римеру, и трех месяцев в этом кресле не продержался, другие — немногим более…
А ведь и вице-канцлер Панин, и Лопухин были ближайшими родственниками Гагарина: князь, как мы знаем, являлся опекуном Панина, Лопухин же, приходившийся Гавриилу Петровичу сватом, был его благодетелем при дворе. Свояки и давние приятели князя попадали в немилость, а он по-прежнему оставался в монаршьем благорасположении. Умен и дальновиден был — умел считать не только казенные доходы и расходы, но и быстро, а главное, безошибочно просчитывал, подобно опытному игроку, ходы фигур, скучившихся возле короля. Одним словом — гроссмейстер…
К Никите Панину Гагарин благоволил постоянно. И не чувствовал приближавшейся беды, не думал, что своими же руками готовит гибель своему благополучию! Все источники безоговорочно называют Никиту Панина в числе первых, кто выстраивал заговор против Павла. «Граф Н. П. Панин… ненавидел деспотизм», — свидетельствует М. А. Фонвизин, а вот и оценка, данная правлению Павла самим Паниным: «Тирания и безумие». Надвигается март 1801 года, меняются действующие лица заговора, и, описывая роковой для Павла день 11 марта, историки и мемуаристы будут каждый раз называть семью князя Гавриила Гагарина. И здесь необходимо коротко сказать об этой семье.
У Гавриила Петровича и Прасковьи Федоровны Гагариных было шестеро детей: пять дочерей и сын, названный в честь императора-благодетеля Павлом.
Почти все дочери сделали хорошие партии: старшая — Мария — была замужем за бригадиром А. Н. Висленевым, Екатерина — за князем Н. С. Долгоруким, Анна — за майором П. В. Головиным, Варвара — за помещиком Елгуновым. Одна лишь Елена осталась в девицах. Она умерла в Могильцах в 1842 году, ее гранитное надгробье можно сегодня увидеть в церкви — одно из немногих, сохранившихся от старого кладбища…
Некоторые сведения о гагаринских дочерях дает нам альбом великого князя Николая Михайловича «Русские портреты XVIII–XIX столетий», который он издал в начале нынешнего века на роскошной бумаге, отпечатав в отличной типографии Экспедиции государственных бумаг. В альбоме приведен отрывок из записок майора Павла Головина о том, как он проживал по соседству с князем Гавриилом Петровичем Гагариным и как угодно было последнему по доброму сговору с почтенным отцом майора принять его «в свое семейство» и «общим родителям сей союз был утешителен».
Этот отрывок явился как бы подписью к помещенному в альбоме портрету Анны Гаврииловны, которую вместе с ее сестрой Варварой запечатлел знаменитый художник и дальний родственник Головиных — Владимир Лукич Боровиковский. Еще одно упоминание об Анне Гаврииловне Головиной. Ей посвящено несколько строк в воспоминаниях Елизаветы Петровны Яньковой «Рассказы бабушки, записанные и собранные внуком Д. Благово», изданных в 1885 году в Петербурге *. Вряд ли кто-нибудь из любителей московской старины обошел эти воспоминания.
Прожившая всю свою долгую жизнь в Москве, Елизавета Петровна, в девичестве (или, как она любила повторять, «сама по себе») Римская-Корсакова, была связана тесными родственными узами со многими известными фамилиями и, обладая отменной памятью, неторопливо пересказала на закате жизни своему внуку множество удивительных историй и преданий. И была среди них история о том, как подмосковный дом Головиных заняли в 1812 году французы. Неприятель заставил хозяина и хозяйку пробовать все блюда, которые подавались незваным гостям, да еще запрещено было звонить в церковный колокол: опасались условного знака…
Об Анне Гаврииловне она говорит так: «Дочь бывшего министра торговли князя Гавриила Петровича была молода, хороша…» К тому времени, когда писались эти воспоминания, Анна Гагарина, принявшая схиму под именем Иоанны, покоилась под алтарем Соборной церкви Влахернского монастыря. Однако бабушка Янькова не обмолвилась ни словечком о том, что привело не старую еще Анну Гагарину в монастырь. И мы тоже вряд ли раскроем теперь эту тайну.
Упоминает Янькова и другую дочь Гагарина — Екатерину. Но — «мы знакомы не были, хотя и были родня».
У нас есть возможность познакомиться с портретом Екатерины Гаврииловны Долгоруковой: он тоже воспроизведен в альбоме великого князя. В примечаниях к нему сообщается, что портрет был писан В. Л. Боровиковским, куплен несколько десятилетий спустя Павлом Михайловичем Третьяковым и помещен в его галерее как «портрет неизвестной».
В 1898 году журнал «Русский архив» опубликовал письма дипломата В. Я. Булгакова к его отцу Якову Ивановичу, литератору и видному чиновнику того же внешнеполитического ведомства при Екатерине Пн Павле 1. В одном из писем, датированном 13 марта 1802 года, сын сообщает сногсшибательную петербургскую новость: «Князя Гавриила Петровича Гагарина дочь ушла недавно, и она наконец нашлась у какого- то Сикунова, служащего в капитуле Мальтийском, в которого она влюбилась; отец, говорят, ее простил и позволил ей за него замуж выйти».
Но к 1802 году все гагаринские дочери были пристроены, за исключением младшей, которая, как уже было сказано, осталась в девицах. И никакой Сикунов в росписях гагаринского рода не обнаружен. Все это, скорее всего, досужая сплетня, пущенная в старого князя его недоброжелателями: в тот год, когда окончательно закатилась его звезда, многие не могли отказать себе в удовольствии потешаться над бывшим сотоварищем покойного императора. И не стоило бы нынче вспоминать об этом, если бы не попали эти строки в солидное издание «Словаря русских писателей XVIII века» (JL: Наука, 1988. Вып. 1), в статью о Г. П. Гагарине.
Статья эта, к слову сказать, отличается обстоятельным изложением непростой биографии князя Гавриила. В ней сведены воедино факты, рассыпанные по множеству источников XIX века, использован ряд зарубежных изданий нашего времени. Настоятельно рекомендую эту статью тем, кто захочет подробно ознакомиться с жизнеописанием одной из колоритнейших фигур времен царствования Екатерины II и Павла I.
Кроме дочерей был у Гавриила Петровича сын — Павел. Медальон с его изображением тоже помещен в «Русских портретах».
Но о Павле стоит рассказать особо.
* Эта книга была переиздана в серии «Литературные памятники» (М.: Наука, 1989).
ГЛАВА ТРЕТЬЯ,в которой речь идет о судьбе человека, имевшего много завистников; эти люди злорадствовали и смеялись над ним, а потом посчитали сумасшедшим и перестали принимать у себя
Он видит — в лентах и звездах,
Вином и злобой упоенны,
Идут убийцы потаенны,
На лицах дерзость, в сердце страх.
Александр Пушкин. Вольность
Он начал воинскую службу в 1780 году сержантом Преображенского полка.
Ему исполнилось в ту пору три года. Это было дело обычное. Вспомним, что герой «Капитанской дочки» Петр Гринев начал еще раньше: «Матушка была еще мною брюхата, как уже я был записан в Семеновский полк сержантом… Я считался в отпуску до окончания наук».
Нам осталось неведомым, когда закончил курс наук молодой князь, но в 22 года он уже пребывал в звании майора, участвуя в Итальянском походе Александра Васильевича Суворова. История умалчивает о воинских успехах майора, зато она не скупится на подробности вокруг событий, происходивших в это время в столичном городе Петербурге. А заключались эти события в том, что император Павел соизволил обратить свое внимание на молоденькую фрейлину Анну Лопухину. Фрейлина пыталась всячески избегать монаршьей благосклонности, но тут в охоту, словно стая гончих, включилась немалая часть придворных, лелеющих надежду, что с отставкой прежней фаворитки — Нелидовой они заменят ее партию в самой близости у тропа. Загнанная в угол опытными интриганами, Лопухина в слезах призналась своему августейшему воздыхателю, что сердце ее хотя и принадлежит государю, но в этом сердце пылает огонь любви к князю Павлу Гагарину.
И тогда… И тогда государь велел передать Суворову, что весть о ближайшей победе в Петербург должен привезти сын князя Гавриила. Павел так и повелел буквально — о первой, ближайшей же победе. Другому он бы сказал — о ходе военных действий или первое же важное сообщение, но он знал Суворова, тот сражений не проигрывает и долго ждать с вестью не заставит. В июне 1799-го вытребованный фельдъегерь имел честь лично доложить императору о том, что в битве при реке Треббия войска фельдмаршала наголову разбили армию французского генерала Жака Макдональда.
П. А. Вяземский в своей «Старой записной книжке» с чьих-то достоверных слов так живописует этот эпизод, весьма характерный в длинной череде павловских причуд:
«Государь принимает его в кабинете своем, приказывает освободиться от шляпы; сажает и расспрашивает его о военных действиях. По окончании аудиенции Гагарин идет за шляпою своею и на прежнем месте находит генерал-адъютантскую шляпу.
Разумеется, он не берет ее и продолжает поиск своей.
— Что вы, сударь, там ищете? — спрашивает Государь.
— Шляпы моей.
— Да вот ваша шляпа- говорит он, указывая на ту, которой по приказанию Государя была заменена прежняя.
Таким замысловатым образом князь Гагарин узнал, что он разжалован в генерал-адъютанты.
Вскоре за тем была помолвка княжны и князя, а потом и свадьба их».
Благодеяния Павла коснулись, естественно, не только молодого генерала. Его супруга Анна Петровна стала камер-фрейлиной, ее мачеха — статс-дамой, а отец — геперал-прокурором и членом Государственного совета. А за несколько месяцев до этого в княжеский герб Лопухиных было внесено имя Анна, что в данном случае считалось не именем, а переводом древнееврейского слова «благодать».
Анной Павел называл корабли и приказывал золотом вышивать это имя на знаменах гвардии.
По преданию, он даже велел окрасить стены Михайловского замка в красный цвет — цвет перчаток своей возлюбленной *. Все это, видимо, и дало повод историку Петру Ивановичу Бартеневу написать однажды, что «княгиня Анна Петровна Гагарина, урожденная княжна Лопухина, — предмет рыцарского поклонения императора Павла».