Богословские досуги — страница 13 из 15

Всякому ясно, что неуклюжая речь мучительна, она мешает и раздражает, даже если читающий не понял, в чем дело. Не стоит говорить и о том, что проповедь или что-то ей подобное такая речь гасит напрочь. А вот несомненно стоит – об особом сходстве переводческого ремесла с «духовным деланием».

Перевод труден, просто физически тяжек. Перевод требует редкой собранности и отрешенности, а за неокупленные взлеты жестко мстит. Перевод – борьба с энтропией, круг по лицу бездны. Перевод предельно смиренен; если мы сами не распыхтимся, он не превозносится и не ищет своего. Наконец, перевод сочетает полное подчинение с полной, летящей свободой. Он – как хождение по канату, достаточно узкому пути.

Один литовский священник говорил, что Евангелие не принимают впрямую, потому что это «накладно». Накладно и всерьез переводить, то есть начать, решиться, дальше, кроме трудов, будет несравненная радость. Как и с Евангелием, в крохотном подобии, люди честно не знают, что надо идти путем зерна. Что там, сел – и чеши! Получается текст, неприятный, как поддельная вера. Никакие сердца он жечь не может.

Свойства его назвать нетрудно. Если мы переводим с европейских языков, появятся скопления отглагольных имен, пассивы, связки, цепочки родительных падежей. Не будет воздуха русской фразы – личной формы глагола, но переводчик об этом не знает.

Узнать он может, этому учат. Проверив слух, читают лекции, которые мы в Библейско-богословском институте называли апофатическими – как не надо. Это – предел, закон. Перевод живет благодатью – ритм, например, просто слышишь, – но есть сетка, ниже которой падать нельзя. Если привыкнуть к ней или хотя бы помнить о ней, статьи переводить можно.

Теперь – самое важное. Относить это надо к себе. Вот притча, рассказанная Промыслом. Один человек просто пылал, возмущаясь чужим переводом. Спорили, призывали к милости – ничего! Тут его собственный перевод попал к редактору, и тот с удивлением увидел слова «королевский злодей Лоурдес». Значило это вот что: перечисляя чудесные исцеления, автор вспомнил «королевскую болезнь», золотуху, которую лечили наложением рук, и Лурд («king’s evil, Lourdes»). Презрев запятую и смысл, переводчик написал про злодея.

Нет, дело не в ошибке, они бывают у всех. Слова легко заменить, дыхание текста – в синтаксисе, а человек нелеп и слаб. Но помни хотя бы, что сам ни от чего не застрахован! Прежде, чем начнешь негодовать, оглянись на себя.

Евгения СмагинаДом, который построил Джон Буль(О некоторых особенностях перевода с современных западных языков)

Наталье Леонидовне Трауберг с почтением к юбилею.

16 октября 1998 г.

Вот дом, который построил Джон Буль.

А вот – перевода незыблемый принцип,

который глубоко в основе таится

дома, который построил Джон Буль.

А вот – ужасное слово «который»,

которое портит всю фразу повтором.

который допустит плохой переводчик

который упорно усвоить не хочет –

который уж год! – тот незыблемый принцип,

который в которой основе таится

дома, который построил Джон Буль.

А вот – докучное слово «что»

что тоже нельзя повторять ни за что,

что так исказит предложение сложное,

что будет его и понять невозможно, и

что критик воскликнет, забыв про манеры:

«Что с вами стряслось, досточтимые сэры,

что вы позабыли незыблемый принцип,

что издавна в самой основе таится

дома, что тоже построил Джон Буль?»

А вот – кошмарное слово «является»

которое снова и снова является,

являя совсем неуместную прыть,

везде, где являлось сказуемым «быть»,

с чем в противоречьи является принцип 3

который в основе обязан явиться

дома, строителем коего являлся Джон Буль.

А вот – отглагольное существительное которое есть отрицанье решительное глагольности правильной русского стиля, когда про сказуемость вовсе забыли в своих переводах отдельные личности, которые в силу своей непривычности усвоили твердо забывчивость принципа того, чья основанность тоже таится в доме, строительство коего сделал Джон Буль


А вот – деепричастный оборот, что может вконец погубить перевод, запутав читателя, нас и себя, когда не на месте употреби; и будут, его неуместно пиша, пропавши и буква, и дух, и душа оригинала, что так хороша; и шляпа, вдоль станции сей проезжая, слетит у читателя, вновь вопрошая, куда подевамшись незыблемый принцип, что, будучи (или имея?), таится в доме, построив его Джон Буль.

Юрий ПастернакИ в шутку, и всерьезЮмор отца Александра Меня[20]

Как-то разговор зашел о юморе, о смехе – церковен ли он? Отец Александр сказал: «Самый большой юморист – Господь Бог». Сам отец Александр имел удивительное чувство юмора, о чем свидетельствуют воспоминания многих знавших его людей.

Владимир Леви приводит такой разговор. Отец Александр сказал:

– Когда-то хотел я пуститься в такое исследование «Юмор Христа».

– Да?.. Но в церкви…

– Из церкви юмор изгоняет не Он. Абсолют юмора – это Бог. В божественном юморе, в отличие от человеческого, отсутствует пошлость.

– А в сатанинском?

– У сатаны как раз юмора нет. Но и серьезности тоже. Сатана – абсолют пошлости. Дьявол начинается там, где кончается творчество.

– А что помешало исследованию?

– Всерьез – пожалуй, не потянул бы. Это только Соловьеву было по плечу.


Фазиль Искандер также приводит их разговор о юморе.

Отец Александр говорил: Юмор – высший дар человеку, из всех живых существ юмор чувствует только человек… Только человеку дано видеть себя смешным… Это отчасти божественный взгляд на себя…

– А как же собака? – удивился я, – по-моему, она понимает юмор. Иногда даже улыбается.

– Ну, собака, – ответил отец Александр, ничуть не смутившись, – собака почти человек.

Андрей Бессмертный-Анзимиров вспоминает, что, когда его исключали из комсомола за посещение церкви (Ильи Обыденного), в доносе комсомольского патруля было написано: «А когда отцы церкви вышли на крестный ход, с ними вместе шел студент Бессмертный с зонтиком в одной и со свечой в другой руке». Отец Александр смеялся и говорил, что мне единственному из его знакомых удалось пройти, да еще с зонтиком, в одном крестном ходу одновременно с Василием Великим, Иоанном Златоустом и Иоанном Дамаскиным, и что он мне завидует.

Владимир Файнберг рассказывал, как по поводу людей, которые все возлагают на Бога, а сами ничего не делают, отец Александр приводил в пример Суворова. Тот однажды спросил конюха: «Почему лошади не кормлены?» Конюх ответил: «Ваше сиятельство, Господь овса не послал». На что великий полководец сказал: «Бог тебе не конюх. Конюх – это ты».

Как-то батюшку попросили освятить машину. Совершив положенный ритуал, он сказал: «Ну все, теперь у нее м-а-а-ленькая душа, но все-таки есть!»

Отец Александр говорил: «Все – верующие, только одни верят в то, что Бог есть, а другие в то, что Бога нет».

При отце Александре кто-то посетовал, что у нас в стране, мол, народ пьянствует, люди много пьют, на что батюшка ответил: «Знаете, если при такой жизни русский народ не пил бы, я бы его уважать перестал».

Священник Александр Борисов вспоминает, как отреагировал отец Александр, когда его и еще целый ряд людей причислили к разряду «инакомыслящих». Он сказал: «это не мы, это они “инако”, а мы – “такомыслящие”!»

«Советская власть, – говорил батюшка, – верна лишь одной евангельской заповеди: ее правая рука никогда не знает, что делает левая».

Пост, конечно, отец Александр соблюдал, но никогда не демонстрировал. Если он был где-то в гостях во время поста, и там было что-то непостное на столе, он обращал это в шутку: «Ну, нам фигуру надо соблюдать… У нас – диета…»

Как-то отцу Александру задали провокационный вопрос: «Как Вы относитесь к Фанни Каплан?», и он мгновенно ответил: «Знаете, я предпочитаю профессионалов!»

Идя по дороге на станцию, отец Александр сказал своим спутникам: «Загорску еще повезло, что у революционера оказалась такая красивая фамилия – Загорский. А то был бы какой-нибудь Поросенков…»

В день крестин Тани Г. был трескучий мороз. После литургии все участники этого радостного события вместе с отцом Александром направились по адресу. Хозяйка сильно задерживалась, и отец, потирая руки, сказал: «Наконец-то сбудется моя мечта – покрестить снегом!» Но тут, к радости совершенно замерзшей Тани, появилась хозяйка, и мечте отца не удалось сбыться.

Одна девушка посетовала о трудностях в общении с людьми: «Общаться с ангелами и дурак сумеет», – сказал ей отец Александр.

Когда по отношению к кому-то потребовали суровых мер, он сказал: «Это не гуманоидно!»

Отец Александр не любил ложного пафоса. Однажды группа прихожан собралась у его брата, Павла Меня на даче. Пришел и отец Александр. Зашел разговор о чем-то, услышав слово «двенадцать», один юноша-неофит стал рассуждать о символическом числе: «Двенадцать знаков зодиака, двенадцать апостолов, двенадцать пророков» и т. д. Тогда отец Александр, как бы продолжая этот ряд, говорит: «Двенадцатиперстная кишка».

Ольга Е., прихожанка Новой Деревни, вспоминала: отец Александр именовал наш клирос им. Романа Сладкопевца – «Имя им Ольгион» (у нас было пять Оль на клиросе).

Когда один человек посетовал, что ему нечего говорить на исповеди, батюшка ему на это ответил: «Знаете, Вам нужно убить какую-нибудь старушку, чтобы было о чем говорить».

Женщина долго не приходила в храм: выпал зуб. Когда пришла и сказала об этом отцу Александру, он ответил: «Разве мы Вас за зуб любим?»

Николай готовился в очередной раз к исповеди и написал длинный список своих грехов. Пришел на исповедь к отцу Александру и горестно все это изложил. Отец Александр выслушал его и сказал: «Николай! Как вы все это успеваете?!»