Воображение, чего и следовало ожидать, перенесло его в те дни, когда они были вместе, и, как нередко случается, сосредоточилось на минутах былой близости. Форд поспешно запихнул воспоминания обратно – в тот уголок памяти, где они хранились все эти годы. «Не с этого, – строго сказал он себе, – следует начинать расследование».
Обойдя спортивную площадку, он приблизился ко входу в бывшую факторию, мгновение помедлил и вошел внутрь. Из комнаты отдыха, располагавшейся справа, лился яркий свет и звучала музыка. Ученые играли в карты и в шахматы, кто-то сидел с книгой в руке, кто-то – перед ноутбуком. Выглядели все расслабленными и довольными.
Хазелиус играл на пианино. В последний раз пробежав по клавишам своими маленькими руками, он вскочил с табурета.
– Уайман! Привет, привет! Ужин готов. – Он пошел к Форду. Они встретились посередине зала, Хазелиус взял Форда за руку и повел его в столовую. Остальные последовали за ними.
В столовой тотчас привлекал к себе внимание большой деревянный стол, уставленный свечами, серебряной посудой и букетами полевых цветов. В каменном камине горел огонь. Стены украшали ковры навахо. «Сотканы в стиле Накай-Рок», – тотчас определил Форд, взглянув на геометрические узоры. На столе стояло несколько откупоренных бутылок вина, из кухни тянуло жареным мясом.
Хазелиус взял на себя роль радушного хозяина и принялся рассаживать коллег, смеясь и отпуская шуточки. Форда он подтолкнул к месту посередине, рядом с худенькой блондинкой.
– Мелисса? Познакомься с Уайманом Фордом, антропологом. Это Мелисса Коркоран, наш специалист по космологии.
Форд и Коркоран обменялись рукопожатиями. По плечам Мелиссы рассыпались волны густых волос, на вздернутом носу темнела россыпь веснушек. Коркоран была в рубашке, джинсах и расшитом бусинами индейском жилете – простом, но очень стильном. Она с любопытством взглянула на соседа сине-зелеными, как море, глазами, воспаленными от переутомления.
Место с другой стороны было свободно.
– Пока ты не заболтала Уаймана, – сказал Хазелиус, обращаясь к Коркоран, – позволь я представлю ему остальных, с кем он еще не знаком.
– Да, конечно.
– Жюли Тибодо, специалист по квантовой электродинамике, – произнес Хазелиус.
Женщина, что сидела напротив Форда, обронила небрежное «здравствуй» и продолжила ворчливый монолог, глядя на светловолосого соседа, похожего на гнома. Выглядела Тибодо как типичная женщина-ученый: была неказиста, с короткими неухоженными волосами и в поношенном лабораторном халате. Невзрачную картину дополнял набор ручек в прозрачном клеенчатом кармашке. Форд прочел в досье, что она страдает недугом, называемым «пограничное личностное расстройство». Ему было любопытно узнать, как эта болезнь проявляется.
– А собеседник Жюли – Харлан Сен-Винсент, наш инженер-электрик. Когда «Изабелла» работает на полную мощность, сюда, благодаря Харлану, поступает девятьсот мегаватт электричества. Сущий Ниагарский водопад!
Сен-Винсент поднялся с места, нагнулся над столом и протянул Форду руку:
– Рад познакомиться, Уайман.
Тибодо продолжила говорить о некоем явлении – так называемом конденсате Бозе-Эйнштейна.
– Вон тот господин в конце стола – Майкл Чеккини, специалист по физике элементарных частиц.
Со стула поднялся и протянул руку невысокий мрачный человек. Форд пожал ее, с любопытством и удивлением глядя в тусклые темно-серые глаза Чеккини. Казалось, ничего живого в нем не осталось, и вялое рукопожатие лишь усиливало это впечатление. Однако Чеккини уделял немало внимания своей наружности, будто в знак протеста собственному равнодушию ко всему прочему. Его рубашка была ослепительно белой, на брюках красовались идеально выглаженные стрелки, блестящие волосы лежали безукоризненно, а пробор, казалось, ровняли с помощью линейки. Даже руки он, судя по их виду, холил и лелеял. Светлые и нежные, они напоминали тщательно замешенное тесто, а ногти были обработаны пилкой и отполированы, как у модели. От Чеккини пахло изысканным лосьоном после бритья. Однако внешний лоск не затмевал безысходности, которой он был пропитан.
Хазелиус представил Форду всех и скрылся на кухне. Ученые пустились что-то обсуждать, каждый со своим соседом.
Кейт так и не появлялась. Форд уже начинал гадать, не произошло ли странное недоразумение.
– По-моему, мне еще ни разу в жизни не доводилось общаться с антропологом, – заговорила с ним Мелисса Коркоран.
– А мне – со специалистом по космологии, – ответил он.
– Ты и представить себе не можешь, сколько людей полагают, будто моя работа – приводить в должный вид ногти и волосы. – Она улыбнулась. Как показалось Форду – с кокетством. – Чем конкретно тебе предстоит тут заниматься?
– Надо познакомиться с местными жителями и объяснить им, что происходит.
– А сам-то ты понимаешь, что здесь происходит? – Коркоран определенно с ним заигрывала.
– Пока не совсем. Поможешь мне в этом разобраться?
Она улыбнулась в ответ, немного наклонилась вперед и взяла бутылку.
– Вина?
– Спасибо.
Коркоран стала рассматривать наклейку.
– «Вилла ди Капеццана, Карминьяно, 2000 год». Понятия не имею, что это значит, но вино вкусное. Джордж Иннс – великий ценитель вин. Джордж, расскажи нам, пожалуйста, об этом.
Иннс, сидевший на другом конце стола, прервал разговор. Его лицо озарила довольная улыбка. Он приподнял бокал.
– Мне повезло, что удалось раздобыть этот ящик. Сегодня вечером хотелось побаловать себя и всех остальных чем-нибудь особенным. «Капеццана» – одно из моих любимых вин. Его производят в горах, в старом имении, расположенном чуть западнее Флоренции. У этого вина исключительный цвет и глубокий аромат красной и черной смородины с оттенком вишни.
Коркоран с деланной улыбкой повернулась к Форду:
– Джордж – винный сноб, порой даже пугает. – Она чуть ли не до краев наполнила бокал Форда, долила вина в свой и подняла его. – Ред-Меса рада тебя приветствовать. Ужасное место.
– Это еще почему?
– Я приехала сюда с кошкой – не могла с ней надолго разлучаться, а через два дня услышала дикий вой и увидела, как мою кошку уносит в зубах койот.
– Кошмар.
– Ты на них еще насмотришься. Шелудивые хитрозадые твари. Кроме них тут водятся тарантулы, скорпионы, медведи, рыси, дикобразы, скунсы, гремучие змеи и пауки «черные вдовы». – Казалось, Коркоран перечисляет названия грозных тварей не без удовольствия. – Ненавижу здешние места! – со смаком заключила она.
Форд улыбнулся, надеясь, что его улыбка покажется растерянной, и задал глупейший вопрос. Впрочем, лучше предстать перед этими людьми недалеким.
– А для чего, собственно, создана эта «Изабелла»? Я не очень понимаю. Мое дело – антропология.
– Теоретически тут все проще простого. «Изабелла» сталкивает друг с другом элементарные частицы, движущиеся почти со скоростью света. Так воссоздаются состояния материи, в которых она пребывала сразу после Большого Взрыва. Это что-то вроде гонки на уничтожение. Два отдельных пучка мчат навстречу друг другу в огромной цилиндрической трубе. Длина ее окружности – сорок семь миль. Пучки частиц бегут быстрее и быстрее и в итоге развивают скорость девяносто девять целых и девяносто девять сотых процента от скорости света. Самое веселье начинается в то мгновение, когда мы сталкиваем их «лоб в лоб». Это и есть имитация Большого Взрыва.
– А какие частицы вы сталкиваете?
– Материю и антиматерию – протоны и антипротоны. Когда они встречаются – бабах! Е равно mc2. В этот момент возникает масса разнообразных частиц. Их определяют детекторы, благодаря которым можно вычислить, что собой представляет каждая частица и каким образом она появилась.
– А откуда вы берете антиматерию?
– Заказываем ее в Вашингтоне и получаем по почте.
Форд улыбнулся:
– А я думал, у них есть только черные дыры.
– Если серьезно, мы создаем антиматерию прямо здесь – при помощи золотой пластинки и альфа-частиц. Антипротоны собираем во вспомогательном кольце, потом запускаем их в главное.
– Зачем же здесь нужен специалист по космологии?
– Я изучаю все темное! – Коркоран с мрачным видом подняла глаза к потолку. – Темную материю и темную энергию. – Она сделала еще глоток вина.
– Звучит устрашающе.
Она засмеялась, беззастенчиво рассматривая собеседника. Форд задумался: «Сколько ей лет? Тридцать три? Тридцать четыре?»
– Лет тридцать назад астрономы начали сознавать, что большая часть материи во Вселенной – это не то, что можно увидеть и пощупать. Ей дали название «темная материя». Похоже, темная материя окружает нас повсюду. Она невидима, проходит сквозь человека незаметно, как «теневая» вселенная. Галактики расположены посреди огромных морей темной материи. Что это такое, зачем оно и откуда взялось – неизвестно. Поскольку темная материя, должно быть, возникла вместе с обычной материей во время Большого Взрыва, я надеюсь благодаря «Изабелле» выяснить что-нибудь конкретное.
– А темная энергия? Что она собой представляет?
– О! Это вещь прекрасная и страшная. В девяносто девятом году космологи обнаружили, что некое неизвестное энергетическое поле заставляет Вселенную увеличиваться, быстрее и быстрее, раздувает ее, как гигантский воздушный шар. Они назвали это темной энергией. Никто не имеет ни малейшего представления о том, что она такое и откуда появилась. Ясно одно: темная энергия – средоточие зла.
Волконский, что сидел по другую сторону стола, насмешливо фыркнул:
– Средоточие зла? Вселенная бесчувственный. Ей плевать до всех нас.
– Настанет день, и темная энергия все уничтожит, – продолжала Коркоран. – Произойдет так называемый Большой Разрыв.
– Большой Разрыв? – До этой минуты Форд лишь притворялся незнающим, а о Большом Разрыве в самом деле ничего не слышал.
– Это новая теория об участи мироздания. Очень скоро Вселенная разрастется настолько, что распадутся скопления галактик, потом разрушится все – планеты, люди. Даже атомы. Все исчезнет.