Энергия вспыхнула, у Сэйида в глазах заплясали пятна, и вой мужчины прекратился. Когда зрение прояснилось, Сэйид увидел, что пожиратель отбросил усохшее, безжизненное тело в грязь и повернулся к женщинам.
Внутри его живота, пойманное в клетку его рёбер, корчилось крошечное, обнажённое подобие мужчины. Пожиратель носил в своём чреве ужас. Глаза и рот человечка были широко распахнуты от боли и страха.
Сэйид знал, что произошло: пожиратель поймал душу мужчины и воспользуется ею, как топливом для собственной нечистой силы.
Увидев это, женщины всё–таки не выдержали. Они закричали и побежали прочь. Старшая подскользнулась и упала в грязь, младшая повернулась помочь ей. Пожиратель завыл. Зелёная энергия вспыхнула вокруг человеческого образа в его животе, перетекла в когти, а оттуда выстрелила в женщин и их собаку. Выстрел зацепил сразу всех троих, и крики и лай прекратились, как будто отрезало. Женщины рухнули на мокрую землю без чувств.
Крошечное тельце внутри пожирателя видело всё происходящее. Оно раскрыло рот в отчаянном вопле. Пожиратель провёл языком по губам и клыкам, содрогаясь, будто в экстазе.
Выживший пёс завизжал, описывая круги от беспокойства.
Сэйид смотрел на крошечную фигурку пойманной души, задумавшись, погибнет ли он сам, если так поймают его душу. Так много времени прошло с тех пор, как он отдыхал. Он задумался, сможет ли наконец найти покой в чреве чудовища. На что это похоже, когда твою душу медленно…
— Что ты делаешь? — воскликнул Зиад. — Мне нужен кто–нибудь живой!
Зиад встал и прошёл мимо Сэйида, доставая свой меч. Он произнёс слова силы, голос был глубоким и надломленным, и указал клинком на пожирателя. Вьющаяся спираль дымящихся, тёмно–красных огней сорвалась со стали и ударила пожирателя в грудь.
Тварь покачнулась, наклонилась, плоть потемнела и задымилась. Пожиратель упёрся в землю когтистой лапой. Зелёные глаза обшарили холм, уставились на Зиада и Сэйида и вспыхнули нечистым светом. Оно припало на корточки, выпустило когти и завопило.
В ответ зашипели коты.
Выживший пёс зарычал и залаял, но к пожирателю не приближался. Пойманная душа корчилась, зелёные вены перекачивали энергию от неё к пожирателю.
Чёрный вихрь потёк с тела чудовища. У него в животе вспыхнул зелёный свет, и пойманный там крошечный образ человека скрючился, уменьшаясь по мере того, как пожиратель поглощал его силу. Пока человечек усыхал, заживали ожоги, которые нанёс Зиад пожирателю.
Приступ кашля охватил Зиада, и он согнулся пополам, подскользнулся в грязи, и упал на четвереньки в траву. Под одеждой его тело корчилось, становилось выше, тоньше. Сэйид начал помогать ему подняться — чувствуя, как смещаются кости в теле брата — но Зиад оттолкнул его.
— Иди! — сказал он и закашлялся. — Это всё, что я могу сейчас сделать.
Сэйид встал, достал свой меч и приготовил щит.
Зиад протянул руку и схватил его за запястье. Ладонь брата была горячей, как от лихорадки, хотя он по–прежнему закрывал лицо капюшоном.
— Это существо не даст тебе умиротворения, Сэйид. Твоя душа и твой разум будут жить в его теле, постоянно регенерируя, вечно удовлетворяя его аппетит. Ты будешь страдать вечно.
Новый кашель, затем:
— Владыка Восьмого крыга пообещал мне лекарство. Пообещал лекарство нам. Только благодаря ему мы положим этому конец. Он уже одарил меня адским пламенем. Ты видел, Сэйид. Ты видел.
Пожиратель опять завопил и зашагал по траве в их сторону, наступая на трупы тех, кого убил, втаптывая их глубже в грязь.
— Видел, — согласился Сэйид. Он не доверял Зиаду — он ненавидел Зиада — но какой у него был выбор?
Пожиратель побежал вприпрыжку.
Сэйид не стал его ждать. Он взревел и бросился вниз по склону, лязгая доспехами, чтобы встретить натиск чудовища. Угар битвы наполнил его — единственное, что он мог ясно чувствовать в своём теперешнем облике.
Они сошлись через пять шагов. Пожиратель рубанул одним из своих крупных когтей, но Сэйид, не останавливаясь, отразил удар щитом и врезался в крупную тушу пожирателя, вонзая клинок в его брюхо, сквозь пленённую там душу вверх, к горлу. Зачарованный клинок радостно задрожал в его руке, почувствовав чужую плоть, расширяя рану, делая её болезненной.
Пожиратель и душа оба завыли от боли. Вокруг них струилась зловредная энергия, чёным туман, который вцепился в немногие оставшиеся клочки души Сэйида. Вонь чудовища, похожая на запах склепа, наполнила ноздри Сэйида. Пожиратель отбросил его прочь, едва не вынудив подскользнуться на влажной земле, и продолжил наступать, ударяя когтями. Сэйид отбил удар щитом, присел под второй, но чудовище атаковало, не обращая внимания на его клинок.
Сэйид рубанул тварь по рукам, по ноге, но пожиратель схватил его лицо своей огромной когтистой лапой и сжал, когти пронзили Сэйиду щёки, возились в дёсна, оцарапали зубы. В горло хлынула кровь. Он не чувствовал боли, но его едва не вывернуло наизнанку от вкуса мерзких пальцев чудовища у себя во рту.
Пожиратель со сверхъестественной силой поднял Сэйида за голову и отбросил его на пять шагов. Сэйид с лязгом ударился о землю, по инерции перекатился и снова вскочил на ноги. Раны на его лице уже начали затягиваться. Он сплюнул, пытаясь избавиться от крови во рту и привкуса пальцев пожирателя.
Чудовище наклонило голову и облизало длинным языком клыки, возможно, удивляясь тому, что Сэйид не остался лежать.
Меч Сэйида дрожал в его руках, жаждал больше крови. Сэйид, желая накормить его, полный запала битвы, зарычал и снова бросился на врага. Он блокировал щитом удар сверху и ударил тварь в колено. Его клинок пронзил кожу и разрубил кость, отсёк ногу.
Падая, пожиратель хлестнул второй лапой, попав Сэйиду в плечо, пробив кольчугу и тело. Сила удара развернула его. Поток чёрной энергии пожирателя окутал его, остудил тело и снова вцепился в его душу.
Его ярость оказалась горячее, и он отразил тёмную магию. Он повернулся и вонзил меч вниз, в грудь упавшего чудовища. Он выпустил меч, оставиляя тварь пришпиленной к земле. Пожиратель вцепился когтями в его ноги и живот. Чёрная энергия пожирателя забурлила вокруг него кипящим облаком нечистой силы. Сэйид почувствовал теплую кровь, стекающую по телу, но не стал обращать на неё внимания. Обездвижив тварь, он взял щит за края, высоко занёс его, и ударил острой кромкой по шее пожирателя. Кусок зачарованного металла отрубил чудовищу голову, оборвал его вопли, погасил зелёный свет в его глазах. Когда голова отделилась от шеи, тёмная энергия вокруг Сэйида угасла. Из раззявленной пасти подобно гротескному флажку свисал длинный язык.
Сэйид стоял над телом в струях дождя, пока его тело заживляло полученные раны. С завершением битвы ярость покинула его, и он вернулся в свою обычную пустоту.
С трупа пожирателя потекли воняющие гнилым мясом тени. Плоть отслоилась от крошащихся костей. Пойманная в его животе душа, как уродливый зародыш, исчезла последней, завопила, превращаясь в гниль.
На глазах Сэйида дождь смыл с равнины грязь чудовища, и он понял, что является человеком не больше, чем эта тварь. Он должен был чувствовать усталость, разражение, боль, но ничего этого не было. Он занимал тело, он двигался, но чувствовал что–то, только когда убивал.
Стоя здесь, он понял, что в нём не осталось ничего, кроме ненависти — к себе, к своему брату, к миру. Волшебная Чума не просто преобразила его тело. Он преобразила его душу, лишила его надежды. Однажды он пытался убить себя, перерезать ножом горло. На краткий, волшебный миг его зрение помутилось, сон и смерть показались близки. Но рана зажила быстрее, чем он истёк кровью.
Он хотел умереть, но мир не позволял ему этого.
Услышав, как шаркает поблизости брат, он встряхнулся, взял свой меч, щит. Он вытер с них ихор о траву. Его брат дышал тяжело, как зверь. Сэйид попытался отрешиться от звука, попытался подавить желание вонзить меч Зиаду в живот и обнажить ту мерзость, что поселилась в теле брата.
Поодаль маячил выживший пёс, скулил, не желая приближаться. Сэйид бросил меч в ножны и повернулся к собаке.
— Сюда, мальчик! Ко мне!
Волкодав обнажил клыки, описал круг, завыл и ближе не подошёл.
Животные всегда видели их насквозь, его и брата.
Зиад проковылял к бойне, задыхаясь, не способный нормально передвигаться из–за бугров и нарывов, образующихся под его одеждой. Коты пошли за ним, в тусклом свете их глаза светились красным.
— Никого живого не осталось? Сэйид, остался кто живой?
Казалось, Зиад был готов зарыдать.
Сэйид ничего к нему не чувствовал.
— Сэйид!
Сэйид вздохнул, вложил в ножны меч, повесил на спину щит. Он подошёл к женщинам, к младшей и старшей, присел рядом с ними, и обнаружил, что обе мертвы. Мужчины и дети тоже были мертвы — все, кроме одного.
— Девочка жива, — сказал он и осторожно перевернул её на спину. Девочка была бледной, тёмные волосы собраны на затылке и перевязаны кожаным шнурком. Грудь слабо поднималась и опадала. Ей было около пятнадцати.
Пёс заскулил. Коты зашипели на него, разглядывая голодными взглядами.
— Восхитительно! Восхитительно! — сказал Зиад, подходя. Его голос хлюпал, как будто во рту была вода. — Оставь её мне. Оставь её, Сэйид.
Сэйид встал, отошёл на несколько шагов. Он сделал ещё одну попытку заслужить доверие собаки — он сам не знал, зачем — но волкодав не хотел иметь с ним ничего общего.
Зиад присел рядом с девочкой, взял её в свои руки, произнёс исцеляющие слова. Они непривычно звучали в устах человека, привыкшего произносить слова, которые убивают.
Девочка застонала, ресницы задрожали, поднялись веки. Сэйид увидел, как в ней поднимается паника.
— Пусти меня! Пусти!
— Не тревожься, девочка, — сказал Зиад, капая слюной. — Теперь ты в безопасности.
Сэйид понял, что у него во рту пересохло и что в горле по–прежнему стоит вкус пальцев пожирателя. Странно, что он едва чувствовал вкус самой изысканной пищи, зато мерзость пожирателя никак желала уходить. Он глотнул из своего бурдюка, пополоскал рот, сплюнул.