Он не знал. Друзей и семьи у него не было. Без цели…
Он глубоко вздохнул, чтобы избавиться от дурных мыслей. Воздух был пропитан запахом хвои и диких цветов, запахом дома.
— Мудрость и свет, отец рассвета, — тихо сказал он. — Мудрость и свет.
Впереди луч солнца пронзил покров теней и прочертил линию сквозь сосны, золотая тропа протянулась между спрятанным солнцем и спрятанной долиной.
Васен прошептал благодарность и поспешил к свету. Он поднёс руку к свету и теплу луча. Тени потекли с его тёмной кожи, лезвие амонаторова солнца и тьма в его крови слились в свете.
Луч продержался лишь несколько мгновений, прежде чем небо снова поглотило его, но этого было достаточно. Отец рассвета услышал его и дал ответ.
Приободрившись, Васен вместо собственных забот задумался о паломниках, которых скоро должен был повести во тьму.
Он просил Амонатора о мудрости и силе, молился, чтобы его сияния и мечей рассвета было достаточно, чтобы позаботиться об их безопасности.
Одиночество Васена нарушил чей–то голос.
— Здравствуй, меч рассвета.
От удивления на коже Васена вспыхнули тени. Он обернулся и увидел в нескольких шагах позади себя одного из паломников. Мужчина пришёл с последней группой из раздираемых войной Долин.
— Да сохранит тебя свет, — сказал Васен, который пришёл в себя достаточно для обычного приветствия между верующими. — Ты заблудился? Я могу проводить тебя в аббатство, если…
Мужчина улыбнулся и подошёл. На нём был серый плащ, тёмные штаны и просторная рубаха. Упругий шаг его стройного тела был скупым и экономным.
— О, я блуждал годами. Но сейчас, наверное, нашёл свой путь.
Глаза мужчины поразили Васена — молочные шары без зрачков. Васен принял бы его за слепого, не двигайся мужчина с такой уверенностью. Его лысую голову, чисто выбритое лицо и обнажённую шею украшали татуировки — спирали, линии и вихри, складывающиеся в карту на коже. В одной руке он сжимал дубовый посох, по длине которого тоже тянулись линии и спирали.
— Я не услышал, как ты подошёл. Орсин, не так ли?
— Так я называю себя в эти дни. А ты Васен.
— Да. Здравствуй, — сказал Васен, протягивая руку.
Хватка Орсина, казалось, способна была раздавить камни.
— Не возражаешь, если я присоединюсь к тебе? — спросил Орсин. — Я просто… гулял по долине.
Обычно Васен предпочитал готовить свой дух и свой разум в одиночестве. Но он вспомнил о словах Оракула: «Всё меняется, Васен».
— Разумеется, не возражаю. Я тоже просто гулял. Компания товарища по вере будет мне приятна.
Орсин помешкал, на его губах застыла смущённая улыбка.
— Что–то не так? — спросил Васен.
— Всё в порядке, просто… я должен сказать тебе, что я не последователь Амонатора.
Учитывая ситуацию, эти слова показались Васену такими странными, что он решил, будто ослышался.
— Что? Не последователь? Орсин покачал лысой головой.
— Нет.
Теперь, подумав об этом, Васен не смог припомнить, чтобы видел Орсина на рассветной службе, на любой из проповедей Оракула или на других ритуалах веры. От беспокойства с его кожи заструились тени. Он напрягся.
— Тогда что…
Руки Орсина свободно свисали по бокам. Возможно, он заметил тревогу на лице Васена.
— Я не враг.
— Ладно, — сказал Васен, по–прежнему напряжённый, глаза сощурены. — Значит, ты друг?
Орсин улыбнулся. Улыбка, похоже, легко ему давалась.
— Когда–то был. И хотел бы стать им снова.
— Что это значит?
— Я часто задаю себе тот же вопрос.
Вера Васена позволяла ему заглядывать в души людей, и в Орсине он не видел дурных намерений. Кроме того, этого человека должны были допросить с помощью магии в Долинах, прежде чем привести сюда. И будь он враждебен, духи перевала помешали бы ему пройти. Но Васен всё равно не мог представить, чтобы кто–то кроме почитателя Амонатора стал рисковать путешествием по Сембии, чтобы попасть в аббатство.
— Я… в затруднении, — признал Васен. — Я должен буду сообщить Оракулу.
— О, он уже знает.
— Он знает?
Орсин улыбнулся, пожал плечами.
— Знает.
— Я растерян. Тогда зачем ты здесь?
Молочные глаза Орсина были непроницаемы.
— И этот вопрос я тоже часто себе задаю. Обычно так складываются обстоятельства. Я просто следую за ветром.
Васен не мог понять ни ответа, ни этого человека. Он видел, что Орсин не говорит ему всей правды, но и лжи в его словах тоже не чувствовал.
— Ты странный человек, Орсин.
— Тебя, наверное, не удивит, если я скажу, что уже слышал это прежде? — хмыкнул Орсин. — Это повлияет на твой ответ? Ты всё ещё позволишь составить тебе компанию?
— О, теперь я даже настаиваю.
— Прекрасно, — сказал Орсин и провёл на земле перед ними черту своим посохом.
— Боюсь спросить, — сказал Васен. — Что ты только что сделал?
Он начал подозревать, что этот человек был душевнобольным.
— Линии отмечают границы, начало. Здесь — то, что было до, — сказал Орсин, указывая посохом по одну сторону черты. Затем он указал на другую. — Здесь — то, что будет после. Надеюсь, на этой стороне нас ждёт дружба.
Эти простодушные слова тронули Васена.
— В таком случае, я тоже на это надеюсь, — согласился он, и оба они переступили черту. Шаги Орсина были такими лёгкими, что практически не производили шума.
— Откуда ты? — спросил его Васен. Он сделал мысленную пометку спросить об Орсине Бирна и Элдриса. В частности, он хотел знать, как Орсин прошёл допрос, который они проводили с паломниками. Если через него смог пройти человек, который не был последователем Амонатора, это представляло проблему. Битвы в Долинах не могли стать оправданием для неосторожности.
— Я с востока, из Тельфламмара, — сказал Орсин. — Бывал там?
Васен покачал головой. Это было просто экзотическое название, которое он слышал время от времени, хотя, видимо, этим объяснялась необычная внешность Орсина.
— Это очень далеко отсюда, — сказал Орсин, вглядываясь вдаль. — Он… изменился в Волшебной Чуме.
— А что не изменилось?
— Действительно, — согласился Орсин. — А ты? Откуда ты?
Васен обвёл рукой долину.
— Отсюда?
— Из Сембии?
— Нет, не из Сембии. Сембия принадлежит Шадовар. Я родился в этой долине, а она принадлежит нам.
— Нам, — сказал Орсин. — Так ты… не шадовар?
Паломники часто задавали Васену этот вопрос, и он больше на него не обижался.
— Нет. Я… кто–то другой.
— Кто–то другой, но… связанный с тенью, да?
Васен поднял руку.
— Прислушайся. Слышишь?
Орсин казался озадаченным. Он наклонил голову.
— Вода?
Васен кивнул.
— Водопады. Это первое, что я слышу, когда веду паломников в долину или возвращаюсь после того, как сопроводил их домой. Услышав их, я знаю, что я дома.
— Ты много путешествуешь, но никогда — далеко.
Васену это понравилось.
— Да. Никогда далеко. Ты допрашиваешь меня, Орсин из Тельфламмара?
— Похоже на то, — с улыбкой отозвался собеседник. — Ты провёл здесь всю жизнь?
— Со того самого дня, когда я родился. Только Оракул живёт здесь дольше. Все остальные, даже аббат, приходят и уходят. Мрак не для каждого.
— Нет, но некоторых он притягивает, — заметил Орсин. — Впрочем, ничто не длится вечно.
Слова Орсина напомнили Васену о словах Оракула. Должно быть, его грусть отразилась на лице. Орсин это увидел.
— Прости. Я сказал что–то не то? Я имел в виду, что тьма не может быть вечной.
Васен взмахнул рукой.
— Не нужно извиняться. Твои слова напомнили мне слова другого человека, которые я недавно слышал.
— Понимаю.
— И если что и может быть вечным, то, боюсь, именно тьма.
— Не думаю, — ответил Орсин.
Васен улыбнулся.
— Ты уверен, что не поклоняешься отцу рассвета?
— Прекрасно, — со смешком сказал Орсин. — Прекрасно.
Посох Орсина оставлял в земле неглубокие следы.
— Куда мы идём?
— Я просто следую за ветром, как и ты.
Они вышли на речной берег. Бурлящая вода, неглубокая и быстрая, проделала русло в почве долины. На крутом обрывистом берегу деревья росли под странными углами. Круглые, похожие на каирны камни усеивали побережье. Васен почувствовал холодок, и это напомнило сон об отце.
На противоположном берегу реки стояла другая пара паломников — мужчина средних лет, на лице которого виднелся шрам, держал за руку полную, длинноволосую женщину, наверное, жену.
Васен поднял руку в приветствии и крикнул:
— Да согреет и сохранит вас свет.
Паломники мгновение смотрели на него, потом наконец подняли свои руки и повторили его благословение. Они поспешили прочь, не сказав больше ни слова.
— Моя внешность некоторых смущает, — сказал он, указывая на свои глаза, которые, как он знал, в сумраке мерцали жёлтым.
— Как и моя, — ответил Орсин. Он посмотрел вслед ушедшим пилигримам. — Кажется несправедливым — они ведь обязаны тебе своей безопасностью.
— Справедливость здесь не при чём, — сказал Васен. — Для меня честь служить.
— И истинная служба зачастую требует одиночества.
Васен услышал мрачные ноты в голосе Орсина, эхо собственных чувств этого странного человека.
— Ты говоришь так, как будто знаешь об этом не понаслышке.
Орсин кивнул.
— Так и есть.
— Что ж, ни один из нас сегодня не гуляет в одиночестве, да?
— Прекрасно. Не в одиночестве. Не сегодня.
Неожиданно Васен принял решение, которое его удивило.
— Пойдём. Покажу тебе одно место.
Брови Орсина вопросительно поднялись, но он промолчал.
Какое–то время Васен вёл его вдоль берега. Впереди, сквозь редеющие сосны, показалась потрескавшаяся бледная поверхность восточного склона долины, а над нею — похожие на клыки утёсы. Васен почуствовал, как вокруг него собирается густеющая тьма, как пушистое и удобное одеяло.
Он повернул направо, оставляя реку позади. Земля начинала подниматься, и сосны, старше и выше чем в остальной долине, возвышались над ними. Тропинка здесь заросла кустами.