Вилась река слепительной каймой…
И записать велела, попросив
Потемкина к себе и чаю с ромом,
Здесь, над рекой, дворец поставить скромный —
Без лишнего… Лишь был бы он красив.
С тем и в карету, и своим путем…
А к вечеру была в первопрестольной
И, встреченная шумом колокольным,
Забыла о желании своем!
А тем же летом камень завезли.
Сто лет лежал и провалялся б двести,
Каб мужички на вольном этом месте
Церквушку из него не возвели…
И еще об одном придорожном селе надо хоть и коротко, но сказать: о неоднократно упомянутых на этих страницах Талицах.
Старинные путеводители указывают, что Талицы е Могильцами рядом. И не один из этих путеводителей не обходит талицких достопримечательностей: часовню и пещеру. Часовню можно видеть и сегодня, она у самой дороги. От нее немного осталось. Полы проломаны, старые двери заложены, только по массивным петлям, навечно врезанным в неподатливый камень, можно догадаться, где были эти двери. Новый вход проломан кое- как, без усердия, пролом зияет зазубренными неровными краями… Вместе с Татьяной Германовной Софьиной, работающей и живущей в Могильцах, неутомимой собирательницей Могильцевского музея, бродили мы по утлым дощечкам, перекинутым над подвалами в часовне, дотягивались до ржавых труб, то ли газа, то ли водопровода, и все гадали: что же было здесь до недавнего времени — кустарный цех какой-нибудь, контора? Оказалось, ни то, ни другое. В часовне многие десятилетия жило несколько семей. Получили ордера и выехали не мешкая, не забыв, правда, при этом захватить все мало-мальски пригодное для хозяйственного обзаведения на новом месте. Их винить трудно: постылым и неуютным было для этих людей долгое житье в холодной каменной часовне, и никогда не помянут они ее добрым словом. Ну а местное начальство? Так и отдаст оно это древнее здание дождям, снегу и ветрам на растерзание?
Некогда на месте каменной часовни стояла деревянная. Служителем при ней в начале прошлого века был монах Махрищского монастыря Антоний. Но он не только присматривал за часовней, а девять лет денно и нощно копал пещеру — ее вход был как раз напротив часовни, через дорогу. Кончил работу, выполнил, видно, данный себе обет и умер. И был похоронен в часовне. В конце XIX века вместо деревянной часовни соорудили каменную, и могила монаха осталась под нею. Теперь и следов от нее нет.
Что касается пещеры, то тут тайна для меня и великое недоумение.
Старые путеводители про пещеру упоминают, но как- то вскользь, чувствуется, что никакими подробностями авторы этих путеводителей не располагали. И от года к году — все короче упоминания, все глуше, вроде уже не достоверный факт, а еще одно местное предание…
Николай Михайлович Карамзин в своих «Исторических воспоминаниях и замечаниях на пути к Троице и в сем монастыре» пишет, что «маленькая деревня Талица в 9 верстах от Братовщины замечена мною по любопытной встрече».
«Любопытная встреча» — со столетним стариком нищим, который поразил писателя философским складом ума. Ничего другого автор в Талицах не приметил… Останавливались на пути в Троицу Н. М. Языков и М. П. Погодин. Языкова разочаровал ночлег на местном постоялом дворе, по поводу чего он разразился следующим стихотворным экспромтом:
Потом в избе деревни Талиц,
Где дует хлад со всех сторон,
Где в ночь усталый постоялец
Дрожать и жаться принужден.
Вполне возможно, что мысль увековечить Талицы родилась у Языкова не столько от испытанных им неудобств, сколько из желания отдать дань традиции: как свидетельствуют современники, все стены постоялого двора были исписаны любителями изящной словесности.
Современные книги о Подмосковье про пещеру и часовню не упоминают вовсе. А главное, и людская память, столь охочая всегда до всевозможных таинственных историй, пещеру достойным для себя объектом не сочла…
Обходили мы с Татьяной Германовной местных стариков, расспрашивали про часовню, про пещеры. Про часовню говорили, называли фамилии тех, кто в ней жил последние годы, показали «святой колодец» у часовни — и теперь еще из него берут воду, но больше для полива: потеряла вода отменный свой вкус… А как дело доходило до пещер — разводили старики руками: ну, был, вот туточки примерно, вход, но заложили-то еще когда!
— И никто вход не распечатывал?
— Не! Мы, еще когда молодыми были, так и рядом не ходили! Бывало, кто из озорников толкнет девчонку к тому холму, она вижжыт! Страсть!
Удивительным каким-то беспамятством запечатана Антониева пещера!
Ну, много ли, скажите, в ближнем Подмосковье таких рукотворных подземелий? А вот надо же: сколько лет ходят мимо люди, едут автобусы с экскурсантами — и никому в голову не придет сделать здесь привал. А впрочем, зачем его делать? Часовня — в небрежении, подобное и в других местах можно поглядеть, про пещеры кто знал — забыли, а кому положено любопытствовать по этой части — не любопытствует. Вот только и гордости у Татьяны Германовны Софьиной, что пересняла она со старинной литографии вид этой часовни и пещеры лет, примерно, сто назад и собирается поместить эти снимки в могильцевском музее.
Очень хочется поведать и про другое ближнее село — Царево, где стоит чудная церковь, в архитектуре которой сразу же видна рука зодчего школы великого Василия Баженова. Некоторые приписывают авторство ученику Баженова Ивану Васильевичу Еготову, но полной уверенности здесь до сей поры нет.
А деревня Голыгино? Уже в наше время, в 50-х годах, известный ученый-искусствовед Михаил Андреевич Ильин услышал от встретившейся ему старушки абсолютно достоверную, как она уверяла, историю. Сначала старушка поинтересовалась:
— Ночью не приходилось вам по дороге тут на Москву ехать?
— Нет, а что?
— Вот какое дело. Здесь при царе Петре схватили отца и сына Хованских, что стрелецкий мятеж подняли против царя. Да головы им тут и отрубили без суда. Так вот, ежели ночью в полночь ехать по Ярославской дороге на Москву, то выходят они оба на шоссе, держат свои отрубленные головы в руках и просят засвидетельствовать в Москве, что казнены они безвинно.
Так преломилась в легенде истинная история о том, как, обеспокоенная доносом на князя Ивана Хованского, будто замышляет он свергнуть Романовых, чтобы самому утвердиться на русском престоле, коварная и решительная царевна Софья позвала 17 сентября 1685 года на свои именины в здешний путевой дворец в числе многих гостей и Хованского с сыном. Но к нметшиному столу Ивана и Андрея Хованских привели уже связанными. В тот же день их и казнили. Пересказывая историю, И. К. Кондратьев считает необходимым закончить ее следующим образом: «Страшное предание не мешает, однако, Голыгину быть чрезвычайно живописным…»
А как не сказать про древний Радонеж? Это ведь сюда переехал с родителями из-под Ростова Великого отрок Варфоломей, будущий основатель монастыря Сергий, прозванный в народе Радонежским, неутомимый радетель о единстве русских земель и долгом мире на этих землях.
К слову сказать, многолетний владелец Абрамцева Сергей Тимофеевич Аксаков считал это село главным в округе и письма Николаю Васильевичу Гоголю помечал так: «1845. 22 ноября. Радонежье».
Об этих и многих других местах, селах и деревнях, вставших с незапамятных времен по обочинам широкой дороги, что вела в Троице-Сергиевский посад и дальше — на Ростов Великий и Ярославль, можно рассказывать долго. Но «разве можно исчерпать все то, чем высказывала и высказывает себя культурная зиждительность, исходящая от Лавры?» — вопрошал в одном из писем 1918 года живший тогда в этих местах русский философ Павел Флоренский. И полностью согласившись с ним, скажем далее его же словами: «Рискуя или распространиться на целую книгу, или же дать сухой перечень, не будем продолжать далее и на сказанном остановимся…»
Но, прежде чем вернуться к биографической канве Могильцев, выскажем вот какую мысль. Могильцы и окружающие это село места давно достойны быть отмечены на литературной карте Подмосковья. Доказательства относительно Могильцев мы уже приводили, но не одни Могильцы оставили свой след в истории российской словесности! В Воздвиженском в последние десятилетия XVIII — начале XIX века жил Николай Михайлович Шатров — стихотворец ныне совсем забытый, а в свое время довольно популярный. Поэт, драматург и издатель Сергей Глинка писал о нем так: «Русское слово, славянское наречие и природа — были его наставниками».
Н. М. Шатров на двадцать лет моложе Гагарина, но общая страсть к литературе вполне могла их сблизить.
Непосредственно соседями Гагарина по имению были, как сообщает один из старых путеводителей, владельцы Спасского *, помещики Майтовы. Эта фамилия нам бы ничего не говорила, если бы… не вкравшаяся в путеводитель опечатка: на самом деле речь идет о семье Майковых. Из этого разветвленного дворянского рода вышли известный поэт Аполлон Николаевич Майков, литературный критик и публицист Валериан Николаевич Майков, историк литературы Леонид Николаевич Майков. А одна из ветвей рода подарила нам Василия Ивановича Майкова — драматурга, поэта и баснописца XVIII столетия. О нем тепло отзывался А. С. Пушкин, его коротко знавал князь Гагарин…
А теперь вновь вернемся к обновленным стенам старинной церкви Иоанна Богослова.
* По другим документам — генерал-поручик.
* Ныне Спасское вошло в черту поселка Зеленоградский.
ГЛАВА СЕДЬМАЯ,в которой рассказано о других владельцах усадьбы, а также и о тех изменениях, что принес в Богословское-на-Могилъцах век двадцатый
Вот дом, старинный и некрашеный,
В нем словно плавает туман,
В нем залы гулкие украшены
Изображением пейзан.
Николай Гумилев. Старина
Кто из дочерей Гавриила Петровича продал имение, сказать сейчас затруднительно. В архивах документы не отложились, а может, они и есть, да не дались пока что в руки. К тому же в разных бумагах — разные даты жизни наследниц. Продать имение могли и Анна Гаврииловна, и Екатерина Гаврииловна, а скорее всего их дети — внуки князя Гавриила. После того как в 1842 году умерла в Могильцах оставшаяся незамужней Елена Гаврииловна, в усадьбе никто уже из княжеской семьи подолгу не жил, и она быстро приходила в упадок и запустение.