традициям, языку, земле, доказать им, что судьба каждого в его собственных руках.
Перед зданием правления остановился древний пикап с прикрепленным к нему непомерно большим фургоном для скота. Из кабины с гиканьем выпрыгнул высокий тощий парень в рубашке с отрезанными рукавами. Вскинув костлявую руку и еще раз радостно вскрикнув, он пошел выводить лошадь.
– И Уилли Беченти тут, – произнесла Атситти.
– Без него никуда.
Уже оседланный жеребец Уилли вышел в пыль. Беченти привязал его к кронштейну крепления.
– Он готов ринуться в бой, – сказала Атситти.
– Вижу.
– Тебя это не пугает?
Бегей на мгновение-другое задумался. Уилли был заводным, но добрым и, когда не пил, чертовски выносливым. Пьянствовать во время демонстрации строго запрещалось – Бегей собирался незамедлительно ввести это правило.
– Если хочет поехать, пусть едет.
– Не дай Бог, натворит дел, – пробормотала Мария.
– Не натворит. Вчера я разговаривал с парочкой ученых. Никто не собирается поднимать шум.
– С кем из них ты беседовал? – поинтересовалась Атситти.
– С тем, что называет себя антропологом, Фордом, и женщиной по фамилии Мерсер, заместительницей руководителя.
Атситти кивнула.
– Я с ними тоже разговаривала.
Проходящая мимо жительница Блю-Гэп спросила:
– А вы уверены, что стоит затевать эту демонстрацию всадников?
– Когда устроим, тогда и поймем, стоит или не стоит. Верно?
Глава 38
Кен Долби взглянул на часы. Шесть вечера. Он вновь повернулся к экрану и проверил температуру неисправного магнита. Она оставалась почти прежней и была вполне допустимой. «Изабелла» работала должным образом. Мощность подняли до восьмидесяти процентов.