Спустя какое–то время Герак достаточно взял себя в руки, чтобы наклониться ближе и зашептать Элли что–то на ухо. Она ничем не выдала, что слышит его. Герак встал, вытер слёзы и сопли, посмотрел на Васена.
— До Оракула остался день пути? — спросил он.
Васен кивнул.
Герак сгорбился на мгновение, но заставил себя выпрямиться.
— Нужно остричь мне волосы.
Васен не понял. Должно быть, выражение лица это выдало.
— Слишком длинные, — пояснил Герак.
Васен по–прежнему не понимал.
— Герак…
Герак достал маленький ножик для снятия шкур и встал над женой. Он посмотрел на неё пустыми глазами. Нож повис в его руке.
— Я обрежу их так, как тебе нравится, милая. Именно так.
С этими словами он собрал в руку свои тёмные волосы и принялся срезать их неравномерными клочьями. Его лицо пошло пятнами, глаза были на мокром месте, но он пытался улыбаться жене, пока работал ножом.
Васен следил, как волосы сыпятся на землю, и чувствовал себя так, будто наблюдает за убийством. Он покосился на Орсина, который казался таким же растерянным, как и он сам.
Когда Герак закончил, его руки тряслись. Он встал рядом с женой и принял позу, как будто позируя для портрета.
— Видишь, милая? Так, как тебе нравится. Он по–прежнему дрожал, дышал быстро и тяжело. Он опустился рядом с ней на колени, нагнулся и поцеловал в щёку. Затем зашептал ей на ухо, прижав лезвие ножа к её горлу.
Пришло понимание. Тени заклубились вокруг Васена. Он шагнул вперёд, остановился, не смея заговорить.
Наконец, слёзы преодолели решимость Герака и потекли из глаз.
— Я люблю тебя, Элли, — сказал он и перерезал ей горло.
Потекла кровь, не красная, чёрная и воняющая гнилью. Элли не шевельнулась.
— Я люблю тебя, — сказал Герак, пока текла кровь. — Я люблю тебя.
В последние мгновения кровь вытекла из горла несколькими слабыми толчками. Герак встал и закрыл рукой её глаза. Его собственные глаза были открыты, но Васен понимал, что он ничего не видит. Свет покинул его. Он повернулся, бросил нож и пошёл прочь от лагеря.
— Герак, — позвал Васен.
Герак замедлил шаг, но не обернулся.
— Можете… позаботиться о ней? — сказал он. — Я не могу. Не могу, Васен.
— Я… конечно, — ответил Васен.
Герак кивнул и пошёл дальше. Мрак Сембии поглотил его.
— Ему не стоит быть там одному, — сказал Васену Орсин.
— Он будет один, куда бы не отправился, — сказал Васен.
— Сейчас да, — согласился Орсин. Он провёл черту на земле вокруг тела Элли.
— Конец? — спросил Васен.
— Грустный конец, — согласился Орсин.
— Поможешь мне?
— Конечно.
Они услышали, как Герак начал выть во мраке, длинным воем безнадёжости и отчаяния и гнева, преследовавшими Васена, пока они с Орсином собирали дрова для погребального костра. Они сложили их поодаль от лагеря, и когда дров набралось достаточно, они подняли на них тело Элли и воспользовались углями прежнего костра, чтобы разжечь новый. Дерево загорелось быстро. Густой чёрный дым взвился в небо и затерялся среди савана мрака.
Двое мужчин стояли в свете костра, отдавая почести женщине, которую они не знали, и ребёнку, которому не суждено было появиться на свет. Васен прочитал молитву, хотя её слова казались слишком мелкими для такого случая. Орсин сыграл на флейте.
Спустя какое–то время вернулся Герак. Он встал рядом с ними в свете костра. Они втроём смотрели, как горит тело Элли.
— После самой тёмной ночи наступает заря и свет, — сказал Гераку Васен.
— Я не из вашей паствы, — отозвался Герак. — Избавь меня от банальностей. Свет и тьма давно покинули это королевство, а теперь — и мою жизнь.
— Мне жаль, — сказал Васен.
— Знаю, — уже мягче отозвался Герак, опустив голову. — Я благодарен тебе за попытку спасти её.
Васен промолчал, просто стоял рядом с Гераком.
— Я принёс пищу, — сказал Герак. Он поднял двух кроликов, которых, должно быть, подстрелил на равнинах.
— Сначала нам нужно покинуть это место, — ответил Васен. — Костёр мог привлечь внимание.
Они свернули лагерь и выступили в ночь. Спустя примерно два часа Васен скомандовал остановку.
В молчании Герак развёл в яме новый костёр, умело освежевал кроликов, насадил их на прутья и вскоре уже жарил дичь. Во время еды Орсин заговорил о своей вере в прошлые жизни, о том, что близкие люди могут снова и снова встречаться сквозь время.
— Значит… я могу снова повстречать Элли? — спросил Герак. — В другой жизни?
— Да, — сказал Орсин. — Многие жизни крепко связаны друг с другом.
Он посмотрел на Васена.
— Я её узнаю? — спросил Герак. — А она меня?
Орсин улыбнулся, обошёл костёр, подтянул к себе Герака и поцеловал его в лоб.
— Думаю, что узнаешь, Герак из Фэйрелма. Не оставляй эту надежду. Но сейчас мы ходим по этому миру, мы трое. Вместе. Да?
Герак посмотрел в огонь.
— Да.
Когда Орсин вернулся на место, Герак сказал:
— Я должен убить людей, которые это совершили.
— Да, — ответил Васен. — Да, должен.
Ривен сидел на полу, скрестив ноги, сабли были обнажены и покоились на бедрах. Его девочки сидели рядом, тепло их тел согревало его. Снова и снова он проигрывал в разуме всё, что знал, и всё равно чувствовал, что знает недостаточно, что что–то он упустил.
Но было слишком поздно для игры в угадайку. Всё пришло в движение. Либо он разыграл свои карты правильно, либо обрёк их всех на погибель.
Он чувствовал тени вокруг себя, тени на равнине снаружи, что тянулась на многие мили. Он чувствовал коренную нежить Царства Теней, призраков, теней и духов — обитающие во мраке около цитадели тысячи нежити. Они тоже знали, что что–то грядёт.
Его девочки почувствовали это вместе с ним. Он ощутил, как на равнине перед цитаделью открываются порталы, дюжины порталов, каждый — удар в его сознании. Он почувствовал, как через них проходят его враги и собираются на равнине всем своим войском.
Мефистофель наконец проиграл битву со своим нетерпением. Или, может быть, это Асмодей наконец потерял терпение и заставил владыку восьмого круга действовать.
Его девочки поднялись, обнажив клыки, и зарычали. Вставая, он погладил их.
— Всё будет хорошо, девочки, — сказал он, надеясь, что прав. — Но вы обе остаётесь внутри.
Они лизнули его руки, заскулили от беспокойства.
— Шевелись, Васен Кейл, — пробормотал он.
Снаружи на равнине протрубили рога, сотни рогов, а вслед за ними раздался клич тысяч дьяволов, общий рёв, будто раскат грома. Его собаки в ответ завыли и прижались ближе к нему. Рога затрубили второй раз, третий, и армии Мефистофеля выстроились для встречи с ним и его войсками.
— Будьте прокляты вы и ваши рога, — сказал он и подошёл к ближайшему окну, чтобы посмотреть на гостей.
Теламонт опёрся на свой магический посох и выглянул из стеклостального окна своей башни–библиотеки. Пронизанный тенью воздух пропускал лишь отфильтрованный звёздный свет, но Теламонт видел достаточно хорошо. Перед ним протянулся город шейдов, густые джунгли его башен, куполов и сводчатых крыш, окутанных ночью. Это был его город, и он веками боролся и строил планы, чтобы сохранить его и его народ, в процессе… слишком часто идя на компромиссы.
— Что–то изменилось, Хадрун, — сказал он. — Этот мир движется под моими ногами.
За спиной прочистил горло его самый доверенный советник.
— Ваше всевышество?
Теламонт сделал одной рукой жест, тени с его кожи оставляли след за его движениями.
— В воздухе копится сила, течения мира идут странными курсами. Это тревожит меня уже много месяцев. Боги маневрируют, но с какой целью — я не знаю.
— Ваше всевышество, поэтому…
Теламонт нетерпеливо кивнул.
— Да, да, поэтому я и собираю Избранных. Я разыскиваю их, и находя, бросаю их в клетки, допрашиваю, пытаясь прочесть историю меняющегося мира. И всё же вопросы остаются, а у меня по–прежнему нет ответов.
— Ваше всевышество, принц Бреннус, с его несравненным талантом прорицания, может…
Раздражёный жест Теламонта ножом обрезал фразу Хадруна, и она погибла в молчании.
— Принц Бреннус, — сказал Теламонт, — в последнее время… не в состоянии сосредоточиться.
Он смотрел, как патруль рыцарей–шадовар на везерабах пронзает тенистый воздух с каждым ударом перепончатых крыльев.
— Возможно, вам стоит выбросить из головы эту тайну, ваше всевышество? Все Избранные, которых мы собрали, могут быть убиты в течение часа. Вам нужно сказать лишь слово и я сообщу руководству лагеря…
— Убивать их будет слишком поспешно. Многие из них даже не знают, кем они являются. Те, кто не понимает, какую роль им предстоит сыграть. Нет, пока мы оставим им жизнь и узнаем, что сможем. В конце концов, всё должно проясниться.
— Ваше всевышество, если мне дозволено быть откровенным…
Хадрун остановился, ожидая разрешения Теламонта.
— Продолжай, — сказал тот.
— Возможно, что сосредоточившись на Избранных, мы упустили из виду более мирские дела? Война в Долинах идёт хорошо, но с Кормиром и Миф Драннором ещё предстоит расправиться.
— О, война с Кормиром и эльфами скоро начнётся, — сказал Теламонт. — Идер жаждет этого. Наши войска готовы ко встрече с ними, но сначала надо полностью подавить сопротивление Долин. Но дела богов и Избранных, это что–то другое, что–то… большее. Мне нужно понять, что это, прежде чем события меня опередят.
— Должен ли я указать очевидное, ваше всевышество?
Теламонт ничего не ответил, но он знал, что сейчас последует.
— Есть Избранный, которого вы не заключили под арест и не допросили.
— Ривален, — сказал Теламонт, и вокруг них взметнулось облако теней.
— Да, — ответил Хадрун шёлковым голосом. — Вы посылали за ним, но он не ответил. Пока.
— Он придёт, — сказал Теламонт, думая о сыне, о сыне, которому он больше не доверял, о сыне, которого больше не понимал.