Донской не спеша вернулся на прежнее место, принимая сидячее положение. Прежде, чем рассвело достаточно, чтобы видеть лица, Анину показалось, что Донской ненадолго заснул. Но сам Анин больше не спал.
Утро началось с неприятного инцидента.
Анин сидел и наблюдал, как размазанные предметы принимают очертания. В некоторой степени в эти минуты богомол, если и существовал, то стал чем-то незначительным и далеким. Подспудно Анин уже понял: пока не придет полноценный день, насекомое будет ждать. Парень смотрел в окно, на деревья в лесу, на забор, казавшийся нарочно устроенной кем-то преградой на пути к свободе.
Свет крепчал. До восхода солнца оставалось совсем немного.
Анин чувствовал голод. Вчера вечером он был не так силен, но сейчас, после бессонной ночи, заявил о себе в полный голос. Впрочем, голод становился несущественным, стоило призадуматься о том, что им несет новый день. Чем светлее за окном, тем более четкой становилась у Анина мысль. Как парень не стремился убедить себя, что отец забьет тревогу уже сегодня, он вынужден был признать — им предстоит провести в этом доме минимум еще одну ночь. Если, конечно, они выживут после очередных попыток богомола добраться до них.
От этой мысли мутило больше, чем от голода.
Впереди — долгий-долгий день постоянного напряжения, без еды, без воды, без возможности хоть как-то отвлечься, без всякой надежды, что именно сегодня к ним придут на помощь, после чего наступит ночь, вторая по счету и более жестокая, ведь они будут измождены гораздо сильнее, чем сейчас.
Их ждал сущий кошмар.
В какой-то момент Сергей Анин испытал непреодолимое желание дать волю слезам. Глаза набухли, пришлось приложить усилие, чтобы не разреветься.
Все еще впереди, стучала издевательская мысль. Очень скоро ты перестанешь сдерживаться, некие абстрактные правила приличия уйдут в тень, как и все твои принципы, утверждающие, что ты — личность. Они растают, превратятся в то, чем являются — в ничто.
Анину захотелось подсесть к кому-нибудь, даже к Донскому, выговориться, обнажить то, что у него внутри. Пусть его похлопают по плечу, успокоят, просто скажут Что-нибудь приятное, убедят, что испытывают нечто похожее, убедят, что не он один в подобном мраке, пусть и пронизанном лучами восходящего солнца, что не только у него крепнет ощущение, будто в голове вот-вот что-то лопнет, последняя преграда на пути безумия.
Анин, конечно, не сделал этого. Ни к кому не подсел, даже не привстал и не заговорил ни с кем. Он лишь сжал зубы, словно испытывал сильнейшую боль, пытаясь не думать, когда же эта боль пройдет сама собой.
Кроме Анжелы Маверик никто не спал, каждый сидел на своем месте и не смотрел на других. Мельком взглянув на них, Анин пришел к шокирующему выводу. Маверик в сравнении с ними можно было считать счастливой. Потому что она спала.
Буквально минут через десять Анин получил доказательства того что, ошибся.
Девушка, свернувшаяся калачиком в углу между передней комнатой и шкафом, закупорившим кухню, дернулась и закричала.
Мощный, во всю силу легких, истошный крик.
Трое парней и молодая женщина вскочили на ноги. Сурта направил ружье в окно. Анин сначала задержал взгляд на видимой части двора, затем, посмотрев на Маверик, все понял.
Девушка стала жертвой кошмара. Она приняла сидячее положение. Крик оборвался, как только она полностью проснулась. Анжела затравленно осмотрелась, увидела лица своих одногруппников, и едва не заплакала то ли от облегчения, то ли от возвращения в прежнюю реальность.
— Твою мать… — процедил Сурта. — Так мы только внимание к себе привлечем.
В течение следующей минуты они следили за окнами и прислушивались, не даст ли о себе знать богомол. Как он отреагирует на шум в доме?
Однако признаков насекомого не было.
Сергей Анин посмотрел на девушку, на побледневшее, влажное лицо и спросил:
— Привиделось что?
Маверик кивнула, облизнув губы.
— Да, — она слегка поморщилась.
Ее вопль как будто еще стоял у них в ушах. Некое равновесие, возникшее благодаря уходу темноты, оказалось нарушено.
Анжела Маверик ерзала, сидя на полу, и Донской, не глядя на нее, заявил:
— Ну что, друзья-приятели? Я знаю, чего нам всем хочется. Давайте решать наши проблемы, пока тихо. Кустики далеко, придется идти в нишу. Давайте сходим каждый по разу.
Донской направился туда первым, за ним — Олег Сурта.
Анин закрыл глаза и незаметно, как бы обхватив голову руками, приложил руки к ушам, когда пришел черед девушек.
Начинался новый день.
Солнце взошло уже несколько часов назад.
Единственный плюс прошедшей ночи — прохлада — сходил на нет. Чем дальше, тем наглее отвоевывала духота свои вчерашние права.
Богомол по-прежнему, спустя столько времени после рассвета, не давал о себе знать. Молодые люди прислушивались к тишине вокруг дома, к робкому пению какой-то одинокой птицы в лесу и ждали. Рано или поздно что-то ведь должно произойти.
Анжела Маверик, которую молчание давило, как нечто материальное, прошептала:
— Послушайте, вы не думаете, что этой мерзости нет возле дома? Она просто взяла и упорхнула отсюда и теперь далеко?
Идея притягательная, подумал Анин.
Маверик, словно ободренная отсутствием быстрых категорических возражений, добавила:
— Чего этой твари ждать? Мы ведь можем сидеть здесь очень долго.
Донской ухмыльнулся и покачал головой.
— Богомол тоже может сидеть в кустах за домом очень долго. Может дольше, чем ты думаешь.
Его поддержала Ольга Сурта, ее голос переполняло сожаление:
— Время не на нашей стороне, Анжела. Подумай, ведь это животное, а не человек, и ему не так тяжело переносить неудобства и лишения.
Маверик не желала спустить эту тему, то ли по инерции, то ли она была ее последней надеждой на то, что все закончится хорошо.
— Хорошо, пусть так. Но вы не подумали, что может быть и по другому? Что, если все-таки богомола НЕТ, а мы вот так и будем сидеть и мучиться здесь? Мы же не уверены, что он где-то рядом. Надо бы точно знать.
Донской без тени улыбки предложил:
— Ну, так выйди и проверь.
Ольга Сурта недовольно посмотрела на него и обратилась к Маверик:
— Брось пустое, Анжела. Не тешься ложной надеждой, — и очень тихо добавила. — Он здесь, ты сама это знаешь.
Анжела Маверик замолчала. Через минуту они услышали, как девушка тихо плачет.
Время шло. Близился полдень.
Они сидели на полу каждый на прежнем месте. Теперь у них периоды полной неподвижности чередовались с бесконечным ерзаньем. Сергей Анин, к своему неудовольствию, не отставал от них. Он никогда бы не подумал, что сидеть на одном месте, пусть даже и на жестком, АДСКАЯ повинность. Это было чертовски тяжело!
В то же время не было никакого желания стоять. Анин был уверен, он еще больше израсходует сил, которых и так было немного. Во всем теле — ломота, словно он ушибся сразу в нескольких местах, ноги ослабли и затекли — все это не так остро ощущалось в сидячем положении.
На некоторое время задремали обе девушки. Анин плавал на поверхности забытья, но понимал, полностью погрузиться в дрему он не сможет.
В какой-то момент его привлекла нервозность Олега Сурты. Мельком взглянув на него, Анин заметил, что лоб у Сурты покрыт испариной, и он в основном смотрит в потолок, а не следит за окнами.
Проснулась, вернее, очнулась его жена, и она долго, с тревогой смотрела на него, изредка обводя взглядом остальных.
Наконец, Сурта задержал взгляд на Донском и сглотнул, поморщившись.
— Ты говорил, на веранде было ведро с водой? — спросил он шепотом.
Донской кивнул.
— Говорил. Вчера — было.
Сурта замялся, прежде чем сказал:
— Надо бы… его как-то достать.
Донской медленно повернул голову и встретился с Суртой взглядом. Донской тоже хотел пить, как и Сурта. Как и все остальные. Даже больше, чем есть или что-то еще. Гораздо больше. Однако, он не собирался говорить об этом вслух или даже подать вид.
— Ты пойдешь? — спросил Донской, очень внятно, хотя и тихо.
В его глазах Сурта увидел… ликование? Сурта не был уверен, что это так. Ему как-то не пришло в голову, что Донской давно думал об этом, возможно, каждый из них думал, если не давно, то последний час-два точно, но первым заговорил он, Сурта.
— Я… — Сурта запнулся.
Донской не отводил взгляд.
На помощь мужу пришла Ольга:
— Артем, ты же не скажешь, что не хочешь пить?
Донской никак не отреагировал.
— Это нужно нам всем, — сказала она. — Значит, мы все должны в этом участвовать.
Анжела Маверик быстро вставила:
— Я тоже хочу пить.
Донской мельком глянул на нее и наконец перевел взгляд на Ольгу.
— Дело в том, Оленька, — глаза его сузились, — хотя нам ВСЕМ это надо, конкретно пройти вглубь веранды и взять ведро должен КТО-ТО ОДИН!
Сурта нахмурилась, она хотела возразить, но Донской опередил ее:
— Это надо делать быстро, дорогая. Если же за ведром кинутся сразу двое или трое… — он пожал плечами. — Сама понимаешь, что получится.
Подал голос Анин:
— Воду все равно надо принести в дом.
Ольга Сурта, раскрасневшаяся, поднялась с пола и сказала:
— Может и так. Взять должен один, на другие должны поддержать его, следить за двором.
Анин предложил:
— Выйти лучше вдвоем. Один рванет за ведром, другой — держит под прицелом вход на веранду. А третий может встать здесь, — он указал на окно, откуда был виден дверной проем веранды.
Ольга Сурта, буквально вцепившаяся в Донского взглядом, сказала:
— Если ты думаешь, раз ребята вооружены и выйти нужно тебе, а ты не хочешь, или тебя это бесит, пожалуйста — могу выйти Я!
Донской вдруг вспыхнул:
— Заткнись!
Ольга Сурта повысила голос:
— Я выйду!
Олег встал и обнял жену.
— Не кричи, Оля. И никуда ты не выйдешь.